100 свиданий с ведьмаком
Шрифт:
В окно второго этажа тихо стукнул магический самолетик.
Глава 26
Глава 26
— Сильна ведьма, — Иеле недобро усмехнулась, глядя на остатки послания, вернее, уже на пустое место на столешнице.
Записка, адресованная Елисею, испарилась, как только он ее прочел.
— Я-то подумал, вот она, улика, — уныло вздохнул Стылый, потерев столешницу пальцем. — Налицо и шантаж, и угрозы. С такими доказательствами было бы, от чего танцевать.
— Даже откат временной не сработал, — досадливо фыркнула фея. — Сильна, сильна! Ну, мы еще посмотрим, кто кого.
— Временной откат? Это типа предмет уничтоженный, улику какую из прошлого восстановить?
— Трудное волшебство, — кивнула фея, — но выполнимое. Однако, как видите, и на старуху найдется проруха.
— Ах, временной откат! — глаза Стылого подернулись мечтательной дымкой. — Вам бы в моей конторе цены не было!
— Госпожа Иеле — для нас находка, никто не спорит, — проговорил Хмурый, оттесняя брата от феи. — Вы лучше думайте, как Есю отговорить в Навь идти.
— Не думайте, — сказал Елисей, войдя на кухню. Он проверял на ходу ведьмацкую экипировку. — Предки мои в Навь ходили, и я пойду. Кто сейчас у Беляны?
— Крысень. Послушай, Елисей, — Клят покачал головой. — Есть одно препятствие. Никто, кроме Беляны, воду из Источника взять не мог. А без воды ты в Навь не попадешь.
— Твоим предкам воду Хранительницы выдавали, строго: туда и обратно, — подтвердило Зеркало, транслирующее сначала несколько часов подряд переулки Темного квартала, по которым в поисках Шиша бродил Пуся, а теперь страницы древних волюмов, умыкнутых кицуне у грифонов-библиотекарей. — Хм… а ведь получается, все, как раньше: ведьмаки с нечистью воюют, в Навь ходят, Вещие Девы водой занимаются… страшно. Не перед воскресением ли Кощея древние традиции возвращаются? Не Магия ли Всепроникающая соломку подкладывает роду людскому, а?
— Я отправил Марье послание, — сообщил Елисей. — Сказал, что приду. Пусть Лебедь считает, что я в отчаянии. Почему она уверена, что сможет набрать воды?
— Думаю, потому что она Лебедь Черная, — предположил Дух, — а они могут принимать обманный облик Белых Лебедей. Белая Лебедь — Вещих Дев древнее обличие. Историю помнишь? Все Девы умели в лебедушек оборачиваться, а Черные нередко пытались их место занять. Трудно сказать, подчинится ли Марье Источник. Но, полагаю, что тебе вода не подчинится, она знает.
— Что случится, если Марья заполучит воду?
— Думаю, попытается Бессмертного оживить. Сроку ему осталось до листопада, — пояснил Дух. — Раз Зоря спряталась, это последняя возможность Лебеди не попасть в Навь.
— А что будет, если Кощей к жизни вернется?
На кухне повисло тяжелое молчание. Слышно было только, как всхлипнула Зоря. Изза, помогавший ей накрывать на стол, обнял жену и поцеловал ее в висок.
— Будет… хаос. Торжество темной магии. Выйдут из темниц черные маги, те, кого драконы держат закованными в цепи — никто из них бессмертия не достиг, но и убить их невозможно, вот драконы и ждут, когда те… сами, — сбивчиво проговорила младшая Моранова. — Отец говорил, в Сильверграде много старых колдунов, но они прячутся. Они надеются на возвращение Кощея и поныне. Я не понимала, думала, это… сказки, что папа просто мечтает, что будет, как раньше, чтобы можно было вид магии выбирать и если уж ты темный, то тоже имеешь право… и что уйдут узурпаторы-драконы… так он говорил.
— Я попытаюсь набрать воды, — сказал Еся.
— Попытайся, ты все же Хранительницы избранник. Но не горячись, если не выйдет. У нас с Пусей есть еще план «бэ», — проговорил Дух. — Но я в нем не очень уверен, информации недостаточно. Где же этот лис? Где он бродит?!
… Вода уклонялась, обжигала и морозила,
Был еще один способ. Мысль о нем Еся заталкивал в самые глубокие уголки памяти, но теперь пришло время принять во внимание и его. А способ тот был — заглянуть смерти в глаза. К нему прибегали самые отчаянные ведьмаки в самые отчаянные времена. Суть способа была в том, чтобы пустить себе кровь, и пока она будет вытекать, поймать миг на грани жизни и смерти, зависнуть в нем… ну а дальше, если вытянут из Нави братья-ведьмаки, вернуться в Явь. Или не вернуться.
Еся усмехнулся, достав из петли плаща острый нож. И некому-то жизнь свою доверить — ни одного друга ведьмака рядом не осталось. Олега разве позвать, так не факт, что он сам Есю не добьет. Описывался в хрониках случай. Там именно так и произошло. Один ведьмак отправился за своей невестой в Навь, а второй, в ту же девушку влюбленный, его предал — вовремя не вызволил. Вот только невеста вызволенная очнулась и любимого водой окропила. Он ожил, а предателя в поединке убил. Еся даже задумался, поигрывая ножом. Потом вздохнул, занес нож над запястьем… и завалился на спину от рывка сзади. Бело-голубой хвост Пуси обвился вокруг предплечья.
— Успел? — раздался незнакомый женский голос за спиной. — Молодец лисенок. Это что же ты, ведьмак, удумал, а? Вовремя я вернулась, вовремя!
***
Тяжко как, душно, тревожно на душе. Тропа зовет. Давно ли я бреду через чащу? Не знаю. Черепа на колах вдоль дороги светят глазницами, медленно, со скрипом оборачиваются вслед — я уже не боюсь, привыкла. Если чего-то долго-долго бояться, то страх притупляется. Чаща живая: рычит, насвистывает, щелкает зубами. Гибкие тени мелькают за частоколом из черепов, но на тропу никто и ничто не выходит. Тени зовут меня к себе, обещают вернуть домой, мол, они-то дорогу знают.
— Где я? — спрашиваю у них.
— В Нави, — безмолвно отвечают тени.
— Во сне? — переспрашиваю наивно.
Тени хохочут.
— А где дом мой?
— В Яви. Иди к нам. Мы тебя знаем, домой сопроводим.
Тени лгут. Им от меня что-то нужно. Иногда я слышу женский голос, сладкий, томный. Женщина поет колыбельную, но меня не обмануть: это она науськивает тени. И я продолжаю путь вперед. Вперед, потому что тропа вьется и незаметно ползет в гору. Чаща меняет тактику: ухает и манит детскими голосами. Слева заливается плачем младенец, справа ребенок зовет маму, жалуется, что заблудился. Если бы не частокол, не выдержала бы, пошла бы на голоса, но черепа вспыхивают глазницами, как только я отклоняюсь от середины тропы. Холодает. Сырость ползет по ногам. Сияет полная луна. Мне бы остановиться и отдохнуть, но негде.
Огонек впереди вначале теряется среди света от глазниц, но вот он уже совсем близко, больше, ярче — маяк в густеющей тьме. Свет льется из окон избушки. Сама она — грубый сруб, мхом поросший — на двух «лапах» раскорякой возвышается над тропой. Когда-то такие избушки строились для мертвых колдунов. Люди боялись темных магов, земля их не принимала, вот и сооружались домики на двух бревнах посреди болота или в глухой чаще. Откуда я это знаю? Понятия не имею.
Дальше пути нет — тупик, да я и не в силах идти. Если меня сейчас съедят, спасибо скажу. Это не физическая усталость — тоска смертная, томящая душу все сильнее. Словно я приговоренный к казни человек, которого везут дальней дорогой на виселицу. Уж лучше бы побыстрее довезли.