119 дней до тебя

Магарцева Юлия

– О, вот он – наш вдохновляющий лидер. Так вот каков твой секрет, терапия – самобичевания?

– Мы погрязли в ненависти к себе. Если хочешь искупления, не стыдись этого.

Итан помогает Оливии проводить его в их комнату. Сейчас отец так невинен и слаб… сейчас он лучший, чем когда либо. Треплет сына за волосы, лезет обниматься, хвалит. Парень задерживается на некоторое время, смотрит на него на засыпающего, вроде бы счастлив… но сердце пропускает удар и он мрачнеет, не сводя взгляда с безмятежного лица отца, и ощущает накатывающийся ледяной волной

осадок недавнего разговора и расспросов.

– Всё в порядке? – Нура всё там же, у балкона, стоит в свете ночи из окна. Ореол волос, тонкая полуобнаженная фигура, длинные, самые обалденные в мире ноги.

Она не видит, но у него на лице написано, что «нет, не в порядке». Но он не хочет об этом говорить, не станет. Быстро подходит к ней и берёт на руки. Относит на постель, скидывает с себя футболку, нависает над ней, молча, расстегивает ремень. Голова одурманена, хищный чувственный взгляд. Жмурится, мотнув головой, отгоняя прочь жалящие мысли, сглатывает подступивший к горлу ком и опускается к ней.

Он забывается, она помогает, заставляет… с ней так всегда. Это, как невидимая, наисильнейшая связь. Она держит за эти нити, даже сама не понимая, какую имеет над ним власть. И он поддаётся, он чувствует её, чувствует всю, везде… Волнуется от её стона, прижимает сильнее… хочет кричать от переполнявших эмоций, кровь грохочет в висках. Сжимает её бёдра, кусает, ласкает… Странно, что он всё ещё дышит, слишком сильно привязался к ней, слишком сильно стал зависим. И позже, когда она уставшая и расслабленная, лежит, засыпая, на его груди, он признаётся самому себе, что она – его самая настоящая фобия.

– Нура, - зовёт он еле слышно, очень надеясь, что она не ответит.

– Ум… – отзывается девушка, не открывая глаз.

– Прости, что я снова об этом, но… Ты знаешь, как они погибли? Что случилось? Это, в самом деле, была авария?

– Авария? – сонно вздыхает она. – Нет, я не знаю.

***

24 ноября. Пятница, 15:20.

«Библиотека Гарольда Вашингтона»[6]. Итан стоит перед входом, смотрит на отражающиеся в вытянутых огромных окнах, плывущие рваные облака. Каменные статуи свисают с крыши, они похожи на насмехающихся гаргулий… глазеют прямо на него, скалятся, приоткрыв свои острые клювы.

– Добрый день, чем могу помочь? – приветствует один из библиотекарей внутри, когда Итан подходит к информационной стойке. Парень объясняет ситуацию, называет имена и всё, что известно.

– В сети ничего не нашли?

– Нет, абсолютно ничего. Эти люди, они… у них было своё дело. Мне кажется, возможно, о трагедии писали. Какой-нибудь некролог, может быть. Хотелось бы найти хоть что-то.

Спустя некоторое время, запасшись парой стаканов крепкого кофе, он сидит в одном из залов перед монитором специального аппарата, перелистывая плёнку с отсканированными страницами старых выпусков газет. «Chicago Tribune», 2003 год.

Нура

поделилась с ним однажды, как Ник рассказывал ей о том, что, когда её привезли на ферму, она долго не могла привыкнуть к новому дому… не ела, не спала нормально, не брала в руки новые игрушки и не смотрела в сторону резвящихся на игровых площадках детей. Тётя Энни с Ником очень переживали за её здоровье. И вот, в одно серое унылое утро, Ник просто одевает её потеплее, берёт удочки и ведёт к местному небольшому озеру. Она была в таком восторге, когда они отплыли от берега в лодке, с таким нетерпением держала удочку, вскрикивала на любой всплеск воды, радовалась пойманной рыбёшке. И так было до самого первого снега, каждый день, он водил её на то озеро. Она помнила это и с тех пор, не отставала от него ни на шаг.

«Первый снег» может означать позднюю осень – предполагает Итан и перелистывает на октябрь, сначала внимательно вглядываясь в каждую из страниц, потом лишь в главную и последнюю, где печатаются самые мелкие, кажущиеся непримечательными статьи.

– Я ждала его в машине у дома, и когда дверь открылась, я такая: О, Бог мой, что это за жиртрес?! – воскликнула Кристина, сидевшая напротив Нуры за столом в закусочной. – Торчки же обычно тощие! Это не он, не он… У меня была паника, но я обещала тёте сходить с ним в кино, поэтому не могла сбежать.

Она посмотрела на подругу, явно ожидая сочувствия, но та только, молча, моргнула.

– И знаешь что? – в конце концов, спросила Кристина.

– Нет, но думаю, ты мне сейчас скажешь.

– Мне пришлось нацепить очки и бейсболку! Папину, блин, помятую, из бардачка! Это было так стыдно. Посреди Кливленда в чёртовой кепке с этим пухлым бывшим анфитаминщиком рядом.

– Он – твой брат, Крис.

– Ужасный жирный брат! А они с мамой ещё шутили, что мы похожи… Хуже только растолстеть!

– Ну, ладно, успокойся, это в прошлом. – улыбнулась Нура и взяла со стола свой телефон. – Он приедет, хочешь ли ты этого или нет, и поступит учиться. Ты не можешь этому помешать, но ты не обязана с ним общаться.

Она набрала и отправила сообщение Итану, который должен был позвонить, но молчал.

– Да, правильно. – горестно согласилась соседка. – Но, боюсь, меня совесть сожрёт. А это лучше чем меня сожрёт он, так что я, пожалуй, помучаюсь.

– Перестань, – бросив в сумку телефон, засобиралась девушка. – Он ещё даже не здесь.

– О, ты уже уходишь? – захныкала Кристина.
– Не оставляй меня!

– Итан должен скоро приехать. – с сожалением сказала Нура, застёгивая куртку.
– Хочу пойти к нему сейчас.

– Ладно, давай, бросай меня и ты тоже. – фыркнула Крис.
– Как же скучно… Скоро я не выдержу, сорвусь, кину вас всех и учёбу, и улечу в Нью-Йорк.

 Выпалив всё это, она, раздув ноздри, замолкла, а Нура улыбнулась:

– Так сильно соскучилась по нему?

– Да. – раскисла та, опустив руки. – Очень, очень сильно.