13 диалогов о психологии
Шрифт:
Проблема неклассического понимания объективности 379
кусочков”, потому что все в совокупности составляет квадрат! Да, но задачу-то я не решил…
А.: Решил, только с моей подсказкой…
С: А разве это что-то принципиально меняет?
А.: Меняет. Обрати внимание, как проходил наш “микроэксперимент”. Во-первых, каким методом психологического исследования ты пользовался? С: Я? Никаким. Я просто решал задачу, просто рассуждал…
А.: Именно. Ты решал эту задачу путем “рассуждения вслух”, не наблюдая за процессами
своего мышления, как это рекомендовали психологи Вюрцбургской школы, а “выражал
мысль в слове”. Твоя мысль буквально “совершалась в слове”, развертывалась передо мной, а
уж моей задачей было вступить с тобой в диалог и помочь твоей мысли совершиться… Здесь
то
С: А почему ты слово “объективное” сказал с какой-то странной интонацией?
Проблема неклассического понимания объективности и гештальтпсихология
А.: Потому что в этих исследованиях, а также в исследованиях Карла Дункера, с которыми
ты познакомишься в курсе “Психология мышления”, отчетливо выступило иное понимание
объективности, чем в классическом естествознании…
С: Не понимаю.
А.: У нас об этом будет специальный разговор, а сейчас только два слова. В классическом естествознании объективным называлось такое исследование, которое полностью исключало участие “субъективности” экспериментатора в процессе получения знаний о предмете исследования. Но послушаем специалистов, которые в последнее время занимаются проблемой классического и неклассического идеалов объективности научных исследований. А.А. Пузырей: Что характерно для естественнонаучных знаний? Эти знания относятся к некоторому “естественно существующему” объекту, то есть такому объекту, который по самой идее естественнонаучного исследования не только не предполагает (этих) знаний о нем в качестве необходимого
380 Диалог 8. Равно ли целое сумме своих частей?
момента или условия своего существования но, напротив, принципиально исключает такую возможность: знание в естествознании стоит всегда в принципиально внешнем отношении к представляемому в нем объекту, “не входит”, не включается в него и, больше того, не может входить. Оно лишь отражает изучаемый объект, фиксирует для познающего законы жизни изучаемого объекта, само ничего не меняя в этой жизни, в этих законах… [20, с. 37].
А.: Ведя же с тобой диалог, я вмешиваюсь в ход твоего решения, направляю его, и без этого диалога, в который я, естественно, привношу свою “субъективную непредсказуемость”, твое решение задачи, как ты сам верно заметил, не состоялось бы. И отсюда — новое понимание объективности исследования в психологии.
А.А. Пузырей: Становится понятно, что мы не можем рассматривать испытуемого, отдельно взятого испытуемого, в качестве единицы анализа, потому что его работа не обладает никакими самостоятельными законами движения, жизни. Такой минимальной единицей является в данном случае диада: испытуемый — экспериментатор, диада, которая занимается осуществлением процесса “доказательства и опровержения” [20, с. 40]. А.: Интересно, что сам Дункер, о котором в основном пишет Пузырей, да и Вертгеймер тоже, считал, что процесс решения задачи “развивается естественно, просто от столкновения испытуемого с задачей. И для того, чтобы он осуществлялся, достаточно, чтобы испытуемый прочел условия задачи и понял бы, ухватил смысл конфликта, чтобы сам факт конфликта выступил перед ним с достаточной очевидностью, — тогда будет развертываться процесс решения этой задачи, который, в конце концов, приведет к ее решению” [20, с. 39]. Вместе с тем это был фактически новый тип эксперимента, который, согласно Пузырею, открывал новые пути исследования психологии человека, являющегося, собственно, не столько исследованием, сколько особой “психотехнической деятельностью”, то есть специальной “искусственной организацией” психики другого человека (См. [Там же, с. 41]). С: Ты знаешь, у меня возникло какое-то возражение, но не знаю, как его сформулировать. А.: Оставь пока свои возражения до специального разговора на эту тему… Итак, в гештальтпсихологии возник, по мнению современных методологов психологии, новый тип
Разработка проблемы целостности в школе К.Левина 381
психологического эксперимента, который, кстати, был характерен не только для гештальтпсихологов, но и для исследований в русле “деятельностнои парадигмы”, как мы это позже рассмотрим. Тем более, по мнению Пузырея, это относится к еще одному крупнейшему представителю гешталь-тпсихологии, Курту Левину… С: Как, это еще не все? Разработка проблемы целостности в школе
А.: Что ты! Самое интересное только начинается. Но дело в том, что Курт Левин, который формально работал в то же время в Берлинском университете, что и “триумвират” гештальтпсихологов, эмигрировал вместе с ними в США и разделял основные их положения, в частности идею целостного подхода к изучению сознания и поведения человека, представляет собой столь оригинальную фигуру в психологии, что многие исследователи рассматривают творчество этого ученого отдельно. Его группу считают самостоятельной школой. И действительно, стремясь дополнить и углубить картину психического мира человека, нарисованную гештальтпси-хологами, Левин вводит в нее иное, “личностное” измерение: в центре его внимания оказывается аффективно-потребност-ная сфера человека. В свою очередь, познавательная сфера отступает у него на задний план. И это приводит к тому, что изучение познавательных процессов психики человека и ее аффективно-потребностной стороны идет в гештальтпсихо-логии как бы параллельно. Все это, естественно, препятствует подлинному решению проблемы целостности, к которому стремилась гештальтпсихология. С: Расскажи мне об исследованиях Левина!
А.: Я ограничусь только некоторыми примерами из них и своими личными переживаниями, чтобы у тебя возник некий гештальт этой школы…
С: Какими еще “личными переживаниями”? Ты что, кого-то знал из этих психологов? А.: Мне посчастливилось. Когда я был еще студентом, лекции нам читала знаменитая ученица Курта Левина Блюма Вульфовна Зейгарник. С: Опять такое интересное имя!
Диалог 8. Равно ли целое сумме своих частей?
А.: А какой это был интересный человек! Кстати, она наша соотечественница, а у Левина училась вместе с другими советскими студентами, точнее сказать, студентками… Практически все самые знаменитые исследования группы Левина до его эмиграции в Америку были дипломными работами его учениц. Примечательно, что учитель был ненамного старше своих учеников: Левин родился в том году, когда Эренфельс опубликовал свою знаменитую работу “О гештальт-качествах”, то есть в 1890 году, а Зейгарник была ровесницей века…
Кстати, позже, вернувшись в Москву, пережив ряд страшных лет (ее муж был репрессирован), Блюма Вульфовна явилась одной из создательниц отечественной патопсихологии, став на позиции деятельностного подхода, не приемля методологии бывшего своего учителя Левина. Но на лекциях о нем она буквально заставила нас влюбиться в этого человека, умершего, к сожалению, довольно рано, в 57 лет, но успевшего внести столь большой вклад в развитие американской социальной психологии, что американцы считают его “своим”. Тем не менее мы остановимся на “берлинском” периоде его деятельности, до эмиграции. Давай же послушаем саму Зейгарник, рассказывающую о Курте Левине.
Б.В. Зейгарник: К. Левин был не только крупным ученым, но и ярким человеком с широким кругом интересов, эрудированным в вопросах биологии, физики, математики, искусства и литературы. Однако всецело он был поглощен психологией. Своими идеями он был увлечен, захвачен. Он мог рассуждать на темы психологии в любой момент и в любой обстановке. Случалось, что его осеняла какая-нибудь мысль во время прогулки — он мог тут же остановиться среди улицы, вынимал блокнот и начинал записывать пришедшую ему мысль, не обращая внимания ни на удивленных прохожих, ни на транспорт… Он был очень требователен и строг …в работе, даже гневен, если замечал недобросовестное отношение к результатам эксперимента. “Наука не терпит лени, недобросовестности и глупости”, — была его любимая фраза.
…К. Левин был страстным поборником эксперимента в психологии. При этом он всегда подчеркивал, что эксперимент должен вытекать из теории и отвечать на конкретную задачу. “Без теории эксперимент слеп и глух”, — любил он повторять своим ученикам. К. Левин не любил стопроцентного совпадения результатов: “слишком хорошо сходятся
“Эффект Зейгарник” и проблема квази-потребностей 383
концы с концами — проверьте еще раз”, требовал он. Он считал, что анализ “отрицательных” результатов выяснение причин подобного отклонения часто помогают установлению закономерностей изучаемого явления. Придавая большое значение установлению общих закономерностей, формализации результатов эксперимента, он с большой осторожностью относился к количественным данным [21,с. 14-15].