1356

Корнуэлл Бернард

Он не может стать лордом, не родившись, как ты, обладая привилегиями и титулом, но всегда остается церковь. Человек может пойти очень далеко в нашей святой католичекой апостольской церкви.

Не важно, что ты родился в канаве, если у тебя есть неплохие мозги, и сын торговца салом может стать церковным иерархом, так что церковь притягивает всех этих смышленых мальчишек, а некоторые из них, как Луи Бессьер, еще и амбициозны, жестоки, жадны и беспощадны.

Итак, одно лицо церкви, сир, это наш нынешний Папа. Хороший человек, немного унылый, немного слишком приверженный

канонам, но человек, который пытается вести себя так, как бы вел себя Христос в этом порочном мире. А второе лицо - это Луи Бессьер, злой человек, который больше всего на свете желает стать Папой.

– Потому он и ищет Злобу, - тихо промолвил Роланд.

– Конечно.

– И я сказал отцу Маршану, где найти ее!
– продолжал Роланд.

– Да?

– Или где он может ее найти. Я не уверен. Ее может там и не быть.

– Думаю, тебе следует поговорить с Томасом, - мягко предложил отец Левонн.

– Ты сам можешь сказать ему, - сказал Роланд.

– Я? Почему я?

Роланд пожал плечами.

– Я должен ехать, отец.

– Куда?

– Король призвал всех вассалов к оружию. Я должен подчиниться.

Отец Левонн нахмурился.

– Ты присоединишься к армии короля Франции?

– Конечно.

– И сколько у тебя там врагов? Лабруйяд? Маршан? Кардинал?

– Я могу объяснить всё отцу Маршану, - задумчиво произнес Роланд.

– Ты думаешь, он склонен прислушиваться к объяснениям?

– Я дал клятву, - сказал Роланд.

– Так забери ее обратно!

Роланд покачал головой.

– Не могу, - он заметил, что священник уже был готов прервать его, поэтому поспешил закончить.
– Я знаю, что жизнь не делится на белое и черное, отец, и, возможно, Бессьер - зло, и знаю, что Лабруйяд - подлое существо, но чем лучше его жена? Она совершила прелюбодеяние! Она блудница!

– Половина христиан виновна в этом грехе, а большинство из второй половины тоже желает согрешить.

– Если я останусь здесь, - произнес Роланд, - то тем самым закрою глаза на ее грех.

– Боже правый, - поразился отец Левонн.

– Так плохо желать чистоты?
– спросил Роланд почти умоляюще.

– Нет, сын мой, но в этом нет смысла. Ты допускаешь, что можешь давать клятвы порочным людям, но не можешь их нарушить. Где же здесь чистота?

– Тогда, может быть, я нарушу клятвы, - допустил Роланд, - если моя совесть подскажет мне это, но зачем нарушать клятву ради того, чтобы поддержать человека, который сражается против моей страны и укрывает блудницу?

– Я думал, ты гасконец. Англичане правят Гасконью, и никто не оспаривает их права.

– Кроме некоторых гасконцев, - заметил Роланд, - и если я буду драться, то лишь за то, что считаю правильным.

Отец Левонн пожал плечами.

– Ты можешь сделать лишь это, - согласился он, - но по крайней мере, ты можешь попрощаться с Томасом, - он выглянул из окна и увидел, что горизонт стал светлеть.
– Иди, он ждет, чтобы поблагодарить тебя.

Он отвел Роланд вниз, на большую кухню. там находилась Женевьева с повязкой на левом глазу, а Хью спал в углу. Томас сидел рядом с женой,

обняв ее рукой за плечи.

– Отец, - поприветствовал он Левонна.

– Сир Роланд собирается уезжать, - сказал отец Левонн, - я пытался убедить его остаться, но он настаивает, что должен отправиться к королю Иоанну, - он обернулся и жестом предложил Роланду высказать всё, что тот желает, но Роланд молчал.

Он зачарованно смотрел на третьего человека, сидящего за столом. Казалось, он неспособен открыть рот или двинуться с места.

Он просто глядел, и в его голове пробегали все поэтические строки, что пели трубадуры в материнском замке, о губах, что как смятые лепестки роз, о щеках, белых, как крыло голубки, о глазах, что могли осветить темные небеса, о волосах цвета воронова крыла.

Он попытался снова заговорить, но не смог выдавить ни слова, а она ответила на его взгляд такими же широко открытыми глазами.

– Ты не знаком с графиней Лабруйяд?
– спросил Томас. Миледи, это сир Роланд де Веррек..., - он помедлил, а потом без всякой цели добавил, - который поклялся вернуть вас вашему мужу.

Но казалось, что Бертийя не услышала слова Томаса, как не услышал и Роланд, потому что она просто смотрела на Роланда. Они уставились друг на друга, и для обоих остальной мир прекратил существовать.

Время остановилось, небеса задержали дыхание, а рыцарь-девственник влюбился.

Часть третья

Пуатье

Глава десятая

Две игральные кости покатились по столу.

Это был стол тонкой работы из темного каштана с инкрустацией из серебра и слоновой кости, изображающей единорогов, но теперь накрытый скатертью из темно-синего бархата с золотистой бахромой.

Бархат приглушал звук игральных костей, за которыми наблюдали пятеро мужчин.

– Боже милосердный!
– сказал самый молодой, когда кости остановились.

– Опустошили вас, сир, - произнес другой, склонившись над столом, - трижды!
– ему приходилось наклоняться, потому что кости были сделаны из дорогой белой слоновой кости и выгравированы золотом, из-за чего цифры трудно было разобрать, к тому же эти трудности усугублялись странным освещением в огромном шатре из окрашенного в бело-желтые полосы полотна.

И этого света, окрашенного в цвета полотна, было немного: несмотря на то, что утро уже было в разгаре, небо затянуло густыми облаками. Мужчина вопросительно посмотрел на принца, ожидая его разрешения забрать кости.

Принц кивнул.

– Два и один, - произнес человек, ухмыляясь, - что, как я полагаю, составляет три и увеличивает ваш долг мне до трех сотен.

– Твоя радость совершенно непристойна, - заявил принц, хотя и беззлобно.

– И правда, сир, но это все равно радость.

– О Боже, нет, - принц поднял глаза, потому что шатер внезапно наполнился шумом дождя. Он стучал по полотну все утро, а теперь просто громыхал, а потом полился с такой силой, что мужчины были вынуждены повысить голоса, чтобы слышать друг друга.
– Сегодня Господь меня не любит!