19 египетских рассказов
Шрифт:
— Свободы… хлеба для всех… долой империализм!
И я ответил:
— Долой империализм!
Вдруг маленькая рука неожиданно дотронулась до моей руки, и сын мой спросил:
— Что значит империализм, папа?
Асам — маленький ребенок — спрашивал меня, что такое империализм.
Я ответил:
— О Асам, ты скоро это узнаешь и будешь бороться против него, сын мой, вместе с другими добровольцами.
С этого времени в моем сердце начала укрепляться вера в будущее Асама, она стала расти изо дня в день. Я страстно хотел увидеть сына оратором, писателем, преданным патриотом, борцом за свободу Египта.
Асам стал всем для меня, он стал
Потом у меня родился второй сын — Самир. Я поделил между ними свою жизнь и все свои помыслы. Я отрешился от себя, чтобы жить для сыновей. Я дышал, когда они дышали, заболевал, если они были больны, радовался, когда их души наполнялись радостью.
Мой интерес к себе исчез перед огромной заботой о чудесных сыновьях — Асаме и Самире.
Разве мне не простительно говорить, что они чудесны?
Ведь они частица меня самого, более того — самые любимые создания, которыми я обладаю, они действительно чудесны.
Однажды, узнав от Асама, что учащиеся собираются устроить демонстрацию протеста против чрезвычайного положения, я пошел в школу и в день демонстрации незаметно влился в ряды юношей. Не удивляйся. Я хотел услышать речь моего сына. Вместе с учащимися я аплодировал Асаму, когда он обвинял Исмаила Сидки в беззаконии и говорил, что чрезвычайное положение — это железная стена, воздвигнутая слабым, пугливым человеком, боящимся народного восстания, что Сидки навязал чрезвычайное положение Египту потому, что знает — народ встревожен и не верит правителю.
В этот день я аплодировал ему от всей души. Я шел в рядах демонстрантов, повторяя их возгласы, и не замечал, что вызываю подозрения учащихся, пока один из них не спросил меня гневно:
— Ты из полиции?
— Нет, я отец Асама, — ответил я, поднял руку и воскликнул: — Долой Сидки-предателя!
Гром голосов потряс всю улицу, повторяя мой возглас. Демонстранты шли по городу, и я все время находился среди них.
Потом я почувствовал, что мое присутствие смущает сына, я отделился от толпы и стал наблюдать за молодежью, которая призывала к уничтожению чрезвычайного положения, к свободе народа. Я едва не задыхался от восхищения, энтузиазма и радости. Сын растет, становится взрослым, он превращается в борца, каким я воображал его раньше.
Асам переходил из класса в класс. Его ум развивался, взгляды на жизнь становились все глубже, он научился анализировать политические события. Самые разнообразные пути борьбы раскрывались перед ним.
Асам всегда участвовал в национальной борьбе и направлял ее острие против империалистов и их египетских прихвостней.
Он много рассказывал мне об английском империализме, о внутренних делах Египта, о связи Сидки и других правителей с иностранным капиталом и об их заговоре с оккупантами, предающем национальные интересы.
Я слушал, и мне хотелось запечатлеть на лбу моего мальчика горячий поцелуй. Я пожирал его глазами, гордость пьянила меня, как чудное вино. В такие моменты я забывал своих друзей, самого себя, день и ночь я проводил в мыслях о своем сыне Асаме.
Разрушились все преграды, он стал мне самым близким другом. Меня радовало, что младший брат Самир учится у Асама и берет с него пример.
Я не могу рассказать тебе об отношении матери к Асаму, о волнениях, которые она испытывала всякий раз, когда Асам и его товарищи организовывали забастовку или демонстрацию. Описание этого заняло бы слишком много места. Я старался сделать так, чтобы Асам не замечал беспокойства матери, не чувствовал тревожного настроения в доме.
Поэтому я поощрял сына в его борьбе против правительства — и когда он критиковал самовольные действия министров, и когда призывал египтян сражаться с оккупационными войсками. Став старше, Асам почувствовал себя вправе говорить о внутренних делах страны как египетский гражданин, долг которого — содействовать изгнанию колонизаторов из пределов родины.
Как-то летом я застал Асама усталым, озабоченным, он мало спал. Я спросил его, в чем дело, и он рассказал — а это было в 1945 году, — что готовится созыв большой национальной конференции, что уже создан подготовительный комитет, цель которого — изучить египетский вопрос и составить программу борьбы за освобождение страны от оккупантов.
— Наше спасение состоит в создании комитета из представителей всех партий, — сказал мне Асам, — но чтобы в нем обязательно участвовали рабочие и крестьяне. Это то ядро, которое при поддержке всего населения сможет выгнать оккупационные войска из Египта.
С тех пор я редко видел Асама, он мало рассказывал о своей работе. Несколько месяцев он продолжал заниматься подготовкой к конференции; к тому времени Асам учился уже на третьем курсе юридического факультета и развит был не по годам.
Газеты начали публиковать сообщения о переговорах между Египтом и Британией; Асам был крайне возмущен этим.
Однажды он вернулся домой ночью, лицо его горело, мне казалось, что я ощущаю огонь, пылающий в его глазах.
— Что с тобой, Асам? — спросил я.
— Этот унизительный путь не принесет пользы, — ответил он. — Переговоры… переговоры — это негодное средство. Нет другого средства, кроме вооруженной борьбы.
Настало утро 9 февраля 1946 года. Студенты созвали свою конференцию в помещении университета. Они постановили выразить протест против переговоров и потребовали уничтожения договора 1936 года и создания вооруженных отрядов для борьбы с англичанами. Затем они вышли из университета на улицу. Наряды полиции не смогли приблизиться к толпе, состоявшей из тысяч сплоченных, горящих энтузиазмом людей. Колонны молодежи достигли моста Аббаса. Тогда появились новые отряды полиции. С обеих сторон моста они напали на демонстрантов. Было дано приказание развести мост, и студенты попали в окружение двух крупных вооруженных отрядов. Ни один человек не уцелел в этой схватке: кто был убит, кто утонул в Ниле; пролилась кровь многих сотен людей. И все это было наказанием за призыв к свободе. Мой сын был ранен в голову.
Правительство закрыло университет, потом подало в отставку. Но вскоре Сидки снова пришел к власти.
Из рабочих и студентов был образован национальный комитет, который, несмотря на все происшедшее, вынес решение 21 февраля 1946 года провести всеобщую забастовку.
В этот день на площади Оперы состоялся массовый патриотический митинг. Двери всех магазинов были закрыты, все движение в Каире остановилось.
Тысячные толпы двинулись с площади Оперы на площадь Исмаилия, к английским казармам. В то же время другие многотысячные отряды направились в Аббасию, где также находились укрепления англичан.