1915 год. Апогей

Айрапетов Олег Рудольфович

Быстрое падение Ковно и Новогеоргиевска было совершенно неожиданным и для военного министра генерала А. А. Поливанова. Именно с этим событием он связывал необходимость дальнейшего отступления и оставления надежд удержать оборону по линии Неман – Белосток – Брест¹⁸¹. Уже 13 (26) августа 1915 г. Министерство иностранных дел известило русских представителей за рубежом о необходимости подготовить общественное мнение стран, в которых они служили, к тому, что оставшиеся русские крепости будут эвакуированы¹⁸². «Русское командование сильно преувеличивало, должно быть, ценность таких устарелых крепостей, как Новогеоргиевск, если оно решило оборонять ее и оставить в ней гарнизон в 80 тыс. человек. Горькие уроки, полученные русскими в Новогеоргиевске и Ковно, привели, очевидно, к тому, что русскими не было сделано даже попытки защищать более сильный Брест-Литовск», – отмечал

М. Гофман и был прав¹⁸³. Николай Николаевич (младший) был готов удерживать эту крепость, но при этом считал совершенно необходимым очистить Гродно и Усть-Двинск¹⁸⁴. С трех сторон к Бресту подходили вражеские армии. От Ковеля шли австрийцы, от Варшавы и Осовца – германцы. Взятие же Ковно создавало угрозу окружения и не только для одного Бреста, но и для всего Северо-Западного фронта, который мог бы оказаться прижатым в районе Бреста – Кобрина – Пинска в Припятские болота. Ликвидировать эту угрозу можно было только контрфланговым движением, для которого не имелось свободных сил.

М. В. Алексеев решил не повторять недавней ошибки. 7 (20) августа 1915 г. Андрей Владимирович отметил в своем дневнике: «Участь Новогеоргиевской крепости повлияла на решение Алексеева бросить и Брест-Литовск»¹⁸⁵. К такому же решению, по донесениям генерала В. де Лагиша, пришел и великий князь Николай Николаевич. Французский представитель при Ставке доносил: «Отныне ни одной крепости не будут защищать»¹⁸⁶. Со стороны Нарева и Бобра немцы начали движение по правому берегу Буга, в направлении на Брест-Литовск. Удерживать его означало обрекать на окружение в этом районе как минимум одну армию. Фронт начал отходить на линию Гродно – Свислочь – Пружаны и далее на линию Рига – Вильна – Гродно¹⁸⁷. Судьба старых крепостей была, судя по всему, окончательно решена: они оставлялись без боя.

Первым был оставлен Осовец, удержание которого в сложившейся ситуации теряло всякий смысл. Эвакуация крепости началась 4–6 (17–19) августа, то есть в день падения Новогеоргиевска. В три часа ночи 9 (22) августа с отходом полевых частей с флангов гарнизон покинул ее¹⁸⁸. После этого в форте остались специальные команды, сформированные из добровольцев. Они взорвали все укрепления в момент входа передовых частей немцев¹⁸⁹. «22 августа Осовец был взят, – вспоминал Э. Людендорф. – Мы хотели его брать с востока и с севера, а взяли с юга. Это война»¹⁹⁰.

На следующий день австрийская кавалерия вошла в Ковель. В цитируемом выше письме от 15 (28) августа М. В. Алексеев отметил: «Мне приходится изображать из себя рака в опасности: приходится пятиться назад с жестокими боями в тяжелой опасности. Немцы заранее уже праздновали победу и чуть не пленение около Седлеца всей русской армии. Они ошиблись, но какою ценою для меня! Пришлось покинуть Вислу, Варшаву, все свои отлично подготовленные железные дороги, шоссе»¹⁹¹.

Оставлялись не только коммуникации. Еще 16 августа комендант крепости Брест генерал В. А. Лайминг начал эвакуацию города, лежавшего вне зоны укреплений. «Эвакуация Бреста – вопрос решенный, – вспоминал эти дни очевидец. – Ежедневно из Бреста уходят сотни поездов, груженных орудиями, снарядами, проволокой и интендантским добром. Паркам приказано забрать по миллиону ружейных патронов на бригаду»¹⁹². Накануне отхода войск по дороге в глубь страны вытянулась колонна беженцев длиной более 30 км. Оставшиеся в городе здания были подожжены¹⁹³. Первоначально здесь предполагали развернуть для отдыха выведенный из-под Холма Гвардейский корпус, но отдохнуть гвардейцам так и не удалось¹⁹⁴. 14 (27) августа Ставка сообщила об оставлении крепости: «В районе Бреста укрепления и мосты согласно отданному распоряжению взорваны, и наши войска, составлявшие гарнизон этих укреплений, присоединились к полевой армии»¹⁹⁵. Отходивший с арьергардами офицер отмечал: «Город, ангары, крепость, станция – все горело одновременно. Гигантский столб пламени и кроваво-красного дыма ярко освещал местность. Было светло, как днем. Ночью поднялся сильный ветер, возбужденный пожаром. Пламя забушевало сильнее. Над Брестом творился какой-то ад… Взрывы грохотали до самого утра»¹⁹⁶.

Австро-венгерское и германское командования объявили о том, что «твердыня на Буге» была взята штурмом¹⁹⁷. На самом деле, серьезных боев под городом не было, но именно это создавало тяжелое впечатление в армии. «Отступления и изменения позиций больше не создают паники, – отметил С. Вошборн. –

Люди грустят. Они надеялись, что немцы находятся на грани истощения, но нет ни малейшего признака подавленности»¹⁹⁸. Оставление заблаговременно укрепленных позиций никогда не вызывало в войсках особого душевного подъема, однако солдаты действовали без паники, доверие к командирам утрачено не было.

Сестра милосердия Флоранс Фармборо, служившая в полевом госпитале Красного Креста, в августе 1915 г. стала свидетельницей следующей сцены под Гродно. Старый солдат с горечью в голосе говорил о том, как тяжело видеть уничтожение форта, который возводился на его глазах в течение многих лет: «Тяжело, он согласился, больше чем тяжело, но Высшее командование прислало срочный приказ, и кто, как не они, может знать, что будет лучше для Родины?»¹⁹⁹. 1–2 сентября крепость Гродно, которая после падения Ковно, Осовца и Бреста оказалась во главе выступа на русско-германском фронте, была эвакуирована. Такими были ближайшие последствия потери крепости Ковно. Поведение ее коменданта вызвало всеобщее возмущение, и история с падением этой крепости имела продолжение. 8 (21) октября 1915 г., когда генерал А. Е. Эверт утвердил приговор особого присутствия Двинского военно-окружного суда, В. Н. Григорьев был лишен звания, дворянства, орденов и приговорен к 15 годам каторжных работ²⁰⁰.

Русская армия продолжала свое отступление. В августе 1915 г. М. В. Алексеев поручил генералу А. В. фон Шварцу начать строительство трех укрепленных линий – по Березине, Друти и Днестру, на расстоянии 150–200 км друг от друга. В начале сентября начались работы по укреплению Борисова, Свислочи, Бобруйска, Орши, Могилева²⁰¹. «Новости действительно плохие, – отметила 22 августа в своем дневнике Ф. Фармборо, – Осовец, Ковно, Новогеоргиевск захвачены германцами; Белосток только что пал, Вильна, как говорят, эвакуируется. Если сегодня приносит нам эти ужасные вести, то что принесет завтра?.. Когда будут положены пределы нашему движению? Когда будет остановлено отступление? Мы могли прочесть эти вопросы в глазах друг друга, но никто не мог ответить на них, так ответа не было»²⁰².

Насколько серьезно воспринимали опасность вторжения и насколько велика была растерянность не только раненых и врачей, говорит факт, что осенью того же года с помощью флота было даже проведено укрепление и минирование позиций как по Западной Двине, так и по Чудскому озеру – последнее на тот случай, если отступление дойдет до границы Эстляндской губернии²⁰³. Н. И. Иванов в это время всерьез стал рассматривать возможность эвакуации Киева и отхода Юго-Западного фронта за Днепр. Для того чтобы обеспечить переправу большой массы войск, в городе было построено несколько дополнительных мостов через реку²⁰⁴. Даже после того как австро-германское наступление было остановлено, работы по строительству укреплений в русском тылу продолжались, в том числе и в декабре 1915 г., январе и феврале 1916 г., в период жестоких морозов, когда для производства работ пришлось отогревать землю кострами²⁰⁵.

При отступлении войска Западного и Юго-Западного фронтов были фактически разделены болотами Припяти. Перед войной считалось аксиомой, что этот район совершенно непригоден для ведения операций значительными силами. «У нас думали, – вспоминал А. А. Брусилов, – что в лучшем случае там можно вести войну партизанскими отрядами, сплошного же боевого фронта ни в каком случае в этом районе быть не может»²⁰⁶. Однако первоначально подготовка к этому роду действий не проводилась, хотя леса и болота Полесья, на которое приходился разрыв Западного и Юго-Западного фронтов, действительно благоприятствовали им. Уже в августе 1915 г. в Ставку поступило предложение создать до 100 партизанских отрядов в составе трех летучих сотен каждый. Высшему командованию в это время было не до подобного рода проектов, но оно разрешило формировать отряды на фронтах. К осени 1915 г. на Юго-Западном фронте было одиннадцать, на Северном – шесть, на Западном – два отряда численностью от 125 до 55 человек в каждом²⁰⁷. Они, как правило, состояли из казаков-добровольцев.

Немцы и австрийцы весьма чувствительно реагировали на действия казаков и «черкесов», которыми, они, очевидно, называли кубанцев и терцев. Используя отсутствие сплошной линии фронта, они проникали в тыл противника, организовывая диверсии, нападая на патрули, собирая данные для разведки. Противник называл их «болотными волками», очевидно, путая со знаменитой «Волчьей сотней» А. Г Шкуро. Именно ей и принадлежит самый заметный успех партизан на германском фронте в эту войну. В ночь на 15 (28) ноября 1915 г. Кубанский конный отряд под командованием