1915 год. Апогей

Айрапетов Олег Рудольфович

На самом деле ни одна армия, вступившая в войну, не была готова к ее требованиям. «Наше снабжение боевыми припасами было тоже не на высоте тех требований, которые предъявляла русской армии всемирная война, – вспоминал В. А. Сухомлинов. – Но наша армия в 1915 г. со своим недостатком снабжения находилась точно в таком же положении, как и другие армии. В августе 1914 г. ни одна армия, выступавшая на войну со своими запасами боевого снабжения, не была в силах покрыть неисчислимые обширные потребности войск. Русская армия была обеспечена всего лишь едва на 6 месяцев. Наступивший тогда в действительности расход снарядов превзошел все самые широкие предположения»⁷⁸.

Об этом же свидетельствуют и противники, и союзники Р оссии в войне. Генерал Э. Людендорф отмечал: «На востоке у нас никогда не было недостатка в боевых припасах. Мы всегда имели их столько, сколько

транспорт мог доставить по плохим дорогам. В позиционной войне тогда еще не образовывали крупных складов. На западе обстоятельства складывались иначе, и там чувствительно сказывался недостаток в боевых припасах. Все вступившие в войну государства недооценили как действительность сильно сконцентрированного артиллерийского огня, так и расход боевых припасов»⁷⁹. Отметим для правильного понимания слов германского генерала, что, во-первых, на востоке интенсивность артиллерийских поединков была гораздо ниже, чем на западе, а во-вторых, сбои в снабжении германской армии все же имели место в конце 1914 г. Довоенная германская военная промышленность, насчитывавшая до 30 заводов, не могла обеспечить снабжение в требуемых объемах без милитаризации производства⁸⁰.

«Несмотря на крупные военные морские программы, осуществленные в законопроектах 1911, 1912 и 1913 гг., – отмечал в своих мемуарах Маттиас Эрцбергер, – мировая война застигла немецкий народ неподготовленным (выделено автором. – А. О.) в военном, хозяйственном и политическом отношении; без гениального открытия способа добывания азота из воздуха в начале 1915 г. производство пороха в Германии должно было прекратиться»⁸¹. В октябре 1914 г. из-за недостатка пороха были даже прекращены штурмы Вердена: командование боялось, что армия кронпринца в случае контрудара противника окажется без огневой поддержки, эти же соображения тормозили широкое использование тяжелой артиллерии на Западном фронте. 17 ноября 1914 г. А. фон Тирпиц, находившийся в Ставке кайзера в Шарлевилле, отмечал: «С тяжелыми «Бертами» придется обождать, пока у нас не будет достаточно пороха. С начала войны мы (то есть военно-морской флот. – А. О.) передаем армии весь следуемый нам по контрактам порох, а также сукно, провиант и различные материалы»⁸².

Только с весны 1915 по конец лета 1916 г. германский фронт, по свидетельству военного министра Второго рейха генерала Э. фон Фалькенгайна, не испытывал проблем в снабжении снарядами⁸³. Что же касается австрийцев, то у них положение со снарядами было особенно тяжелым. Объективной трудностью мобилизации промышленности стало большое количество устаревших моделей артиллерии, австро-венгерская армия использовала сорок пять видов орудий, каждое из которых требовало особого вида снарядов. К декабрю 1914 г. ежемесячное производство боеприпасов в Австро-Венгрии составило 116 тыс. единиц, в то время как недельная потребность фронта равнялась 240 тыс. Только к 1916 г. ежемесячное производство снарядов Дунайской монархии достигло максимальной цифры в 1 млн, в то время как русское производство превосходило ее более чем в четыре раза, а германское – в семь раз⁸⁴. Всего же с начала войны и до 1 марта 1917 г. на фронт поступило (кроме предвоенного запаса) 52,6 млн трехдюймовых снарядов (из них 9,2 млн от зарубежных поставщиков), 14 310 легких орудий и 1657 гаубиц⁸⁵.

Не была исключением и Франция, имевшая до войны 30 казенных и частных военных заводов. Во французской армии кризис в обеспечении артиллерии проявился уже в октябре 1914 г., и, по свидетельству маршала Ж. Жоффра, был преодолен только к концу 1915 г.⁸⁶ Последнее не удивительно, ведь с началом войны и объявлением мобилизации во Франции было закрыто 47 % всех заводов, фабрик, учреждений и магазинов, в незакрытых фабриках и заводах 22 % рабочих были мобилизованы, 44 % уволены и только 34 % остались работать. Многие военные заводы резко сократили свои объемы, так как артиллерийское производство аннулировало многие довоенные заказы⁸⁷. Восстанавливать производство и разворачивать его начали с конца 1914 – начала 1915 г.

Еще хуже дело обстояло в Англии. Там тоже ошиблись в расчетах, и военному министру Г Китченеру пришлось обращаться к французам с просьбой временно выделить в распоряжение экспедиционного корпуса 300 орудий 90-мм калибра⁸⁸. Д. Ллойд-Джордж, возглавлявший Министерство боеприпасов, вспоминал:

«Хотя недостаток в военном снаряжении обнаружился весной 1915 г. во всех или почти всех отраслях снабжения военными материалами, нужда в артиллерийских снарядах на фронте оказалась особенно большой»⁸⁹. Потребности британской армии были удовлетворены только к летней кампании 1916 г.⁹⁰ Как знакомо для России звучат слова Д. Ллойд-Джорджа о Военном министерстве Британии: «К сожалению, военное ведомство находилось во власти реакционных традиций. Политика военного ведомства, казалось, сводилась не к подготовке будущей войны, а к подготовке предыдущей или предпредыдущей войны… Ум военного человека ищет опоры в традиции; память заменяет военным гибкость мысли»⁹¹.

Россия, имеющая перед войной 21 военный завод, не слишком отличалась от других государств Европы⁹². Сходство проявлялось не только в количественных показателях, но и в качестве управления. Русские заводы были в основном крупными современными предприятиями с большим производственным потенциалом. Но в их управлении не было ни жесткой централизации, ни планов создания обученного резерва инженеров и квалифицированных рабочих, которые в случае мобилизации производства могли бы позволить резко увеличить выпуск продукции в сжатые сроки⁹³.

В начале войны было еще одно сходство России с ее европейскими союзниками. Правительство, «общественность» и народ были убеждены в том, что армии и государству предстоит тяжелая борьба с Германией, но абсолютное большинство было уверено в том, что война не затянется дольше нескольких месяцев и, уж во всяком случае, закончится к зиме 1914 г.⁹⁴ Но это сходство носило формальный характер. Русское общество очень скоро забыло о своих настроениях начала войны. Тем не менее, когда в декабре 1914 г. и в феврале 1915 г. Главное артиллерийское управление и военный министр вновь, как и в первые дни войны, обратились в Совет министров с предложением утвердить проект об особом положении в государственной военной промышленности, правительство опять не поддержало его⁹⁵.

Различия Англии и Франции с воюющей Россией действительно были принципиальными. Во-первых, цитируемые выше слова Д. Ллойд-Джорджа взяты из послевоенных мемуаров британского государственного деятеля; во время войны британское правительство – этот идеал русских либералов – не спешило будоражить общественное мнение своих стран; во-вторых, ни в одной из воюющих стран главнокомандующий не вел столь открытую войну с военным министром; и наконец, нигде «общественность» не объясняла ошибки военного ведомства, допущенные в предвоенный период, прямым предательством главы этого ведомства. Прекрасным примером может послужить поведение французских парламентариев в дни верденского кризиса. В первые недели германского наступления многим казалось, что война проиграна, раздавалась критика в адрес британского союзника, однако эти колебания были быстро преодолены: «Вся Франция знала с большей или меньшей точностью, что были допущены ошибки. Было более чем естественно, что раздавались громкие призывы к официальному расследованию причин этих ошибок и к их исправлению. К чести французского парламентаризма, это требование никогда не выходило за пределы здравого смысла. Французский депутатский корпус явно продемонстрировал врагу, что все его расчеты на внутренний политический раскол были основаны на ложных предположениях»⁹⁶. В России же, судя по воспоминаниям современника, все было по-другому: «Безудержные сплетни и липкая клевета вносили деморализацию, перенося центр тяжести настроений от борьбы с врагом внешним на устранение врага внутреннего»⁹⁷.

После решения об отставке В. А. Сухомлинова в Ставке ликовали, вечером 11 (24) июня там уже открыто обсуждались подробности нового политического курса «на общественность», принятого по настоянию главковерха. Особые надежды были связаны с именем А. В. Кривошеина, который должен был заменить И. Л. Горемыкина⁹⁸. С июня 1915 г. А. В. Кривошеин стал безусловным лидером правительства и уже планировал создание объединенного с представителями общественности кабинета. Поначалу он даже имел поддержку со стороны императора⁹⁹. У него были большие планы, прежде всего в земельном вопросе: с самого начала 1915 г. он считал необходимым решить вопрос о наделении землей семей отличившихся солдат, однако предполагал оформить это в виде льготной продажи государством из особого казенного земельного фонда при обеспечении покупателей ссудами¹⁰⁰.