1918: Очерки истории русской Гражданской войны
Шрифт:
Поэтому 18 февраля германские войска перешли в наступление на всем русском фронте. Австрийцы, однако, в последнюю минуту уклонились от наступления под предлогом желания избежать разочарования в стране из-за срыва мирных переговоров.
Не встречая на своем пути сопротивления, герман ские войска в эшелонах достигли к 21 февраля, т. е. ко дню оставления Ростова Добровольческой армией, Минска и Режицы. Захват Двинска в первый же день германского наступления вызвал большую тревогу в Смольном [72] . На собрании ЦК Коммунистической партии 18 февраля большевиками, правда, лишь одним голосом, было принято предложение Ленина «немедленно обратиться к герман скому правительству с предложением немедленного за ключения мира». Ответ на советское предложение последовал, однако, лишь через трое суток. Новые условия были хуже прежних. К требованиям полного невмешательства в судьбы Польши, Литвы, Курляндии и признания независимости Финляндии и Украины присоединилось требование об оккупации Эстляндии и Лифляндии «до тех пор, пока там не будет установлен государственный порядок» [73] и передачи Турции сверх Карса и Ардагана и Батума. Ультиматум ставил 48-часовой срок для его принятия, трехдневный срок для его
72
Смольный институт – резиденция Совета Народных Комиссаров в начале революции в Петербурге.
73
Мирный договор между Россией с одной стороны и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией – с другой. (Официальное советское издание.) М., 1918. С. 4.
Переполох среди большевиков заставил их броситься в другую сторону. На заседании ЦК Коммунистической партии 22 февраля Троцкий «доложил ноту французской военной миссии с предложением Франции и Англии оказать нам поддержку в войне с Германией, и высказался за принятие их поддержки при условии полной независимости нашей внешней политики, и заявил о том, что он слагает с себя обязанности народного комиссара иностранных дел. Бухарин настаивал на отказе от предложения «союзных империалистов». ЦК принял предложение Троцкого шестью голосами против пяти. Отсутствовавший Ленин прислал в ЦК следующую записку на клочке бумаги чернилами, но сильно неразборчивым почерком: «Прошу присоединить мой голос за (курсив Ленина) взятие поддержки и оружия у разбойников англо-французского империализма» [74] .
74
Ленин и Брестский мир. С. 18.
Какова была растерянность наших союзников, вызванная Брестом, указывает в связи с этим предложением помощи Троцкому в феврале предложение ими такой же помощи в декабре украинскому правительству, а в середине января – Добровольческой армии [75] .
Срок германского ультиматума, однако, сильно нервировал большевиков, и под угрозой своей отставки Ленин на заседании ЦК Коммунистической партии 23 февраля все-таки провел семью голосами против восьми (четыре из коих, в том числе Троцкий и Дзержинский, воздержались) безусловное подчинение германскому ультиматуму. С Лениным голосовал и Сталин…
75
Генерал Лукомский в своих «Воспоминаниях» (т. I, с. 289) отмечает, что «в первой половине января 1918 г. в Новочеркасск приехали из Москвы два представителя великобританской и французской военной миссии. Эти представители интересовались тем, что сделано и что предполагалось делать, и заявили, что пока союзники могут помочь нам только деньгами. Они сказали, что есть полная надежда получить 100 млн. рублей, которые будут передаваться в распоряжение генерала Алексеева по 10 млн. в месяц. Первая получка ожидалась в январе 1918 г., но запоздала, и от союзников в этот период мы ничего не получили».
Между прочим, англо-французская конвенция, подписанная в Париже 23 декабря 1917 г., определенно предусматривала «содействие генералу Алексееву, бывшему тогда в Новочеркасске» (Churchill W. S. Op. cit. P. 766).
Положение на русском фронте наконец начинало развязывать немцам руки для решительного наступления во Франции.
Оставалось лишь покончить с Румынией, с которой одновременно с этим Центральными державами были начаты также мирные переговоры. Безвыходное положение Румынии, однако, усугублялось одновременным наступлением на нее и армии Муравьева, 18 февраля приехавшего в Одессу.
Муравьев решил нанести удар Румынии по направлениям трех железнодорожных магистралей, связывающих Бессарабию с Россией: от Могилева-Подольского, Рыбницы и Тирасполя. У Рыбницы при этом большевиками был даже одержан некоторый успех с захватом румынских орудий. Все это заставило румын вступить в переговоры с большевиками. Однако германское наступление больно ударило и по большевикам, и 24 февраля советская власть в Одессе послала румынам вместо ультиматума (как это было 16 февраля, т. е. до начала наступления немцев) гораздо более умеренную ноту. Сущность ее заключалась в требовании лишь эвакуации Бессарабии, и в первую очередь угрожавших Одессе Бендер, путем сокращения оккупационной армии в двухмесячный срок до 10 тыс. и возложения на этот отряд лишь охраны складов и постепенной замены румынских войск русскими. Кроме того, нота предусматривала и некоторое как бы соглашение с румынами на случай возможного их отступления на русскую территорию (в этом случае им предоставлялись убежище и продовольствие), и даже «в случае военных действий против Центральных держав и их союзников устанавливался непосредственный контакт между высшими войсковыми командованиями русской советской и румынской армий» [76] .
76
Гражданская война. Т. 2. С. 66.
Брест и германское наступление приводили Румынию и большевиков (несомненно, под давлением союзников) почти что к военному союзу… Однако это прекрасно учли и Центральные державы и, обещав Румынии Бессарабию, разрешили ей ее оккупацию. Генерал Людендорф определенно пишет: «Верховное командование ничего не имело против присоединения Бессарабии к Румынии» [77] , и Румынии была разрешена ее оккупация.
28 февраля, т. е. лишь через десять дней, к немцам наконец присоединились и австрийцы. Одновременно с продвижением в прибалтийские провинции и Белоруссию немцы перешли в наступление и против Украины и через 10 дней уже вступили в ее столицу Киев, приведя с собой и изгнанное из Киева Муравьевым украинское правительство Центральной рады.
77
Ludendorff E. Op. cit. S. 455.
В эти смутные дни Добровольческая армия, покинув вечером 21 февраля Ростов, расположилась в Задонье в ст. Ольгинской. Здесь возник вопрос о дальнейшей
Генерал Корнилов был склонен двигаться в Сальские степи, в район зимовников, а генерал Алексеев настаивал на движении на Кубань. Генерал Деникин приводит текст письма генерала Алексеева генералу Корнилову от 25 февраля, излагающего его точку зрения: «…Я понял, – пишет генерал Алексеев, – что принят план ухода отряда в зимовники к северу-западу от ст. Великокняжеской. Считаю, что при таком решении невозможно не только продолжение нашей работы, но даже при надобности и относительно безболезненная ликвидация нашего дела и спасение доверивших нам свою судьбу людей. В зимовниках отряд будет очень скоро сжат с одной стороны распутившейся р. Доном, с другой – железной дорогой Царицин – Торговая – Тихорецкая – Батайск, причем все железнодорожные узлы и выходы грунтовых дорог будут заняты большевиками, что лишит нас совершенно возможности получать пополнение людьми и предметами снабжения, не говоря уже о том, что пребывание в степях поставит нас в сторону от общего хода событий в России» [78] .
78
Деникин А. И. Op. cit. Т. II. С. 230.
Поэтому на военном совете, собравшемся в тот же день по настоянию генерала Алексеева, было решено идти на Кубань.
Однако на следующий день, 26 февраля, в Ольгин скую прибыл со своим отрядом донской походный атаман генерал П. Х. Попов, который доложил, «что он с небольшим отрядом в общем около двух тысяч коней при двух конных батареях оставил Новочеркасск около часу дня 25 февраля, что большевики при выходе его из города уже в него входили…» Затем на предложение генерала Корнилова присоединиться с отрядом к Добровольческой армии генерал Попов просил первоначально выяснить дальнейшие намерения генерала Корнилова и направление движения Добровольческой армии, на что он, со своей стороны должен определенно заявить, что Донской отряд не может покинуть территорию Дона и что он считает, что отряду лучше всего, прикрываясь с севера Доном, который скоро станет труднопроходимым, переждать события в районе зимовников (поселки и хутора, к которым на зиму сгоняли табуны лошадей и скота), где много хлеба, фуража, лошадей, скота и повозок для обоза (курсив наш. – А. З.). Из этого района он мог бы развивать действия в любом направлении. Генерал Корнилов сказал, что он по соглашению с генералом Алексеевым предполагал двинуться по направлению к Екатеринодару, где имеются добровольческие формирования, и движением на Екатеринодар есть надежда заставить кубанское казачество подняться против большевиков, но что вследствие заявления генерала Попова он предлагает еще раз обсудить этот вопрос [79] .
79
Лукомский А. С. Указ. соч. Т. II. С. 9.
Генерал Алексеев вновь высказался за Екатеринодар, причем он свое мнение заключил словами: «В случае если сейчас полного успеха мы не добьемся, то Добровольческая армия во всяком случае будет в силах дойти до Кавказских гор, и там, если обстановка потребует, можно будет ее распустить» [80] .
Генерал Лукомский попросил слова и сказал, что он должен «обратить внимание только на то, что уже теперь при нашей армии или, правильнее сказать, при нашем небольшом отряде более двухсот раненых и чрезмерно большой обоз с боевыми припасами и ружьями, которых бросить нельзя… Что при наступлении на Екатеринодар нам нужно будет два раза переходить через железную дорогу; в первый раз в районе ст. Кагальницкой, второй раз где-нибудь около ст. Сосыка. Что большевики, будучи отлично осведомлены о нашем движении, и тут и там преградят нам путь и подведут к месту боя бронепоезда… Наконец, что мы совершенно не осведомлены о том, что происходит на Кубани, возможно, что наш расчет на восстание кубанских казаков ошибочен и нас там встретят как врагов. Я высказал сомнение вследствие причин, мною изложенных, в правильности решения идти теперь прямо на Екатеринодар. Я высказал, что лучше всего поступить так, как предлагает походный атаман Донского Войска, т. е. пока перейти в район зимовников и в этом районе, прикрываясь с севера Доном и находясь в удалении от железных дорог, переформировать нашу армию, исправить и пополнить обоз, переменить конский состав и несколько отдохнуть. Я сказал, что большевики месяца два нам не будут страшны: они не посмеют оторваться от железной дороги. Если же рискнут на какую-нибудь против нас операцию, то будут разбиты. Месяца через два с новыми силами мы, в зависимости от обстановки, которая к тому времени выяснится, примем то или иное решение» [81] .
80
Лукомский А. С. Указ. соч. Т. II. С. 10.
81
Лукомский А. С. Указ. соч. Т. II. С. 10, 11.
С генералом Лукомским отчасти согласился и заменивший его с 15 февраля на посту начальника штаба Добровольческой армии генерал Романовский, который вы сказался за то, чтобы по пути в Екатеринодар постараться проделать в каком-либо районе все то, на что указал генерал Лукомский.
Наконец и генерал Корнилов стал на точку зрения генерала Лукомского, с той лишь разницей, что вместо района Сальских зимовников он выбирал район к западу от ст. Великокняжеской (Манычский район), который также богат лошадьми, скотом и хлебом, как и район северных (Сальских) зимовников.
Однако вечером 26 февраля вопрос о направлении движения Добровольческой армии вновь подвергся обсуждению. Генерал Корнилов в заключение заявил, что решения, принятого днем (движение в район западнее ст. Великокняжеской), он не меняет. Но что ко времени подхода армии к ст. Егорлыцкой (решено было первоначально идти туда, так как были сведения, что там в складах имеются артиллерийские припасы) выяснится, идти ли к ст. Великокняжеской или повернуть на Екатеринодар» [82] .
82
Лукомский А. С. Указ. соч. Т. II. С. 13.