1923
Шрифт:
Миновав череду посадок и заправок они наконец, очутились в Берлине.
Прямо в аэропорту они расстались с Фрицем и поехали на Унтер ден Лиден 11 — там помещалось русское посольство. У Сушина была записочка к Крестинскому, да и у Николая были к нему вопросы. В доме «на Подлиповой» Николая Николаевича не было — он уехал в МИД, но один из секретарей был предупреждён о приезде и был готов помогать. Оставив Сушина разбираться со всем этим, Николай вышел к девочкам.
— Где остановимся? Я города совсем не знаю…
— Я знаю город, — ответила Надежда. Я жила на Курфюрстендам,
Отель так и назывался «Am Zoo», что незнающий немецкого Коля всё-таки сумел перевести как «У Зоопарка». Оставив Надю разбираться с администрацией, он с наслаждением вытянул ноги на софе — такие перелеты здоровья не прибавляли. Мышцы затекли от долгого пребывания на жестком сиденье сначала Юнкерса, а потом машины, поэтому Коля отдыхал как мог.
А вот Ленке всё было нипочём. Ни перелёт, ни ампирное великолепие отеля. Она была так потрясена столь неожиданными переменами, что обалдело ходила по холлу, рассматривая картины на стенах. Николай поманил её, она резво подошла и присела рядом. Места, конечно на пустой софе не было, кроме как прижаться к его бедру ногой.
— Потренируй произношение, попроси официанта принести мне чашку чая из бара попросил Коля. И себе с Надькой возьми чего-нибудь.
Ленка взяла у него десятку долларов и убежала. Коля с наслаждением закрыл глаза. Однако уснуть не дали. Подошла Надежда и стала узнавать, с каким уровнем комфорта он желает жить.
— С высшим, расслабленно рявкнул он. Возьми денег, посели нас всех троих вместе.
Уснуть снова не дали. Пришла Ленка, за ним шёл официант с подносом. На нём кроме чая и кофе лежала целая груда каких-то бумажек. Коля догадался, что это марки. Официант с военной выправкой стал с непроницаемым лицом расставлять по столу чашечки, молочники и прочие сахарницы. Коля осторожно прикинул курс и дал ему купюру, надеясь, что не сильно ошибётся.
Наконец всё утряслось, и они стояли у окна, которое выходило на что-то зеленое. Наверное это и есть Зоопарк, подумал Николай, но уверен не был. Номер был огромен и состоял из трёх комнат с холлом. Мебель была красного дерева и тяжёлые бархатные гардины придерживались крупными канатами с кистями. Кресла причудливо изгибали ножки — в общем ампир он и был ампир. Он обернулся от окна.
— Отдыхать будете, или сразу за работу?
— Сразу, ответила за себя и сестру Надежда.
— Тогда давай, подруга, колись. Ты хотела за рубеж — ты за рубежом. Ленку мы оставим, как и договаривались. Но. Вопрос первый — в какой стране?
— Ей надо в Бельгию.
— Значит вот что. Иди к портье и организуй ей билет на поезд и связь с бельгийцами. На всё про всё даю тебе час. Завтра она должна быть в поезде. Через час поднимаешься сюда, будишь меня и мы отправляемся трудиться.
— А Ленку с собой брать?
— Конечно. Мы можем не вернуться вечером — поэтому она должна будет при необходимости уехать сама.
Он дал ей тысячу долларов, по его мнению этого должно было хватить за глаза и упал на кровать.
Ленка осторожно трясла его за плечо.
— Коля, Коленька, проснись. Ты просил тебя разбудить.
Николай с трудом разлепил веки. Да, блин, пора вставать. Он закинул
— Ну что, как успехи?
— Сегодня поезд, через три часа. Она вдруг заплакала и прижалась лицом к его груди.
— Ты чего ревешь — он потрепал её за ухом, провел рукой по волосам.
— Я не хочу уезжать — начала сбивчиво шептать она. Коленька, не отправляй меня. Возьми меня с собой. Я тебе во всём помогать буду. Я лучше Надьки могу. Я моложе её. Я тебе много денег заработаю.
Коля наклонился к ней и осторожно поцеловал.
— Глупая. Конечно лучше. И научишься всему — это дурное дело не сильно хитрое. Только я тебя специально посылаю. Чтобы ты там обжилась, привыкла, а потом я к тебе приеду — начал он нести стандартную чушь для подобных случаев. Господи, думал он. Ты молодая, завтра встретишь кого-нибудь и забудешь меня на третий день. В твоём возрасте это всё быстро случается. Хорошо ещё, что в памяти как первый останусь. Дай бог, вспомнишь с грустной улыбкой лет через десять, и спишешь всё на злую судьбу. Он что-то говорил, а руки привычно помогали, расстёгивали, гладили. Внезапно она начала уворачиваться и шепнула.
— Подожди.
Потом аккуратно сняла с него трусы и лизнула возбуждённый член. Её пальцы бегали по телу и Николаю становилось приятно. Она наклонилась над ним, и осторожно стала охватывать губами, медленно опускаясь всё ниже и ниже. Дойдя до предела, она остановилась и заворочалась, устраиваясь поудобнее. Потом, проведя языком вокруг, девочка начала сосать его, как младенец соску. Это было немного странно, но хорошо. Неожиданно она стала помогать себе движениями головой, вверх и вниз. С непривычки, её зубы скользили и задевали, но Николай уже чувствовал приближение конца. Он охватил её руками и держал, чувствуя как освобождается от скопившегося напряжения. Она закашлялась, но он не отпускал её, пока не ушло наслаждение последнего движения.
Отдышавшись, она заглянула ему в глаза, а потом стала целовать его лицо, плечи и руки. Николай поймал её, погладил по голове.
— Тебе пора? — спросила она.
— Пора. Не грусти, зайчонок.
— Ну, прощай. Он поцеловал её крепко. Они стояли на вокзале, и поезд уже был на перроне. Ленка держала в руках сумку, купленную по случаю и зонт — говорили, что в Брюсселе сейчас дожди. Надежда подошла, взяла её за руку и стала что-то говорить. Сестра кивала головой. Потом Надя отпрянула, перекрестила Елену и быстро, не оборачиваясь, пошла к Николаю.
— Вот и всё, одно дело сделали, сказал Коля, садясь в такси. Давай. Надя, рули к Герхарду. На Вильгельмштрассе.
Она утирала слёзы всю дорогу, пока ехали. Николай молчал, потому что говорить не хотелось. Надо человеку плакать — пусть плачет. Выплачется — перестанет. Наконец машина притормозила перед зданием чисто административного типа. Оно было длинным и приземистым, эдакое тяжеловесное тевтонское барокко без лишнего украшательства. Надежда подошла к ближайшему подъезду и стала изучать вывеску. Потом кивнула головой на следующий и они пошли туда. Там было то, что надо.