1923

Иванов Олег Эдуардович

В посольстве Сушин уже допрашивал кого-то, и судя по покрасневшему лицу и струйках пота человеку было несладко. Николай привычно позвал его на подоконник и рассказал про Стомонякова. Алексей напрягся и сказал, что надо ехать к нему и там всё выяснить.

— Поехали, машина ждёт.

В торгпредстве много выяснить не удалось. Торгпред Борис Спиридонович Стомоняков был готов сотрудничать, но ничего не знал. И, по его словам, никаких документов на тему кредита, в последнее время не писал. Единственное, что он мог предположить, что кто-то из аппарата подготовил на основе директивы из Москвы

письмо немецкой стороне, а он подписал, не вчитываясь. Его можно было понять — экспорт сырья из России нарастал, и штаты торгпредства не поспевали за этим ростом.

— Вот наглядный пример отрицательной стороны монополии внешней торговли — сказал он Алексею, разводя руками.

Николай занялся изучением толстой пачки бумаг, посвящённых переписке между Москвой и Берлином. Из пачки было ясно, что из всего цивилизованного мира в качестве партнёра осталась одна Германия, ну ещё разве что Турция. И те в Европе, кто хотел купить в России товар, должны были найти сначала немецкую фирму и вывезти его сюда. Только потом он уже мог двигаться к примеру, в Англию. А так и блокада Красной России соблюдалась, и прибыль получалась вполне приличная. Судя по всему, не страдали и банки, через счета которых перебрасывались весьма крупные суммы. Документов было море, однако за последние три недели никаких писем и телеграмм из Москвы на тему изменения списка фирм не приходило. Оставив Алексея оформлять опись переписки, он вышел к машине. До срока, назначенного Фрицем на передачу копии обращения советской стороны, оставалось два часа. Надежду он отправил по магазинам, наказав купить одежки помоднее. Честно говоря, тогдашние женское белье вызывало у него приступ нервического хохота, поэтому он втайне надеялся, что в Берлине с этим делом будет обстоять получше.

К сожалению моросящий дождик не оставлял возможности пройтись по улицам и полюбоваться красотами. Он поехал в русский ресторан, обговорённый с Надей, где стал подводить итоги прошедшей недели.

Ничего утешительного не было. Василия он пока не нашёл, и даже в мыслях не имел, как к нему подобраться. Пока готовили обед, он стал на салфетке набрасывать варианты. Горностаев отпал, Ксенофонтов отпал. А больше вариантов не было. Он стал думать, а не пойти ли ему к Бокию напрямую. Чем занимается Глеб Иванович? Неизвестно. Тогда о чём с ним говорить? Отдайте мне Ваську? А зачем, за что и кто Вы, товарищ Николай собственно такой? Попасть в разработку? Нет уж не надо. В Фонде не одобрят.

Так, он печально размышлял минут двадцать. Писать на салфетке уже стало нечего, и он, перейдя к раздумыванию варианта о эзотерике буддистского толка, которая могла привести его в этот дурацкий спецотдел, стал что-то рисовать.

Надежда приехала мокрая и радостная. Было видно, что деньги и походы по магазинам повышают настроение весьма значительно. Надо будет ей сказать, чтоб не зазнавалась. А то наступит головокружение от успехов. Она что-то радостно рассказывала, попутно читая меню. Потом стала отдавать его Коле и, тем же радостным тоном спросила.

— А почему у тебя свастика обратная?

Как и у всех детей, чьи родители застали войну у него было своё, очень специфическое восприятие этого слова, не говоря уже о символе. Здесь

в Берлине он вздрогнул как от удара, и понадобилось мысленное усилие, чтобы понять, что до прихода Гитлера к власти ещё целых десять лет, и что сам он сейчас сидит в Мюнхене и готовит, вместе с коммунистами, своё неудачное восстание 9 ноября.

Николай пригляделся. Действительно он рисовал то свастику, то южнокорейский герб — слияние янь и инь.

— Не знаю, а ты откуда в этом разбираешься?

— Понимаешь, у меня папа…

Она неожиданно замолчала. Было видно, что слова даются ей с трудом. Он вспомнил, как она просила его ничего не спрашивать о ней в Москве. Что-то наверное есть в её прошлом. Внезапно она спросила.

— Коля, а ты ведь не коммунист?

— Нет. Я патриот. И что?

— Коленька. Я тебе очень благодарна за всё, что ты сделал для меня и Ленки. Я надеюсь, что я тебе помогаю. И я буду с тобой, пока ты сам меня не прогонишь. Понимаешь, я не могу говорить о прошлом. Это очень больно. Счастливая жизнь до и весь кошмар, который начался после.

— Ты наверное обратила внимание. Я ведь не спрашивал не о чём. Но если ты разбираешься в буддизме, расскажи, это может быть полезно в наших делах.

Она замолчала, а потом как в воду прыгнула.

— Мой папа строил Буддистский храм на Приморском проспекте. Поэтому у нас часто бывали священники. Он должен был понять дух учения. Мне тогда всё было интересно. Красивые яркие наряды, благовония, странные ритуалы. Папа учил меня, что лишних знаний не бывает.

Николай погладил её по руке.

— Он мог бы тобой гордиться. Ты очень много добилась.

— Правда? — её глаза наполнились слезами.

— Правда. Иначе ты не была бы сейчас здесь. И Ленка на была бы сейчас в Брюсселе.

А расторопный официант уже нёс поднос с борщом в красивом горшочке.

Герхард ждал его, как всегда весёлый и нескладно длинный.

— Здравствуй, здравствуй, удивительный человек, здравствуйте милая дама. Я надеюсь, Ваши дела идут успешно.

— Мы стараемся — Николай улыбнулся как можно шире.

— Вот господин Лемберт прислал Вам — и он передал Николаю тоненькую папочку. Николай благодарственно улыбнулся, а Фриц уже влёк его в переговорную.

— Я на свой страх и риск заказал вам чаю. Надеюсь, маленькая чашечка не поломает ваших планов?

— Маленькая не поломает.

В переговорной сидел вчерашний Оскар Байер. Он браво щелкнул каблуками, когда увидел Надежду и поздоровался с Николаем коротким кивком головы. Похоже мода на рукопожатия, столь распространённая в конце века сюда ещё не проникла.

— Фриц говорил мне об исключительной тонкости Вашей оценки внутрипартийной ситуации в России, начал Байер. Мы практически полностью согласны с Вашими выводами. Существуют ли практические вопросы, по которым мы могли бы помочь выгодному для наших стран развитию событий?

Похоже, Николаю не зря снился сон про тибетские барабаны, и не зря, напряжённое лицо Надежды запало в память. Решение пришло мгновенно, и пока он прихлёбывал чай, он успел всё обдумать. Сейчас я кину Вам кость. И Вы её проглотите. И будете очень довольны. А я с этого постараюсь чего-нибудь поиметь. Ваську, например.