1937. Трагедия Красной Армии

Сувениров Олег Ф.

Опьяневшие от безнаказанного пролития человеческой крови, особисты иногда сатанели до того, что попросту забивали насмерть «неразоружающихся» подследственных военнослужащих РККА. Должен заметить, что выявил я таких случаев немного, но все же они были. 30 июля 1937 г. в Тбилиси был арестован комдив Ф.М. Буачидзе. Виновным себя он не признал и 1 августа 1937 г. прямо на допросе при участии начальника 5-го (Особого) отдела НКВД Грузинской ССР Максименко комдив был убит ³⁶⁵. По свидетельству С. Газаряна, рассвирепевшие особисты распороли ему живот и бросили его в камеру ³⁶⁶, где он и скончался. 18 августа 1938 г. умер от полученных на допросе побоев начальник политотдела бригады линкоров Балтийского флота полковой комиссар В.А. Сумароков ³⁶⁷.

Забивали насмерть рядовых красноармейцев. Ранее я уже приводил свидетельство капитана Нешина о том, как красноармейца 122 сп Терещенко

били сильно спиной о стену, и он вскоре умер. Забивали и Маршалов Советского Союза. Знаменитый на всю страну В.К. Блюхер был арестован 22 октября 1938 г., а уже через две с половиной недели легендарный полководец был забит следователями НКВД как бешеная собака. Допрошенная в 1956 г. врач Лефортовской больницы Розенблюм засвидетельствовала: «Я осматривала Василия Константиновича Блюхера. Все лицо у него было в сплошных синяках. Затем я обнаружила кровоизлияние в склеру глаза. Она была переполнена кровью. Кто определил причину его смерти, я не знаю. Как и не знаю, кто выдал следствию справку о смерти» ³⁶⁸. Блюхер погиб от побоев 9 ноября 1938 г., а Ворошилов, выступая 20 ноября на заседании Военного совета при НКО, изображал дело таким образом, что Блюхер будто бы жив, «сидит» и начинает давать показания. Видно, наркому обороны маршалу Ворошилову страшно было сказать о том, как с его санкции из Маршалов Советского Союза делают мясной фарш.

Как можно было выдержать такие мучения? Сквозь толщу столетий до нас дошли предания о юных спартанцах, сумевших сдерживать стоны даже тогда, когда лисята выгрызали им внутренности, о Муции Сцеволе, безмолвно переносившем обугливание собственной руки на огне. С юных лет миллионы россиян были потрясены рассказами о поистине былинной стойкости Стеньки Разина. На допросах он молчал. Его повели к пытке. И вот как описывает этот процесс Н.И. Костомаров: «Первая пытка была кнут – толстая ременная полоса, толщиною в палец и в пять локтей длиной. Ему сковали назад руки и поднимали вверх, потом связывали ремнем ноги: палач садился на ремень и вытягивал тело так, что руки выходили из суставов, а другой палач бил по спине кнутом. Стенька получил таких ударов около сотни, но не испустил ни одного стона. Все, стоявшие тут, дивились. Его положили на горячие уголья. Стенька молчал. По его избитому, обожженному телу начали водить раскаленным железом; и тут молчал Стенька… Стеньке стали брить макушку… Ему начали лить по капле холодную воду. Это было такое адское мучение, которого никто не мог вынести. Стенька его вытерпел. Все тело его представляло безобразную окровавленную, опухшую массу… С досады, что его ничто не пронимает, стали Стеньку еще бить палками по ногам. Стенька молчал» ³⁶⁹. Современный исследователь В.И. Буганов, тщательно изучивший «розыскное дело» С.Т. Разина, признает мужество Степана, его твердость, даже героизм в ходе страшных допросов и пыток. Но все же он пришел к выводу, что «все утверждения о том, что Разин ни слова не сказал на допросах, являются не более чем красивой легендой» ³⁷⁰.

Были и в Красной армии люди особого терпения и мужества. За свою честь и достоинство воина РККА они боролись до последней возможности, до предела сил человеческих. Но ведь силы-то человека – земного существа – не беспредельны? Даже такой стойкий человек, как комбриг А.В. Горбатов, подвергшийся в те годы «физическим методам», вспоминал позднее: «Когда началась третья серия допросов, как хотелось мне поскорее умереть» ³⁷¹. Находились и такие, которые готовы были заплатить своею жизнью, лишь бы хоть как-то покарать ненавистного следователя. Некоторые авторы утверждают, что комкор Н.Н. Криворучко схватил следователя и задушил, а потом, действуя его телом, как дубиной, отбивался от охранников, пока не был застрелен ³⁷².

Стремясь избежать постыдной капитуляции перед наглыми следователями, некоторые подследственные шли на крайние меры и в знак своего решительного протеста против чинимого произвола кончали жизнь самоубийством. Так поступил в тюрьме бывший заместитель начальника политуправления ЗабВО дивизионный комиссар Г.Ф. Невраев. Еще в мае 1937 г. Особым отделом НКВД был арестован и брошен в тюрьму помощник командующего ОКДВА комкор А.Я. Лапин. Один из прославленных героев Гражданской войны, награжденный тремя боевыми орденами Красного Знамени, находившийся в свои 38 лет в расцвете сил, был доведен до такого состояния, что прямо в тюрьме 21 сентября 1937 г. покончил жизнь самоубийством. В камере нашли написанную обгоревшей спичкой записку: «Мне надоело жить, меня сильно били, поэтому я дал ложные показания и наговорил на других лиц. Я ни в чем не виновен» ³⁷³. А.М. Ларина (Бухарина) в своих воспоминаниях утверждает, что бывший командующий войсками УрВО комкор И.И. Гарькавый также покончил счеты с жизнью в тюремной камере, разбив голову о ее стенку ³⁷⁴.

В совместном постановлении СНК СССР и ЦК

ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 г., в котором констатировались и осуждались крупнейшие недостатки работы органов НКВД в ходе предварительного следствия (они, конечно, объяснялись происками «врагов народа», пробравшихся в органы НКВД и прокуратуры как в центре, так и на местах), о применении «физических методов» в ходе следствия не было сказано ни единого слова ³⁷⁵. СНК и ЦК великую тайну Политбюро хранить умели! Но когда в стране и в армии развернулось широкое обсуждение этого постановления на совместных совещаниях представителей партийных, прокурорских, судебных и карательных органов, то вместо обычно ожидаемых пустопорожних восхвалений все громче и громче стали звучать голоса снизу, вскрывавшие и гневно осуждавшие многочисленные факты истязаний и пыток безвинных людей в застенках НКВД. Более того, зазвучали предложения тщательно разобраться во всем этом, привлечь виновных к строжайшей партийной и уголовной ответственности. Прямые обвинения в адрес НКВД стали предъявляться и со стороны руководителей местных партийных организаций.

Сталин реагировал мгновенно. Чтоб «зло пресечь», уже 10 января 1939 г. за его подписью пошла шифрованная телеграмма секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам управлений НКВД: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б). Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод» ³⁷⁶.

Из текста этой шифровки можно сделать минимум три вывода. Во-первых, Сталин признает, что избиения и пытки не есть следствие садистских наклонностей сотрудников НКВД, а выполнение воли Центрального комитета ВКП(б). Во-вторых, Сталин явно старается укрыть от ответственности Политбюро ЦК. Ведь Центральный комитет ВКП(б) такого решения не принимал (по крайней мере, насколько сейчас известно), а принимало специальное постановление именно Политбюро ЦК. И в-третьих. Всем своим содержанием эта шифровка, подписанная «самим вождем», совершенно однозначно предупреждает всех «критиканов»: «Били, бьем и будем бить!» Ведь здесь, уже в январе 1939 г., черными буквами по белой бумаге написано, что все это неописуемое варварство – «совершенно правильный и целесообразный метод». И все это – от имени ЦК ВКП(б)!

Напрашивается, наконец, и еще один вывод. Его нет в тексте шифровки, но он совершенно явственно вытекает из всего ее содержания. А именно: «Не сметь!» Не сметь не только требовать привлечения сотрудников НКВД за чинимые ими зверства, но и вообще говорить об этом, упоминать об этом. Ведь это – линия ЦК ВКП(б). А к этому времени уже каждый житель необъятной Страны Советов от седобородого аксакала до юного пионера, твердо-натвердо усвоил, кто сознанием, кто подсознанием, что всякие не то что колебания или сомнения в отношении этой линии, но даже недостаточно явная и видная поддержка ее кончаются неизбежной позорной гибелью…

В заключение этого самого печального раздела нашего повествования надо обязательно сказать, что сотрудники НКВД все-таки были разные и не все они непосредственно участвовали в избиениях и пытках подследственных (хотя и имели «право», разрешение Политбюро ЦК ВКП(б). И вторая сторона этой проблемы – я склонен утверждать, что и не всех подследственных обязательно избивали, бывали такие, коих миновала горькая чаша сия. Но те, кого били, как правило, по существу, переставали быть нормальными людьми, ломались, становились рабами инстинкта самосохранения и были готовы подписать любые показания, лишь бы выжить сейчас, в эту минуту, а там хоть трава не расти. Я пишу это им не в укор. Так было. Проводивший в свое время расследование по делу бывшего начальника Главного управления Гражданского воздушного флота комкора И.Ф. Ткачева бывший сотрудник НКВД М.З. Эдлин показал 14 ноября 1955 г., что Ткачев оговорил себя в результате применения к нему мер физического воздействия: «После того как ТКАЧЕВ был избит, он заявил, что готов давать любые показания, которые от него потребуются. РОГАЧЕВ предложил ТКАЧЕВУ написать заявление на имя… Ежова… Заявление ТКАЧЕВ писал под диктовку РОГАЧЕВА» ³⁷⁷ [46] .

46

Капитан госбезопасности Б.Г. Рогачев (Цифронович) – сотрудник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР.