1953. Ликвидация Сталина

Кольковский Вениамин

Как бы то ни было, Молотов оставался в Москве за Сталина до декабря 1951, а то и до февраля 1952 г. А точнее?

А точнее – Л. Млечин сообщает нам, что в конце 1951 г., собрав по обыкновению ночью всех членов Политбюро у себя на даче, Сталин вдруг зло сказал им: вы, мол, состарились, поэтому я вас всех заменю ( Млечин Л . Смерть Сталина. М., 2003. С. 55). Плохо верится в то, что Сталин мог так откровенно сказать, слишком умен и хитер он был, чтобы так «подставляться», но все же… Возможно, к началу 1950-х гг. ум и хитрость стали изменять Вождю. Я не хочу принимать эту мысль, отбиваюсь от нее, однако некоторые факты уж очень упрямо об этом свидетельствуют…

Но какой бы вариант

ни соответствовал действительности, важно то, что Сталин появился в Москве не ранее декабря 1951 г. То есть в ноябре его в столице еще не было, и за него оставался Молотов.

При этом, хотя Вячеслав Михайлович в 1949 г. и сдал МИД Вышинскому, он продолжал держать руку на пульсе в том числе и иностранных дел. Бывших дипломатов, как и бывших чекистов, не бывает!

И вот в ноябре 1951 г. Молотов получил информацию через каких-то своих людей, что американцы знают то, что они вроде бы знать не должны. О том, что Запад явно воспринимает теперь советскую подготовку к войне как уже начавшуюся агрессию глобального масштаба, а не просто как цепочку локальных войн. О том, что принимает соответствующие меры. О том, что в течение именно 1951 г. Запад сделал серьезные шаги в деле противодействия этому. В частности, что он старается тщательно скрыть следы своих разработок в новейших видах альтернативного супероружия.

Молотов вызвал главу МГБ Игнатьева (три месяца назад, 9 августа, назначенного вместо арестованного В.С. Абакумова) и поставил задачу: разобраться!

Долго разбираться тому не пришлось. Список лиц, допущенных к подобной информации, легко пересчитывался по пальцам одной руки. И сидели эти допущенные в МИДе и в «органах». Ну, в разведке еще. Но что самое интересное – тот объем информации, который был доступен работникам МИД, был в значительной мере недоступен работникам «органов». А разведка знала кое-что из того, чего не полагалось знать ни тем, ни другим.

Короче говоря, Игнатьев сообразил, что существует заговор из работников МИДа и кого-то из «силовиков». Вскоре ребята из МГБ нашли и непосредственный источник информации – государственного советника первого класса (полковника) Иннокентия Володина.

Обо всем этом Игнатьев 18 ноября 1951 г. доложил Молотову. Однако реакция «человека № 2» его, мягко говоря, удивила.

Молотов сказал, что МГБ должно продолжать наблюдение за Володиным, а заодно и за главой МИД Вышинским. А кроме того, необходимо присматривать и за ребятами из внешней разведки. Однако никаких действий против указанных граждан до особого распоряжения не предпринимать. «А товарищу Сталину я сам доложу. Можете идти», – закончил Вячеслав Михайлович этот разговор.

Почему Молотов так поступил? В отличие от всех прочих персонажей, о которых тут шла речь, он не мог быть ни реальным, ни потенциальным участником заговора. Вячеслав Михайлович был и остался до конца жизни верным сталинцем, его ничто не могло переубедить – ни ссылка жены, по сути дела только за «пятую графу», ни собственное балансирование на грани гибели в зиму 1952/53 (отчасти и раньше), когда, есть серьезные основания считать, только смерть Сталина его и спасла.

Собственно, жена Молотова была арестована еще в январе 1949 г. Но звезда «человека № 2» стала закатываться (пусть до конца 1940-х гг. и незаметно даже для большинства посвященных в государственные дела) куда раньше. Еще 10 августа 1939 г. имело место секретное постановление Политбюро о неосмотрительности и неразборчивости супруги Молотова в связях, что привело к наличию немалого числа «враждебных элементов и шпионов» в ее окружении (читай – и в окружении самого тогдашнего главы Советского правительства). Л. Млечин считает, что уже назначение Молотова на пост наркома иностранных дел в мае 1939 г. было для него фактическим понижением, так как, оставаясь формально главой правительства еще в течение двух лет, он по сути

был отстранен от всех прочих, кроме дипломатии, государственных дел. 5 мая 1941 г. Молотов перестал быть председателем Совета Народных Комиссаров даже и формально.

Жену Молотова тоже понизили в должности и формально, только еще в 1939-м – с поста наркома рыбной промышленности СССР до начальника главка в республиканском наркомате текстильной промышленности (после войны, в 1946 г., правда, повысили до начальника управления союзного Министерства легкой промышленности). После того вождь решил, что для начала хватит, для политических игр с Гитлером Молотов нужен был как человек с формально чистой репутацией, но начало его дискредитации было положено. При этом Млечин считает, что не Молотов потерял доверие Сталина из-за жены, а, напротив, она сидела из-за него ( Млечин Л.  Смерть Сталина. С. 59–68).

В последнее на первый взгляд не очень верится из-за того, что у Полины Жемчужиной установились тесные отношения с послом Израиля в СССР Голдой Меир. Прочитав в дневниках Берия (точнее, в комментариях к ним С. Кремлева), что Голду при ее прибытии в Москву как первого посла Израиля встречала 50-тысячная еврейская демонстрация и кричала «Шолом, Голда! Живи и здравствуй!» ( Берия Л.П. С атомной бомбой мы живем! С. 134), я счел тогда это утверждение, мягко говоря, преувеличением.

Однако автор из противоположного лагеря, Борис Соколов, подтверждает: 50-тысячная толпа московских евреев при ее встрече действительно была, только не на улице (что и в самом деле можно было бы расценить как «демонстрацию»), а в московской хоральной синагоге ( Соколов Б . Наркомы террора. С. 461). Но кроме того, не стоит забывать, что до 1950 г., когда Израиль поддержал Запад в связи с корейской войной, советско-израильские отношения были весьма дружественными, так что едва ли присутствие на встрече Голды Меир в синагоге можно было поставить супруге «человека № 2» (арестованной, как уже сказано, в январе 1949 г.) в вину. Скорее, она действительно пострадала из-за мужа…

Итак, «пока еще человек № 2» имел все основания опасаться за свою судьбу. Однако Молотов, оставаясь верным сталинцем, при этом, выступая за продолжение сталинской политики, хотел, чтобы вождь сделал для него исключение из своего знаменитого правила «незаменимых людей у нас нет», чтобы по-прежнему «человеком № 2» оставался он. А с этим были серьезные проблемы. Да, он пока что второй, но уже «дышат в затылок» и Берия, и Маленков, и даже Хрущев. Вот и жену уже третий год как арестовали, а это одно говорит о том, что впереди большие проблемы и у тебя самого… Как же сделать так, чтобы остаться вторым в государстве? При Сталине это можно было осуществить только одним способом: делом доказать свою незаменимость, никак иначе!

И тут подворачивается такой шанс: продемонстрировать Сталину, вот что, мол, стало, когда ты, Коба, перестал мне доверять! Уж когда я возглавлял МИД, никакой там Володин не посмел бы идти на прямое предательство! Когда я был бесспорным «человеком № 2» и никакой там Берия или Маленков не мог у меня этой должности оспаривать, то ничего подобного быть не могло! А уж чтобы я на посту главы МИДа стал покровительствовать изменнику – да такое ни тебе, ни мне и в страшном сне присниться не могло!

Надо было только выбрать момент, когда об этом объявить. А по своим каналам Молотов знал, что Берия и Маленков добиваются созыва партийного съезда. Вот на съезде и надо сказать! А пока держать язык за зубами! И Игнатьеву приказать то же самое. Особенно если выяснится, что в заговоре замешан кто-то из людей Берия и/или Маленкова (что замешаны они сами – о таком счастье Вячеслав Михайлович и мечтать не смел). Так что надо приказать Игнатьеву еще и за ними следить! Молотов и приказал.