1956. Венгрия глазами очевидца
Шрифт:
Работы опять было по горло, первое свободное воскресенье я получил только через много месяцев — глубокой дождливой осенью, когда уже никому из привилегированных гостей не хотелось приезжать на отдых в СССР.
Распорядок работы в аппарате ЦК был сугубо сталинским, то есть подстроенным под привычки вождя: приходили в 11 часов (Сталин — в 2–3 пополудни), а уходили глубокой ночью. Сталин страдал бессонницей, из-за чего путал день с ночью. Когда он уезжал, вниз по партийно-государственной цепочке сообщалось, что «хозяин убыл». В 3–4 часа утра со Старой и других площадей и улиц Москвы, где располагались партийно-государственные учреждения, разъезжались сотни автомашин, развозя партийных боссов и чиновников меньшего ранга по домам. Правда, после смерти Сталина в 1953 году этот несуразный режим сам собой отменился, и в ЦК стали работать, как все остальные чиновники Москвы.
Первое дело, на которое я был вызван из Будапешта в ЦК, — писать речь
39
Материалы, отражающие посадку советской делегации во главе с членом Политбюро ЦК ВКП(б) маршалом К. Е. Ворошиловым в Венгрию в апреле 1950 года на торжество по случаю пятилетия освобождения страны (включая проекты речи К. Е. Ворошилова, подготовленные при участии В. С. Байкова), хранятся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 74. Оп. 2. Д. 60.
Естественно, я наметил включить в речь Ворошилова только положительные факты (кто же по праздникам вспоминает о соседях плохо!), и поэтому материалы о подавлении революции 1848–1849 годов, различных войнах в противоборствующих коалициях оседали у меня только в личных блокнотах, не для официального текста. Зато сколько я нашел интересного и доброго в отношениях между нашими народами! Оказывается, издавна развивалась торговля — все, чем были богаты обе стороны, все пускалось в обмен. Запомнился мне в связи с этим любопытный оригинал прошения «к Царю-батюшке Петру I майора в отставке Ивана Кудеярова, главного поставщика токайских вин Двора Его Императорского Величества». В документе содержалась просьба «о высочайшем позволении выдать свою дочь за иноземца — мадьяра, не дворянина, но сына боевого офицера П. Ракоци — весьма расположенного к России». И рукой Петра I была наложена резолюция: «Разрешаю» [40] .
40
См.: Мольнар Л. В. Токайские вина на царском столе (данные о вывозе токайских вин в Россию в XVIII в.) // Освободительная война 1703–1711 в Венгрии и дипломатия Петра I / Отв. редактор О. В. Хаванова. СПб., 2013.
Вот, подумал я, нам бы чтить деяния предков, да торговать пушным и другим нужным товаром в обмен на фрукты и вино (что, правда, частично делалось, однако явно недостаточно), а не обмениваться в основном оружием и теми материалами, которые необходимы для военно-промышленных комплексов обеих стран.
А какие живые связи и истинно добрососедские творческие контакты налаживались во все времена между мастерами культуры Венгрии и России, Будапешта, Санкт-Петербурга и Москвы! Конечно, многое из памяти стерлось, а любые записи мы обязаны были сдавать в ЦК. Но, как сейчас помню, с восхищением рассматривал я работы знаменитого венгерского графика Михая Зичи (Zichy Mihaly), долгое время жившего в России и с одинаковым мастерством иллюстрировавшего произведения Петефи, Аранья, Мадача, Пушкина, Лермонтова и даже Руставели [41] .
41
Из новейшей литературы о творчестве М. Зичи см.: Кишите Будаи Р. «Художник его императорского величества». Михай Зичи в России // Славянский альманах. 2013. М., 2014.
Обычно после того, как был собран материал, необходимо было писать проект речи, а затем учитывать замечания людей из «мозгового центра» — идеологических отделов ЦК: пропаганды, науки, литературы, международного отдела и других. Большинство из рецензентов Венгрию знали мало, но зато настолько поднаторели в бумаготворчестве по части написания разного рода всяческих постановлений и резолюций ЦК, стандартных выступлений членов Политбюро и секретарей ЦК на любую тему, что я диву давался, как из моего «сырья» получалось все складно и на должном международном уровне.
Так что написание мною речи Ворошилова было обыденным, заурядным, рутинным делом.
Главные руководители страны в большинстве своем были, мягко выражаясь, интеллектуально слабы для написания чего-нибудь путного, большинство из них не имели законного высшего образования. Микоян, например, не умел писать по-русски [42] , а у Хрущева не было даже среднего образования и т. п.
42
Тем не менее продиктованные донесения Микояна иной раз отличались точностью политического анализа. Это касается и его донесений из Венгрии, опубликованных в сборнике документов «Советский Союз и венгерский кризис 1956 г.». М., 1998.
Среди всех «мозговиков» больше всех нравился мне талантливый редактор Иван Тихонович Виноградов, как мы его звали — «Тихоныч». Он был сангвиник, нередко мгновенно засыпавший в самый разгар нашего сочинительства, но все слышал. Громко всхрапывал он ненароком и во время самых значительных заседаний отдела, и в кабинетах секретарей ЦК. Никогда не забуду, как однажды, в первые месяцы после событий 1956 года, с одной из партийных делегаций ЦК КПСС мы посетили машиностроительный комбинат Чепель (Csepel). После обхода цехов в зале заседаний парткома шли довольно бурные обсуждения «на злобу дня», и вдруг, в паузе, раздался громкий всхрап Виноградова. Кто-то из венгров добродушно бросил в зал реплику: «Если советскому гостю от скуки всхрапнулось, то чего волноваться, все у нас утрясется!» Присутствовавшие весело рассмеялись. Видимо, и храп иногда имеет политическое значение — как импульс к разрядке напряженности.
Но вернемся к речи Ворошилова. Она готова и отдана на прочтение будущему «автору» Ворошилову. Слава Богу, он одобрил, отправил в МИД, в редколлегию Правды, а затем снова на апробацию.
Настал день отъезда в Венгрию. Я выехал вместе с сопровождающими партийно-правительственную делегацию лицами — цековцами и аппаратчиками канцелярии Ворошилова. Железнодорожный спецсостав, который состоял из салона-вагона для «главного гостя» в середине состава, вагона-ресторана, вагона с бронированной автомашиной для поездки по Венгрии, вагона для обслуги — охрана, повара, медики, парикмахер и другой неизвестный мне рабочий люд, — выехал заранее. Это было как бы опробование. Ворошилов официально выехал позднее.
К своему выступлению на торжественном заседании он готовился тщательно. На следующий день по приезду вызвал меня и еще нескольких человек из секретариата в большой особняк рядом с Посольством, где он разместился с обслуживающим персоналом, и сказал, чтобы мы слушали, как он будет читать подготовленную речь. Передо мной сидел пожилой, болезненный, круглолицый старик, с темными мешками под глазами. Он часто отлучался в соседнюю бытовую комнату, как он говорил, «позвонить в Кремль». Врач, профессор из Лечсанупра Кремля (Лечебно-санитарное управление) все время напоминал ему, что надо лежать, а не работать, но тот только отмахивался от него. У Ворошилова были проблемы с урологией. Врач все-таки настоял на своем, сделал ему укол и Ворошилов лег, но тем не менее продолжал читку. Мне было жаль старого и не слишком хорошо к своим 70 годам сохранившегося человека — в такие годы пора на пенсию, однако расставаться с властью трудно. Геронтократия — одна из известных черт позднего периода социализма.
Упрямый и дисциплинированный был старик! «Слушайте внимательно, правильно ли я читаю, правильные ли у меня ударения!» — требовал он. Ворошилова особенно беспокоило, точно ли он произносит венгерские названия, встречающиеся в тексте. Признаюсь, дабы не случилось казуса, мы по совету первого помощника Ворошилова генерала Щербакова их потом убрали.
Он вспомнил [43] , как однажды одна из наших знаменитых певиц, выступая в будапештском Национальном театре на торжественном праздничном вечере, пела венгерскую песню, где в припеве было слово, оканчивающееся на «seg». Последнюю гласную она пела, как короткое «Е», а не открытое «Э», а слышалось «seg», что является нелитературным названием пятой точки. И получился конфуз: сначала зал ошарашенно затих, потом с напряжением, в мертвой тишине, ждал второго куплета, а после третьего взорвался хохотом и наградил артистку такими аплодисментами, которыми, наверное, певицу не награждали даже в родном театре.
43
У К. В. Ворошилова были совсем свежие венгерские воспоминания, поскольку в 1945–1947 годах он по большей части находился в Венгрии как председатель Союзной контрольной комиссии.