1956. Венгрия глазами очевидца
Шрифт:
Наконец, для консультантов были заготовлены целые тома справочного материала, а для Сталина — краткие записки, не более трех страниц по каждой спорящей стороне. В том году вождь отдыхал на кавказском озере Рица, на специально построенной для него даче. Ракоши, приглашенный Сталиным вместе с другими генсеками, взял меня с собой «на подхват» и для перевозки венгерских и советских материалов по спорным вопросам с нашими и общеевропейскими доказательствами.
Нас, сопровождающую «команду», разместили в гостинице на южном берегу озера, а генсеки на катерах отплывали на дачу Сталина с названием «Светлана». Двое суток мы просидели в гостинице, наконец вожди появились один за другим. На их непроницаемых лицах трудно было что-то прочесть. Но я вроде бы уловил атмосферу недовольства, которая витала в воздухе. Спрашивать гостей — у нас не было принято, но любопытство меня распирало, и лишь в самолете Ракоши позволил себе реплику:
— Все горячо спорили, Сталин по обыкновению произносил тосты за каждого из нас, потом в заключение сказал: «Я вас всех выслушал, всех понял,
Так я стал невольным свидетелем нового международного договора «Светлана», по «устному» решению которого географические границы социалистического лагеря остались нерушимыми. Как известно, в подготовке народного восстания 1956 года в Венгрии трансильванский вопрос был широко использован для разжигания националистических настроений [52] .
52
Речь идет об укорененном в венгерском национальном сознании новейшего времени остром недовольстве Трианонским мирным договором 1920 года, в соответствии с которым соседним государствам были переданы территории «исторической Венгрии» (включая Трансильванию), на которых наряду с представителями других наций проживало около 3 млн этнических венгров.
Наши труды не понадобились. Все, на мой, может быть, не совсем научно-исторический взгляд, было заранее запрограммировано Сталиным — интересы народов соцлагеря, международные договоры и соглашения вновь были попраны [53] . Это была еще одна демонстрация всемогущества имперской политики Кремля.
В начале 50-х годов наряду со штатными обязанностями референта ЦК мне приходилось знакомиться с делами венгров, исключенных из партии по стандартному обвинению: «участие в заговоре против Сталина». Это были документы архива Комиссии партийного контроля сначала ЦК ВКП(б), а затем переименованного в Комитет партийного контроля ЦК КПСС, переданные туда из Коминтерна. Комиссию и Комитет возглавлял тогда «самый справедливый» человек в компартии Советского Союза — Матвей Шкирятов. Он руководил «чисткой» партии, имел собственную тюрьму, где лично допрашивал особо важных персон и за свои заслуги даже похоронен в Кремлевской стене.
53
Базовые для ялтинско-потсдамской системы международных отношений Парижские мирные договоры 1947 года оставались в силе. Сталин просто дал понять своим сателлитам, что внутриблоковых конфликтов быть не должно, при этом новых пересмотров границ и массовых переселений населения по этническому принципу внутри советского лагеря больше не будет, а что касается сохранившихся спорных вопросов в двусторонних отношениях между восточноевропейскими странами (в том числе связанных с наследием несправедливого для венгров Трианонского мирного договора), то Москва по возможности займет равноудаленную позицию, предоставив своим союзникам решать эти проблемы в непосредственном диалоге между собой.
После решения Комиссии, что было формальной предварительной процедурой, все дела автоматически передавались в следственные органы Берии. Чудом спасшиеся от этой мясорубки венгерские коммунисты скрылись в конце 30-х годов кто куда: переехали в провинцию, поменяли свои фамилии на фамилии жен (многие из них успели обзавестись семьями), несколько раз меняли места работы и проживания, уходили на фронт под другими именами.
Работа по выявлению «врагов» проводилась по просьбе Ракоши для розыска венгерских эмигрантов, уцелевших в 1936–1937 годах от истребления в бериевских застенках и концлагерях, чтобы привлечь их на работу в новой Венгрии.
Разыскать их было нелегко, да и те венгры, которых удалось обнаружить, не хотели ехать на родину: они мало надеялись, что их там оставят в покое. Ужасы, о которых мне рассказали беглецы, участники венгерской коммуны 1919 года, спасавшиеся от коммунистической сталинской диктатуры, — неописуемы. Боюсь, что спустя десятилетия и не найдется свидетелей незаслуженных мучений эмигрантов.
…Сдвигая хронологические воспоминания во времени, я считаю необходимым описать, как был смещен Ракоши [54] еще до того, как его изгнали из Венгрии в 1956 году. Мне пришлось встретиться с Ракоши в трагический для него день 13 июня 1953 года, когда состоялось заседание Политбюро ЦК КПСС «О положении в Венгрии» [55] .
54
Ракоши летом 1953 года был смещен с должности главы правительства, но продолжал оставаться (до июля 1956 года) первым секретарем Центрального Комитета Венгерской партии трудящихся.
55
Венгерские записи двусторонних встреч, состоявшихся в середине июня 1953 года, опубликованы: Multunk, 1992. № 3.
Заседание проходило в том зале, где когда-то председательствовал Ленин, потом Сталин. В этот раз заседание Политбюро вел Георгий Маленков, тогдашний Председатель Совета министров
Заседание началось без всякого вступления. Информацию Ракоши сразу же прервали репликами Молотов и Берия:
— Расскажите, как вы довели страну до ручки, посоветуйте, как нам теперь расхлебывать все за вас, — допрашивал Молотов (я заметил, что его глаза, как буравчики, просверливали собеседника).
Не дожидаясь ответа, Хрущев, Молотов, Микоян в грубой форме (остальные репликами поддакивали) учинили недавним соратникам разнос. Говорили, что в Венгрии применяются командные методы управления, что народ Венгрии живет в постоянном страхе от репрессий, что руководители партии оторвались от масс, что развитие тяжелой промышленности идет необоснованно высокими темпами, что в стране принудительно загнали всех крестьян в сельхозкооперативы. В Венгрии, которая всегда сама себя кормила, есть нечего, и недовольство людей политикой Ракоши растет изо дня в день. Словом, «на воре шапка горела», ибо эти обвинения верные соратники Сталина с прямым основанием могли бы адресовать и себе. Выступления подтверждались фактами и цифрами и выглядели убедительно. Особенно когда говорил Молотов, оперируя посольской информацией.
Это, по-моему, было не заседание высшего политического органа партии — святого ареопага мудрости, как я до этого считал. Это был допрос подсудимого во время судебного следствия, но не для установления истины, а для аргументации заранее вынесенного приговора. На этом заседании Политбюро Берия приводил страшные цифры убийств, которые были совершены по приказаниям венгерской четверки — Ракоши, Герё, Фаркаша, Петера.
Фамилии всех казненных в памяти я не удержал. Очень страшный и нервный для меня был этот перевод. Но все-таки запомнилось, что по делу расстрелянного Ласло Райка казнили с ним еще 25 человек [56] , осудили по этому делу на разные сроки около 100, в том числе половину на сроки более 10 лет. Мне запомнилось, что советские руководители обвиняли венгерских «товарищей», что они «зря» посадили Яноша Кадара, а также социал-демократических лидеров — Арпада Сакашича (Szakasits Arpad), Дьёрдья Марошана (Marosan Gyorgy), что «не за дело» казнены многие военачальники, председатель Совета профсоюзов Эдён Кишхази (Kishazi Odon) и сотни, и сотни других коммунистов-подпольщиков, в том числе рядовые социал-демократы, участники движения сопротивления против фашиста Хорти. Около полумиллиона венгерских крестьян, не желавших вступать в венгерские колхозы, судебно преследовались. Через различные концлагеря прошел каждый третий-четвертый житель страны.
56
О справедливости этой цифры можно говорить с учетом жертв не только судебного процесса по делу Райка, но и ряда смежных процессов, состоявшихся в те же месяцы (например, процесса по делу ряда генералов во главе с Д. Палфи).
Когда же Ракоши и в особенности Герё стали доказывать, что репрессии, да и вся партийная политика основывается на советах из Москвы, ведь в каждом венгерском министерстве работают советники, присланные из СССР, в том числе и в АВХ — венгерской госбезопасности, ярости Берии не было предела. Надевая и снимая пенсне, брызгая слюной, он кричал и ругался матом (матом на этом заседании ругались все, кроме Маленкова и Молотова), переходил почти на визг:
— Где документы наших указаний и советов, документы где?! Вы говорите, что этих письменных доказательств у вас нет, ну а если нет документов, значит, вы еще и клеветники и провокаторы, нет вам места в руководстве Венгрии! Вас ничему не научили процессы Ласло Райка, болгарского Трайчо Костова и других шпионов, давно стертых в лагерную пыль?! — орал Берия.
Конечно, это было подлое заявление главного палача Советского Союза — все, и советские, и венгерские деятели, присутствовавшие на этом заседании, знали, что смертные приговоры заранее выносились Берией и не только советским безвинным людям, но и гражданам «братских стран» [57] . В то время Ракоши трусливо соглашался с этими кровавыми указаниями, а реализовывались они в Венгрии начальником политической полиции Габором Петером (Peter Gabor), а из советского МГБ уполномоченным Берии в Венгрии советником Михаилом Белкиным [58] .
57
Следует иметь в виду, что Берия, продолжая входить в Политбюро и оставаться одним из заместителей председателя Совета Министров СССР, вместе с тем был в 1946 году отодвинут Сталиным от контроля над органами госбезопасности, он курировал с этих пор прежде всего ядерный проект.
58
Министром госбезопасности в 1946–1951 годах был В. С. Абакумов, ему подчинялись и советские советники, принимавшие непосредственное участие в подготовке дела Райка 1949 года и ряда других фальсифицированных судебных дел.