1974: Сезон в аду
Шрифт:
— Пару тысяч.
— Что он сказал?
Шоу вздохнул:
— Сказал, что это — на операцию.
Я затушил сигарету.
— Больше он ни о чем не упоминал?
— Он сказал, что есть люди, которые хотят мне навредить, и что он может меня защитить.
Я смотрел на черную приборную доску, боясь еще раз взглянуть на Шоу.
— Кто?
— Без имен.
— Он не сказал, почему они хотят вам навредить?
— В этом не было необходимости.
— Расскажите мне.
Советник
— Сначала вы скажите мне, кто вы такой, мать вашу.
Я быстро повернулся и сунул фотографию прямо ему в лицо, прижав его правую щеку к стеклу водительской двери. Не отпуская его и надавливая все сильнее, я зашептал советнику в ухо:
— Я — человек, который может навредить тебе очень даже быстро и очень даже сейчас, если ты, сука, не перестанешь выделываться и не начнешь отвечать на мои вопросы.
Советник Уильям Шоу захлопал руками по ляжкам, показывая мне, что сдается.
— Давай, рассказывай, пидор ты драный.
Я отпустил фотографию и откинулся на спинку сиденья. Шоу наклонился над рулем, растирая перчатками щеки, слезы и сосуды застили ему глаза.
Почти через минуту он сказал:
— Что вы хотите знать?
Я увидел, что далеко, по другую сторону стоянки, маленькая электричка вползла на станцию и выгрузила своих крохотных пассажиров на холодный перрон.
Я закрыл глаза и сказал:
— Я хочу знать, зачем им понадобилось вас шантажировать.
— Вы же сами знаете зачем, — шмыгнул Шоу, откидываясь на спинку сиденья. Я резко повернулся и ударил его по щеке.
— Да скажи ты, твою мать!
— Из-за сделок, которые я совершил. Из-за людей, с которыми я делал бизнес. Из-за денег, черт побери.
— Из-за денег, — засмеялся я. — Все всегда из-за денег.
— Они хотят войти в дело. Вам нужны цифры, даты? — Шоу был в истерике, он закрывал от меня лицо.
— Мне лично насрать на твои гребаные взятки, на твой дурацкий разбавленный цемент и все твои грязные делишки, но я хочу, чтобы ты проговорил это вслух.
— Что? Что вы хотите, чтобы я сказал?
— Как их зовут. Просто назови их чертовы имена.
— Фостер, Дональд Ричард Фостер. Это вы хотели услышать?
— Дальше.
— Джон Доусон.
— Всё, нет?
— Они — основные.
— А кто хочет войти в дело?
Медленно-медленно и тихо-тихо Шоу сказал:
— Вы журналист, мать вашу, вот кто вы такой.
Инстинкт, животный инстинкт.
— Тебе знаком человек по имени Барри Гэннон?
— Нет, — закричал Шоу, стучась лбом о руль.
— Не гони, мать твою. Когда вы познакомились?
Шоу лежал на руле дрожа.
Внезапно над Уэйкфилдом завыла сирена.
Я замер, сжав в комок брюхо и яйца.
Сирена затихла.
— Я не знал,
— Когда?
— Только два раза.
— Когда?
— Где-то в прошлом месяце и неделю назад, в прошлую пятницу.
— И ты сказал Фостеру.
— У меня не было выхода. Это не могло больше так продолжаться.
— И что он ответил?
Шоу поднял глаза, белки его покраснели.
— Кто?
— Фостер.
— Он сказал, что разберется.
Я смотрел через стоянку на прибывающий лондонский поезд и думал о квартирах с видом на море и южных девушках.
— Он мертв.
— Я знаю, — прошептал Шоу. — Что вы собираетесь делать?
Я снял с языка клочок собачей шерсти и открыл пассажирскую дверь.
Советник протягивал мне фотографию.
— Оставь свой портрет себе, — сказал я, выходя из машины.
— Прямо белый-белый, — сказал Уильям Шоу, сидя в одиночестве в своем дорогом автомобиле и разглядывая фотографию.
— Что ты сказал?
Шоу протянул руку, чтобы закрыть дверь.
— Ничего.
Я задержал дверь, сунул голову обратно в машину и заорал:
— Что ты сказал, мать твою?
— Я просто сказал, что он выглядит как-то по-другому, вот и все. Бледнее обычного.
Я захлопнул дверь перед его носом и помчался через стоянку, думая о Джимми Джеймсе, мать его, Ашворте.
Девяносто миль в час.
Перебинтованная рука — на руле, другая — в бардачке: таблетки, дорожные карты, тряпки, сигареты.
По радио поют «Свит».
Нервные взгляды в зеркало заднего обзора.
Вот она, мини-кассета. Я выдернул из кармана пиджака диктофон «Филипс», вырвал из него пленку, запихал другую.
Перемотал назад.
Включил:
Она, похоже, скатилась вниз.
Перемотал вперед.
Включил:
Я не мог поверить, что это она.
Внимание:
Она выглядела совсем по-другому. Прямо белая-белая.
Стоп.
Фитцвильям.
Ньюстед-Вью, дом номер 69, телевизор включен.
Девяносто миль в час, по садовой дорожке — к дверям.
Тук-тук-тук.
— Что вам нужно? — Миссис Ашворт попыталась захлопнуть дверь перед моим носом. Нога — в щель. Я с силой оттолкнул ее назад.
— Эй, нельзя же так вламываться к людям!
— Где он? — спросил я, пихнув ее в обвислую сиську.
— Его нет. Эй, вернись сейчас же!
Вверх по лестнице, распахивая все двери.
— Я сейчас позвоню в полицию! — закричала миссис Ашворт, стоя у подножия лестницы.