1977
Шрифт:
– Не против, если я присоединюсь?
– Нет.
– Тогда сейчас вернусь. Только возьму себе чего-нибудь, – сказал я, давая ей возможность собраться с мыслями, а себе – немного времени, чтобы понять, что за игру судьба начала в этой столовой. Аня еле заметно и неуверенно кивнула.
Я подошел к прилавку, и перед моими глазами разыгралась ярмарка земных удовольствий. Холодильник-витрина, как алтарь, возносил на своих стеклянных полках подносы с дарами: граненные стаканы, наполненные белым, как облако, нектаром – сметаной, соседствовали с янтарными стаканами компота из сухофруктов. Рядом, словно караваи солнечного света, лежали
Я взял поднос – холодный, металлический. На него вознес я стакан сметаны. Компот из сухофруктов дополнил картину скромного пиршества. У женщины, стоявшей за прилавком, как жрицы в храме пищи, я попросил пюре и котлету. Пюре выложили веером, приглашая меня к трапезе. Свой скромный обед я разместил на подносе, превратив его в подобие лодки, плывущей по морю столовой. На кассе расплатился – с меня взяли один рубль пятьдесят две копейки.
Сев напротив Ани, я огляделся. Стол, покрытый простенькой клеенкой, салфетница и солонки. Моя тарелка, обычная, белая, как пустой лист бумаги, казалась символом равенства всех трапезничающих. Алюминиевая вилка лежала рядом, холодная и непритязательная. Ножа не было – видимо котлета подавалась и без него. Я вспомнил, что забыл хлеб.
– Приятного аппетита, – слегка улыбнулась Аня.
– Спасибо, – ответил я.
Я поднялся, снял пальто и отправился повесить его на вешалку возле входа. Шапку туда же. Когда вернулся, поправил пиджак, и сел на свое место. Аня, как мне думается, не только приятный собеседник, но и кладезь знаний о городе. У нее можно было узнать все – от расположения магазинов одежды до самых изысканных ресторанов. Помня о ее манерах, я решил поддерживать дистанцию и обращаться к ней на «вы». Она, судя по всему, принадлежала к тому кругу людей, для которых этикет был не пустым звуком.
– Что у вас с лицом? – спросила Аня, обратив внимание на пластырь, который красовался на моей брови.
– Несчастный случай. Ударился. – И тут же сменил тему. – Где вы работаете, если не секрет?
А сам уставился взглядом на свой обед. С чего начать? Вот в чем вопрос.
– Я учусь, – ответила она мягким голосом.
– На кого же?
– На терапевта.
– Здесь рядом?
– Нет, в центре. Здесь я прохожу практику. В районной поликлинике.
Котлета прямо таяла во рту, наполняя меня ощущением сытости и удовлетворенности. Как мне показалось – настоящее мясо, без всяких добавок и сои. Отец был прав, раньше все было вкуснее.
– На каком курсе вы учитесь? – спросил я, поднимая глаза. Ее взгляд тут же обжегся о мой и метнулся на стакан с чаем.
– На втором, – ответила она. Ее глаза вдруг потемнели от страха. Она поколебалась с миг и произнесла: – В четверг у меня зачет по латыни. Я боюсь, что не справлюсь.
– Почему?
– Она мне не дается.
– Латынь
Я загреб вилкой пюре и прежде чем отправит в рот, сделал глоток компота. А вот он, кстати, водянистый. Думал, что будет вкуснее.
Девушка вздохнула, отпила свой чай, судя по всему уже давно остывший, как ее надежды на спокойные ночи.
– А вы знаете иностранные языки? – спросил она, глядя на меня с нескрываемым интересом.
– Немного английский. Со словарем могу читать и общаться. Все благодаря… – я запнулся, подбирая слова. Хотелось сказать благодаря инструкциям для интернет-модемов, где ни слова по-русски, поэтому пришлось немного подучить английский. Но это было бы слишком смело для этих времен. Им же тут это словосочетание «интернет модем» ни черта неизвестно. Аня внимательно следила за мной.
– Учителю? – предположила она.
– Да, – кивнул я. – Учителю. Хотел даже назвать его по имени отчеству, но оно как-то вылетело из головы. Запамятовал.
Слово «запамятовал» я решил употребить специально. Оно показалось мне наиболее подходящим для этой эпохи, хотя и вызывало у меня легкую улыбку. Мне нужно адаптироваться к новой среде и как можно скорее. Говорить, держаться, думать как советский человек. Иначе как я смогу здесь выжить? Никаких фраз «зацени видос», вместо нее «читали ли вы последний номер Науки и техники? Там такая интересная заметка!». Над этим я посмеялся про себя и невольно ухмыльнулся. Это заметила и Аня.
– Почему вы улыбаетесь?
Я тут же пояснил, как всегда соврав:
– Вспомнил учителя. Хороший был человек.
– Почему был? – удивилась Аня.
– Умер несколько лет назад.
Аня кивнула в знак сочувствия. Наши взгляды встретились, и в них отразилось нечто большее, чем просто соболезнование. Симпатия? Наверное, но кто знает.
Я отвел взгляд и погрузился в трапезу. Аня, тем временем, раскрыла тетрадь, наполненную замысловатыми символами латинского алфавита. Почерк у Ани был аккуратный, убористый. Не то, что у меня в технаре – сплошные каракули. У меня тоже была толстая тетрадь. Только в нее я писал все предметы, которые были.
Но ведь я, упомянув английский язык, мог совершить непростительную оплошность. СССР ведь страна закрытая и как тут относятся к изучению английского языка и, изучают ли его вообще, было мне неведомо. Может его учат только разведчики, а простым смертным запрещено? Черт меня дернул про английский сказать. Даже думать не хочу, какие меня могут ждать последствия… Я представил себе, как меня допрашивают в каком-нибудь кабинете с тусклым светом, задавая каверзные вопросы о моих связях с иностранными разведками. Но к счастью, Аня не показала и тени удивления, что вселяло в меня надежду. Видимо, ничего необычного в том, что я знаю английский – нет.
Наблюдая за тем, как она склонилась над тетрадью, я невольно залюбовался ею. Ее сосредоточенный взгляд, чуть приоткрытые губы – все это вызывало у меня странное чувство. Это было нечто иное, чем животное влечение, которое я испытывал к Юльке. С Аней все было сложнее, изысканнее. Она напоминала мне хрупкую фарфоровую статуэтку, которую хотелось беречь и защищать. И в то же время, в ней было что-то загадочное, манящее.
Я мог помочь ей! Конечно, латынь для меня темный лес, но у меня была другая идея. Слова слетели с губ сами по себе: