1977
Шрифт:
Я оглядел их, оценивая. Трое. Всем по двадцать, не больше. Черные пальто, шапки-ушанки. Один – невысокий, худой, чернобровый, напоминал цыгана. Второй – плотный, приземистый, с глазами, что смотрели из-под лба, как у старого быка. Третий – рыжий, самый высокий, с толстыми губами и широкими плечами. У них была одна общая черта, которая сразу бросалась в глаза. Взгляд. Наглый, хищный, беспощадный. И почему-то я вспомнил ту немецкую овчарку, она однажды смотрела на меня так же – за секунду до того, как броситься.
По одиночке они не представляли
– Кто это сделал? – спросил я, медленно переводя взгляд с одного на другого.
Они пожали плечами. Тогда я решительно направился к рыжему. Встав перед ним, задал вопрос:
– Ты?
– Нет, – ответил с ехидной ухмылкой.
Я переложил портфель в левую руку, правую сжал в кулак…
Неожиданно для рыжего я резко замахнулся и вложил в удар все, что накопилось. Мой кулак встретил его лицо глухим звуком, от которого по руке прошла почти приятная боль. Кровь брызнула из его носа, тяжелыми каплями окрасив белый снег в темно-красное. Рыжий пошатнулся, сжал лицо рукой и зашипел, как раненный зверь.
Сзади я услышал короткий взрывной вскрик Ани, но уже было поздно останавливаться.
– Э, ты че! – выплюнул чернобровый, напоминая змею перед броском. Он шагнул вперед и ударил правой, но я успел увернуться.
Толстяк вытащил свои кулачки из карманов пальто и двинулся на меня, его лицо покраснело от гнева. Они шли на меня, готовясь к слаженной атаке. Или ждали, пока рыжий поднимется?
Ну, что ж, погнали!
Я бросил портфель в снег, туда же полетели очки. В голове прозвучала лишь одна мысль: «Я вырос в девяностые. Меня так просто не взять!».
Снег скрипел под их ногами, но я этого уже не слышал. В ушах гудела кровь. Зрение сузилось, оставив только их троих в центре внимания. Я знал, что будет больно. Но в такие моменты боль – это пустяк. Главное – выстоять.
Глава 8
Они напали сразу. Ну, почти сразу – достаточно, чтобы мозг застрял в этом дурацком моменте, пытаясь угнаться за двумя угрозами одновременно. Первый – цыган с быстрыми, расчетливыми движениями, как у дуэлянта. Его удар шел прямо на меня, и я инстинктивно выставил руку, чтобы отбить. Все бы ничего, если бы в этот момент толстый не решил включиться.
Он двигался медленно, как ломовая лошадь, но, черт возьми, удар как молот. Удар был грубым, бесцеремонным – прямо чуть выше уха. Не лицо, не челюсть, а вот это место, где тонкая кожа и кости резонируют с каждым толчком, как барабан. Боль ударила волной, горячей и мгновенной, голова мотнулась назад.
Я попробовал собрать мысли, вернуть себе контроль, но этот момент стоил мне всего. Я пропустил второй удар. Теперь от цыгана, и этот прилетел прямо в бровь. Мир сразу пошел под откос, будто кто-то накренил землю. Ноги предали меня, или, может, лед сделал свою часть работы – кто теперь разберет. Я полетел вниз, и тротуар встретил меня как старый враг, холодный и беспощадный.
Но они не собирались останавливаться. Рыжий,
– Все, хватит! Убьете! Поднимите, – скомандовал толстый.
Кто-то схватил меня за подмышки, и резко поставил на ноги. Ледяной тротуар шатался под ногами, или это моя голова отказывалась сотрудничать с реальностью? Меня грубо поставили к дереву – холодная кора впилась в спину. Они расположились напротив, их силуэты казались больше, чем были на самом деле.
Я поднял голову и сразу почувствовал, как что-то теплое и липкое скатилось в уголок глаза. Кровь. Она резала зрение. Я машинально стер ее рукавом, но неприятные ощущения остались.
Аня была неподалеку. Она стояла, замерев, ее лицо застыло в выражении чистого ужаса. Я видел этот взгляд раньше, когда на нее напала стая собак. Те же пустые глаза, тот же застывший крик, который так и не родился. Она ничего не могла сделать, только смотреть, как разворачивается спектакль.
Толстый шагнул ближе. Он остановился на расстоянии вытянутой руки. Его глаза были темные, тяжелые. Потом он ухмыльнулся – медленно, лениво.
– Ну как, понравилось? – сказал он с ленивой насмешкой, которую люди обычно приберегают для жертв. Для тех, кто уже не может ответить.
– Ага, очень. Думаю, записаться к вам на массаж. Спина болит часто, – прохрипел я, натянув на лицо усмешку.
Цыган поднял кулак.
– Можем повторить, – сказал он, наклоняясь чуть ближе, так что я почувствовал запах его дыхания: табак и дешевое пиво.
– А скидка будет? – бросил я.
Он улыбнулся, но это была не добрая улыбка. Кулак завис в воздухе, потом вдруг рванул вниз и, прежде чем я успел хотя бы напрячь мышцы, ударил меня прямо в солнечное сплетение.
Боль пришла мгновенно. Тупая, вязкая, она разлилась по всему телу. Воздух вылетел из легких, словно его откачали насосом. Я согнулся пополам, сдавленно закашлялся, глотая воздух ртом.
Я задыхался. Грудь сжималась, спазм не отпускал. Воздух был ледяным, резал горло, но я все равно пытался глотать его. Раз за разом. Потому что это все, что я мог сделать.
– За Анькой вздумал ухаживать? – произнес толстый, сунув руки в карманы пальто. Его ноги широко разъехались по льду. В моем мире это называлось «позой альфа-самца».
Я выдавил кашель и, собрав остатки воздуха, хрипло выплюнул:
– Тебе-то что?
– А то. Она моя.
– Она об этом хоть знает? – усмехнулся я и снова закашлялся.
– Скоро будет знать. Она. Моя. Понял? Еще раз. Увижу. Тебя с ней. Рядом. – Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть кто тут главный. – Пришибу. Понял?
Толстый говорил так, будто все вокруг принадлежало ему: деревья, тротуар, лед, Аня. Властно, нахально. И тут я догадался: это он сын члена горкомпартии.
– Слышу плохо. У меня справка есть. Что глухой. Забыл дома. Могу по почте прислать.