20 лет дипломатической борьбы
Шрифт:
Но журналисты думают об этом иначе. Они привлекают внимание всего мира к этому самоубийству.
– Это трагическое событие, – говорит латиноамериканец Зимета, – грозит открыть в Лиге Наций эру покушений!
Люксембургский делегат Жозеф Беш замечает:
– Это самоубийство находит здесь больший отклик, чем если бы речь шла о покушении на какое-нибудь высокопоставленное лицо! Именно эта душевная драма как раз и наполняет тревогой большинство из нас!
В половине третьего человек пятнадцать министров и делегатов украдкой выходят из служебных помещений Ассамблеи и
Это – члены редакционного комитета по Эфиопии, обязанные подготовить резолюцию, которая завтра утром должна быть поставлена на голосование Ассамблеи. Они тщетно пытаются ускользнуть от журналистов.
И только чешский делегат направляется прямо к журналистам и говорит:
– Господа представители печати, вы можете оплевать всех нас с ног до головы! Мы этого заслуживаем! Мы мерзавцы!
– Да нет же… нет… – перебивают его тотчас же австрийский, венгерский и албанский делегаты. – Текст, который мы только что подготовили, не так уж плох. В нем не осуждается Италия и, несмотря ни на что, содержится признание свершившегося факта.
Два часа спустя заседание возобновляется.
У входной двери давка и пререкания между швейцарским полицейским, проверяющим пропуска, и грязно сквернословящим рыжим верзилой, который орет, размахивая руками:
– Давно уже пора, чтобы немецкие пулеметы навели порядок в Лиге Наций!
Это председатель Данцигского сената нацист Грейзер, специальный посланец Гитлера, который явился объяснить Ассамблее, что притязания его хозяина на свободный город Данциг совершенно законны.
На трибуне Грейзер совсем распоясывается.
В конце своей речи он громовым голосом, переходящим в крик, трижды повторяет немецкое слово из пяти букв: «Dreck, dreck, dreck». [51]
– Да он ведет себя как генерал Камброн! [52] – с насмешкой говорит польский делегат Сокаль.
51
Дерьмо.
52
Пьер Камброн – французский генерал, командовавший при Ватерлоо одним из последних отрядов старой гвардии Наполеона I. Именно тогда окружавшим его многочисленным врагам, требовавшим, чтобы он сдался, Камброн якобы ответил: «Гвардия умирает, но не сдается!» Но по другой версии, более достоверной, он просто ответил одним словом из пяти букв, которое французы с тех пор называют «словом Камброна».
– О нет! – возражает Леон Блюм, – Камброн говорил подобные вещи под градом пуль, что гораздо лучше!
– Господа, – говорит Грейзер в заключение, – недалек тот день, когда мне уже не будет больше необходимости участвовать в этих заседаниях! А ведь именно таково желание всего немецкого народа!
После этого Грейзер отдает воинское приветствие Идену, затем – генеральному секретарю и вдруг, повернувшись к аудитории, он мастерски и долго показывает нос присутствующим!
Ошеломленные делегаты болезненно реагируют на эту возмутительную шутовскую выходку, которая дополняет драматические события последних трех дней.
– Международные отношения, которые до сих пор развивались в столь приятных формах между
Несколько часов спустя в полумраке перрона вокзала Корнавэн группа делегатов окружает негуса. Последний подчиняется предписанию президента Мотта покинуть Женеву в течение четырех часов после заседания.
– Чья же теперь очередь? – тоскливо шепчутся между собой представители балканских стран и стран Центральной Европы. – Конечно, Данцига! Возможно – Австрии, несомненно – Албании и наконец – Чехословакии!
Некоторые довольно резко осуждают Блюма.
– Несмотря на свой исключительный дар анализировать события, изворотливость, культуру и ум, он никогда не станет деятелем, который смог бы объединить усилия против диктаторских режимов, – невесело констатируют они. – Точно так же как и его министр иностранных дел Ивон Дельбос. Этот превосходный депутат-радикал из Дордони – человек мягкий, лояльный, добрый и честный, но он всегда останется робким, он постоянно будет всего бояться и никогда ни на что не осмелится!
Как всегда, равнодушный и смотрящий на всё со стороны, один латиноамериканский посол в Париже говорит французам:
– А прав оказался этот ваш сочинитель песенок, когда он сложил свой знаменитый куплет: «Все хорошо, прекрасная маркиза!»
Но никто не смеется.
Возвращаясь в Париж после голосования пресловутой резолюции, Леже говорит Леону Блюму:
– Отныне следует проводить политику тесных союзов и военных альянсов, ибо проведение общеполитического курса широких пактов, что проповедует Франция, стало уже почти невозможным.
И Блюм покорно отвечает:
– Да, чтобы спасти мир, нет больше никаких средств, кроме как согласиться с возможностью войны, но все-таки?..
Глава 27. Леон Блюм и гражданская война в Испании
Кабинет на Баль-плац. – Это сигнал. – Авария самолета генерала Санхурхо. – Германский консул в Барселоне. – За стеклянными дверями. – «Я за помощь Испании, однако…» – Фернандо де лос Риос и доки Бордо. – Завтрак у Болдуина. – Леон Блюм – новый Дизраэли. – Непрочная связь. – Генлейн у Ванситтарта. – Невмешательство и локализация пожара. – Дизраэли и умные консерваторы. – План Дельбоса – Шотана. – Европе угрожает опасность.
Вена, 11 июля 1936 года. Баль-плац. Кабинет президента.
Австрийский канцлер Шушниг и германский посол в Вене фон Папен, склонившись над столом, ставят свои подписи под соглашением об австро-германском примирении, напечатанном на больших листах роскошной бумаги.
Набранные крупным шрифтом заголовки всех газет мира сообщают: «Центральная Европа восстановлена!»
Многие газеты, правда с весьма различными комментариями, приводят слова бывшего германского посла в Риме князя фон Бюлова, сказанные им после поражения 1918 года: «Я, конечно, вижу, что союзники выиграли первый тур, но чтобы определить, кто станет настоящим победителем в войне, надо знать, кто будет командовать в Вене!»