20 лет дипломатической борьбы
Шрифт:
Заседание Ассамблеи прервано до трех часов… Блюм и Дельбос входят в холл. Французские делегаты, не теряя времени, направляются завтракать в «Отель де Берг».
Блюм явно встревожен. Его неразлучный спутник Блюмель, молодой и очаровательный адвокат семьи председателя Совета министров, объясняет:
– Учитывая согласованную экспансионистскую политику диктаторов и гражданскую войну в Испании, задачи, стоящие перед Блюмом, тяжелы и обременительны. Его неотступно преследует мысль, имеет ли он моральное право потребовать от Франции,
Милан, 2 ноября 1936 года, Кафедральная площадь.
Бесчисленные штандарты, знамена, флажки и т. п. колышатся над целым морем людей.
Вся площадь украшена огромными плакатами и итальянскими флагами гигантского размера. На кафедральном соборе развешаны огромное полотнище красного бархата, кокарды и зеленые, белые и красные ленты. В центре помещен транспарант: «Да ниспошлет Иисус, владыка веков, долгие годы побед Италии и ее дуче, дабы христианский Рим светил вечным светом для мировой цивилизации».
На маленькой трибуне, расположенной на очень большом расстоянии позади трибуны, куда вот-вот должны прибыть Муссолини и Риббентроп, несколько чиновников Лиги Наций (где еще вчера генеральный комиссар испанской республиканской армии Альварес дель Вайо, центральная фигура Ассамблеи, в энный раз изобличал иностранную агрессию в Испании) обмениваются мнениями по поводу нового пакта, который свяжет Рим и Берлин.
Вдруг зазвучали государственные гимны, здравицы, аплодисменты.
Вслед за дуче появляются в парадных мундирах и занимают почетные места делегаты гитлеровских организаций за границей.
И, покрывая гром приветственных возгласов, Муссолини вопит:
– Есть великая страна, к которой были обращены в эти последние годы горячие симпатии итальянского народа: это – Германия!
Вечером 7 января 1937 года в министерстве получены две телеграммы.
Первая из них, посланная французским консулом в Мюнхене, сигнализирует о том, что несколько немецких воинских частей только что прошли через этот город, направляясь через Геную в Испанское Марокко для последующей высадки в Сеуте и Мелилье.
Во второй, исходящей от французского верховного комиссариата в Марокко, указывается, что в этих двух населенных пунктах подготовлены казармы для приема немецких войск.
– Вот наконец, – говорят себе некоторые политические деятели и журналисты, – доказательство, которого требуют Блюм и Дельбос для того, чтобы предпринять действия в связи с войной в Испании. Если это сообщение будет опубликовано, оно на этот раз неопровержимо установит наличие интервенции нацистов в Испании, разоблачит их планы в отношении Гибралтара и Северной Африки… А тогда… кто знает… может быть…
На другой день эта новость уже появляется на страницах двух крупных парижских газет.
Она вызывает возмущение в правительственных канцеляриях, сенсацию в Европе и оцепенение в Берлине. Курс акций на парижской и лондонской биржах
Ивон Дельбос срочно возвращается с зимних каникул.
Гитлер, видя, что его план разоблачен, опасается взрыва негодования европейского общественного мнения. Своим судам, уже вышедшим в Средиземное море, он отдает приказ вернуться с полдороги и высадить немецкие войска в Генуе.
Отрицая бесспорный факт, немецкая печать неистовствует. Весьма любопытно, что французская правая печать поддерживает немецкую прессу в ее нападках на французов-антигитлеровцев, которые, как она утверждает, «толкают к войне».
Но ни Блюму, ни Идену ни на мгновение не приходит мысль об отказе от политики невмешательства.
Некоторое время спустя в Женеве на специально созванном для этой цели заседании Совета Лиги Наций присутствующие с полнейшим безразличием встречают выступление дель Вайо, который зачитывает, однако, поразительные документы.
В Гвадалахаре республиканские войска взяли в плен две итальянские дивизии – дивизию «Литторио» и дивизию «Белая стрела» – со всеми документами их штабов. Вот фотокопии телеграммы, которую дуче отправил своим генералам: «Будучи заранее уверен в вашей победе под Гвадалахарой, я выезжаю завтра из Рима в Ливию».
Но никто не задумывается над всем этим. Машина Лиги Наций продолжает механически действовать…
И тем не менее многое изменилось в Женеве – вплоть до знаменитых завтраков у Мориса де Ротшильда в Преньи, где беспокойство делегатов сказывается даже во время разговоров за столом.
На одном из своих последних завтраков Морис де Ротшильд обращается к советскому делегату Литвинову:
– Объясните же мне, уважаемый господин делегат, характер ваших отношений с Германией. Я не вполне понимаю… Вы заключили пакт с Францией – и все же постоянно флиртуете с рейхом!
Улыбаясь, Литвинов отвечает:
– Ну что ж, я сейчас вам объясню: две старые, чрезвычайно изысканные дамы-аристократки – Франция и Англия – никогда не причинят зла моей родине. В Европе есть лишь одна страна, которой мы опасаемся, единственная страна, которая обладает силой, направленной против России, – это Германия. И видите ли, дорогой господин де Ротшильд, мы ненавидим Германию до такой степени, что в один прекрасный день мы смогли бы стать ее союзником, чтобы заставить французов и англичан – у которых иначе будет соблазн всегда ей уступать – начать против нее войну и разбить ее для нас.
Занятые шербетом, все смеются по поводу этого рассуждения.
Но один из приглашенных, греческий делегат юрист Политис, возвращаясь из Преньи во дворец Лиги Наций, говорит:
– Я думаю, что гости барона приняли за шутку то, что является целой политической программой, о которой все мы – и те и другие – должны помнить!
Что же и говорить об атмосфере, которая царит теперь на традиционных завтраках, устраиваемых на каждой сессии первыми французскими делегатами для представителей Малой Антанты и Балканской Антанты.