20 лет
Шрифт:
– Не появятся у меня дети, не хочу я этого.
– Ну, а если забеременеешь, что будешь делать? Родишь ведь. Родишь и любить будешь этого ребёнка, души не чая.
– Не рожу.
– Аборт сделаешь?
– усмехнулась она.
– Сделаю. Лучше сделать аборт, чем в будущем мучить ребёнка.
– Какая же ты ещё глупенькая, Кир. И в чём же ты видишь свой смысл жизни?
– Пока не знаю, но явно не в материнстве.
Без добавления каких-либо ещё слов я дожарила капусту, выключила конфорку и стремительно покинула кухню, чувствуя на спине мамину блаженную улыбку. Вряд ли в этой жизни мы были способны понять друг друга. Порой казалось, что меня родила совершенно другая женщина.
12 глава
В "Братьях Карамазовых" Достоевского Алёша говорит своему сладострастному, жестокому отцу: "Не злой вы человек, а исковерканный". Был ли исковерканным
Родился отчим поздно, родителям на тот момент было за тридцать. Мать работала всю жизнь швеёй, отец - водителем. Люди они были несколько странные. Вели затворнический образ жизни, мало с кем общались, мало кому ведали о личных делах, с родственниками не знались, зато при всём при этом в церкви являлись самыми частыми посетителями. Дети для них, как и для большинства тогда и сейчас, воспринимались как данное, как что-то неизбежное, вряд ли что первая беременность матери дяди Саши, что вторая, что третья были запланированы. К слову, он приходился самым младшим из трёх братьев: со старшим разница в возрасте составляла четырнадцать лет, со средним - шесть. Все трое росли в крайней жестокости и непонимании. Отец с виду и был человеком мягкотелым, молчаливым и замкнутым, в семье же открывал себя с совершенно иной стороны. Воспитание в его понятии приравнивалось к насилию. Порол он детей часто: и за явную провинность, и за ребячество, за детскую шалость, ничуть не видя в этом чего-то предосудительного. Ежедневные порки в семье считались в порядке вещей. Это мне известно со слов мамы, которая объясняла, откуда у отчима эти садистские наклонности. Для него подобный метод воспитания стал образцом, который он позже и спроецировал на своих детей, считая, что "только силой можно сделать из говна человека"
Ничем особенным с детства не увлекался. С двенадцати лет начал курить, выпивать. Учился плохо, несколько раз был едва не отчислен из школы за плохое поведение. Разумеется, за всё за это ему доставалось дома от отца в виде искусных побоев, и, может, в какой-то степени подобное поведение объяснялось протестом отцу, желанием обратить на себя внимание, поскольку именно внимания этим детям не хватало. Не было ни материнской ласки, ни разговоров по душам, ни каких-либо самых скромных проявлений чувств. Мать всю жизнь молчала. За детей никогда не вступалась, в дискуссиях за ужином, если таковые случались, ни разу не высказала свою точку зрения. Можно это назвать кротостью, но мама, которой довелось пару раз встретиться с родителями отчима, рассказывала, что кроткой эта женщина точно не была. Скорее глупой. Глупой и пустой. Она молчала не потому, что не хотела говорить, ей действительно нечего было сказать. Мыслительные процессы в её голове не происходили. Шить - да, она умела, но ответить на банальный вопрос о том, как дела, затруднялась. Отчим и сам признавался не раз, что его собственную мать умом обделили. Видно, и он частично это унаследовал.
Отца своего не любил, но считал идеалом. Примером для подражания и всегда говорил о нём с гордостью. Обиды за порки не испытывал ничуть. "Тогда, наверно, было обидно, а с возрастом-то понял, что не зря он нас бил. Всю дрянь зато выбил из головы. Детей надо пороть, иначе вырастут свиньями. Нахуй посылать родителей будут". Видно, вместе с дрянью разум и душу из него тоже выбили. Остались лишь тупость, мнительность, чванство да похоть. Всё.
Едва окончив техникум, этот человек женился на девушке тремя годами старше него, женился по залёту, надо сказать. Однако брак ничуть не ограничил его свободу. Всё так же блудил, так же удовлетворял свои страсти на стороне, по примеру отца воспитывал детей колотушками и ремнём, жену в грош не ставил. Да и она его. Девушка была, как и мать отчима, недалека умом, интеллектом не блистала, красотой - тоже. Неудивительно, что после пяти лет брака они подали на развод, но как ни странно, ещё несколько лет, уже не будучи мужем и женой, продолжали жить вместе и спать в одной кровати.
Наверное, можно было бы свести ограниченность отчима к неправильному воспитанию, к нехватке родительской любви, к покосившимся взглядам на жизнь, к неблагополучной среде, но другие-то братья выросли иными. Старший получил высшее образование, работал инженером на заводе, создал нормальную семью, в корне отличавшуюся от той, в которой вынужден был расти. Он пробуждал естественное уважение. С заботой и нежностью относился к своим детям, к жене, никто никогда слова о нём плохого не говорил, кроме отчима, обвинявшего того в жадности и тщеславии. Может, и было в нём тщеславие, может, была и жадность, но детей он любил и детство их не превращал в ад.
Средний же брат имел больше сходств и пересечений с отчимом. Тоже всю юность бросался в крайности, без разбора спал с девушками, не имея моральных рамок, жил, ублажая животное начало. Хотя, не хочется говорить "животное начало". Люди куда ниже животных, поэтому скажу: "Ублажая естественное начало". Выучился на электрика, долго сидел на шее у родителей, однако к двадцати пяти годам образумился, остепенился, устроился на постоянную работу, встретил девушку, женился. Детей у них не было: то ли он не мог иметь, то ли жена оказалась бесплодна. Первое время бегали по больницам, по батюшкам, бабушкам, после смирились и в полнейшей гармонии жили вдвоём. Не знаю, конечно, какой бы вышел отец из этого человека. Может, и к лучшему, что "Бог
– А помнишь, - сказал он тогда отчиму в перерыве между очередной рюмкой.
– Тебе лет шесть было. Мать только из магазина вернулась, стала продукты выкладывать из пакетов, а ты на радостях столкнул на пол палетку яиц? Взревел же тогда отец. Не забуду, как он набросился на тебя. Зверь был, не человек.
– Это когда он нос мне сломал?
– рассмеялся отчим.
– Помню. А мне не обидно, веришь? Пиздел он нас искусно - факт, а упрекнуть его не могу сейчас.
Меня на самом деле задевал вопрос тирании. Что это? Наследственная предрасположенность или приобретённая болезнь? Кто более склонен к этому явлению? Какой тип людей? Понятно, что с точки зрения психологии, человек - деспот - это закомплексованная, затравленная жертва, которая с помощью власти и подавления окружающих восполняет недостающее. Мстит за нанесённые травмы, так сказать. Это в принципе вполне подходит для случая с отчимом, однако если придерживаться этой логики, то выходит, я тоже склона к деспотизму и тирании? И братья отчима, получается, очень даже склоны. И Кирилл, и мама, которая тоже терпела отцовские побои и унижения. Значит, корни этой болезни находятся всё-таки глубже и их не объяснить одними комплексами и обидами?
Часто глядя на отчима, я пыталась понять, почему он такой. Что его сделало таким чёрствым, толстокожим, глухим. Быть может, это маска? Он не привык показывать чувства, так, может, за подобным поведением скрывается ранимый, мягкий, внимательный человек? Любящий отец, не знающий, каким способом донести свою любовь? Звучит нелепо, конечно, но я действительно изредка предполагала такое. Или же подобный вид людей - всего лишь распространённый типаж? Так же, как существуют типажи глупых жопастых блондинок, забитых ботаников, развязных ловеласов? Или типично деревенских русских женщин с пышными формами, необразованностью и фанатичной набожностью? Кто знает. Если всех людей можно разбить на типажи, то это всё объясняет. Таким был и отец Кафки, и отец Гитлера, и отец Достоевского, Сталина. Однако Гитлер и Сталин продолжили цепь деспотичности, Кафка и Достоевский же выросли депрессивными, потерянными в обществе, однако великими личностями, мастерски обличавшими низости человеческой натуры.
Читала накануне окончания школы "Письмо отцу" Кафки, горький остался осадок. Отец сыграл в его судьбе далеко не второстепенную роль. По большому счёту, то, каким запуганным, нерешительным, загнанным человеком он стал, определил именно отец. "Как-то ночью я все время скулил, прося пить, наверняка не потому, что хотел пить, - писал Кафка в письме, - а, вероятно, отчасти чтобы позлить вас, а отчасти чтобы развлечься. После того как сильные угрозы не помогли, Ты вынул меня из постели, вынес на балкон и оставил там на некоторое время одного, в рубашке, перед запертой дверью. Я не хочу сказать, что это было неправильно, возможно, другим путем тогда, среди ночи, нельзя было добиться покоя, - я только хочу этим охарактеризовать Твои методы воспитания и их действие на меня. Тогда я, конечно, сразу затих, но мне был причинен глубокий вред. По своему складу я так и не смог установить взаимосвязи между совершенно понятной для меня, пусть и бессмысленной, просьбой дать попить и неописуемым ужасом, испытанным при выдворении из комнаты. Спустя годы я все еще страдал от мучительного представления, как огромный мужчина, мой отец, высшая инстанция, почти без всякой причины - ночью может подойти ко мне, вытащить из постели и вынести на балкон, - вот, значит, каким ничтожеством я был для него". Или также тронул вот этот эпизод: "Я разучился разговаривать. Я бы, конечно, и без того не стал великим оратором, однако обычным беглым человеческим разговором я все же овладел бы. Но ты очень рано запретил мне слово. Твоя угроза: "Не возражать!" - и поднятая при этом рука сопровождают меня с незапамятных времен. Когда речь идет о Твоих собственных делах, Ты отличный оратор, а меня ты наделил запинающейся, заикающейся манерой разговаривать, но и это было для Тебя слишком, в конце концов я замолчал, сперва, возможно, из упрямства, а затем потому, что при Тебе я не мог ни думать, ни говорить".
К сожалению, письмо это так не дошло до адресата. Мать, которая с годами, как пишет Кафка, обращаясь к отцу, "слепо стала перенимать Твои суждения касательно детей и их осуждения", не передала ему это послание. К лучшему ли? Может быть. Кафка часто упоминает о том, что всегда испытывал страх и вину перед отцом за то, что даже одним своим слабым внешним видом не угодил тому, не говоря уже о характере, профессии, поведении, мировоззрении. Одним из методов воспитания отца была ирония, поэтому Кафка с детства привык к осознанию того, что от него не ждут многого, потому и не пытался кому-то что-то доказать. Выражения: "От господина сына этого, конечно, не дождёшься" было достаточно. "Чем старше я становился, тем больше накапливалось материала, который Ты мог предъявить мне как доказательство моей ничтожности".