2070

Вель Ольга

Узза вздрогнула, но смогла удержать на лице спокойное выражение. Даже нечто осталось внутри неё, лишь тихо всколыхнулось, будто разминаясь.

— Неужели? — процедила Узза, наклоняясь к идморцу.

— Простите меня, — покачал головой Понирос, — но я иначе не могу. Они мои дети. Не было у них злого умысла, госпожа, — глядя Уззе в глаза, твёрдо произнёс он. — Как и не было мысли оказывать сопротивление вашей миссии. Как ни горько мне это признавать, но они просто глупы. Их неопытность и беспечная жизнь, что я им обеспечивал все эти годы, сыграли злую шутку. Наказывать их бесполезно, ведь они даже не понимают, в чём провинились.

— Хочешь сказать, — медленно проговорила Узза, — что твоя дочь напала

на нашего солдата по глупости? И покалечила его, уже неспособного дать отпор, тоже потому, что глупа? Неужели она не может осознать тяжести этого проступка? Если твоего сына я ещё готова простить, — Понирос подался вперёд, и в его глазах появилась надежда, — то дочь твоя не заслуживает прощения. Мальчишку ещё можно перевоспитать, — Узза внимательно посмотрела на Норва, — возможно, несколько лет вдали от дома, богатств и праздности помогут ему ступить на верный путь. В конце концов, он действительно всего лишь ребёнок. Но вот она, — Узза махнула в сторону Сталии. Невольно я подумал, что хозяйка с удовольствием отыграется на идморке за свой срыв и попытку обратить на себя моё внимание, — явно осознавала, что творит. Скажи-ка мне, Понирос, чтобы ты сделал с учеником, поднявшим на наставника руку?

— Выгнал бы, — хрипло ответил тот, — и внёс бы в список тех, кто не достоин обучения. И так поступил бы не только я. Ученик, посмевший обратить свою злость против наставника, не сможет в будущем стать достойным членом общества и обучать новые поколения.

— Так почему для своей дочери ты просишь поблажек? — вкрадчиво произнесла Узза.

Понирос опустил голову.

— Она моя дочь, — пробормотал он срывающимся голосом. — Я верен вам, госпожа, но я не способен подавить любовь к детям. Заблудших овец не оставляют на растерзание. Их отыскивают и показывают тропинку домой. Моя дочь, — он судорожно всхлипнул, — подвела меня. Никогда она не была жестокой и непокорной. Признаюсь, я до сих пор не верю, что она могла совершить подобное… — он резко замолк и, обойдя Уззу, подошёл к прикованной дочери. — Зачем, Сталиа? — мягко спросил он. — Объясни! Может, тебя заставили? — он обернулся к Уззе и с мольбой проговорил: — Дайте ей шанс объясниться! Молю вас! — поколебавшись, Узза кивнула. Понирос вновь обернулся к дочери и обхватил её мокрое от слёз лицо широкими ладонями. — Расскажи мне правду, Сталиа. Позволь мне помочь тебе. Всё ещё можно исправить. Да, будет трудно и, возможно, больно, но так нельзя!

— Ох, отец, — Сталиа покачала головой. — Ты ничего не понимаешь. Вы все ничего не понимаете! — она сорвалась на крик. — Я старалась, старалась быть лучшей во всём! Следовала новым правилам, ночами сидела над учебниками, стараясь понять новые науки. Я готова была на всё, даже напасть на солдата, но… — она замолкла и уставилась на меня.

— Но что? — пытливо спросил Понирос, вглядываясь в её лицо.

Я понял быстрее Уззы и него.

— Сталиа, не надо, — я подал голос. — Не делай себе хуже.

— Марк? — Узза резко обернулась ко мне.

Сталиа пронзительно захохотала.

— Хуже? Хуже мне уже быть не может, учитель. И всё из-за вас! Чем я плоха для вас? — в её голосе зазвенела обида. — Почему даже зелья, что дал мне Бала-Атан, не смогли расположить вас ко мне? О Боги, да я только ради вашего взгляда, вашего прикосновения была готова не просто сломать руку того солдата, нет, я была готова убить его!

— Сталиа! — ахнул Понирос.

Узза побледнела. Коротким свистом отдала приказ, и солдаты начали гнать толпившихся учеников прочь от школы. Давка и крики остались где-то на грани сознания. Я в немом изумлении уставился на Сталию. Она опять истерично захохотала. Норв, испуганный её поведением, отпрянул. Узза спешилась и, подойдя к столбу, одним движением разорвала цепи, сковывающие руки мальчишки.

— Иди к отцу, живо! — прошипела Узза, и тот моментально исполнил её приказ.

Узза схватила лицо Сталии пальцами и заставила ту посмотреть ей в глаза.

— Рассказывай!

— Сталиа, —

в голосе Понироса послышались жёсткие нотки. — Не усугубляй своё положение. Что ты натворила?

Я спрыгнул на землю и подошёл к Уззе. На миг прикоснулся носом до её пышных волос, вдыхая умиротворяющий аромат цветов.

— О, как я тебя ненавижу, — медленно проговорила Сталиа, прожигая Уззу взглядом. — Ты стоишь у меня на пути, мешаешься. Ты же ужасна, — Сталиа усмехнулась, — не будь у тебя рыжих локонов, ты бы легко сошла за одну из рабынь. О, я столько часов провела в молитвах, прося Богов лишить тебя власти, обратить тебя в одно из жёлтокожих! Тогда бы ты перестала быть помехой мне, а учитель перестал бы считаться твоей тенью. Мерзкое прозвище, — простонала она злобно. — Но Боги не услышали моих молитв. Тогда я обратилась за помощью к Бала-Атану. Он с радостью согласился мне помочь, как только узнал, кто мне нужен. Зелье, которое он мне дал, должно было помочь учителю увидеть во мне единственную девушку, достойную его любви, должно было заставить его забыть про Уззу! Бала-Атан был уверен, что она привязала вас каким-то сложным и сильным снадобьем, — Сталиа подалась вперёд, глядя на меня с мольбой и надеждой, — но он сказал, что это не проблема. Нужно всего лишь отвлечь её, и он с радостью согласился с этим разобраться. Неужели вы действительно хотели быть с ней, учитель? — её голос сорвался, и она забилась от приступа удушающего кашля. Её браслет уже не мигал, а просто горел алым, будто его раскалили, и на синей коже вокруг него появились волдыри.

— Ответь ей, Марк, — Узза повернула голову и недобро посмотрела на меня. Ослушаться я не смел.

— Хотел, Сталиа, более всего в мире, — искренне произнёс я. — И никакие зелья и молитвы не изменят этого.

Я видел, как Сталии больно — больно от осознания, что её чувства не взаимны, а надежды на светлую и счастливую жизнь рушатся с каждой секундой, с каждым словом, что она произносит в исступлении. Глупая девчонка, осмелившаяся влюбиться в пришельца из космоса, который давно и навеки принадлежит другой… Мне захотелось рассмеяться от абсурдности происходящего. Вся ситуация напоминала дурацкий любовный роман с клишированным любовным треугольником, один из членов которого непременно сходил с ума и становился одержимым.

— Скажи, Понирос, — голос Уззы дрожал, и я мягко обхватил её плечи и прижался к её спине, в надежде, что этот жест даст ей хоть толику спокойствия, — что теперь заслуживает твоя дочь?

«Ну же, — я взглянул на советника Уззы, — делай выбор! Кинешь ли ты своего ребёнка с отвесных скал в море, несущее гибель?»

— У меня нет больше дочери, — глухо произнёс Понирос. Лицо Сталии исказилось, но она не издала ни звука. — Мой ребёнок никогда бы не пошёл на насилие и отравление ради привлечения внимания объекта своих чувств. Я многое был готов простить своим детям, но этого я понять и принять не могу.

«Значит, море…» — с горечью отметил я. Где-то далеко, сквозь время и пространство, мальчишка с комом в горле и подступающими слезами спорил с учителем о ценности жизни ребёнка. Спорил, уверенный, что любой бы на месте карлика любой ценой спас бы своего сына.

— Я прошу вас только об одном, — Понирос умоляюще заломил руки, — пощадите моего сына! Я сделаю всё, чтобы он осознал свою ошибку, научу его смирению и новым законам жизни. Клянусь, что более он не будет проблемой.

— Иди домой, Понирос, — устало произнесла Узза. — Бери жену и сына и иди домой. Что с ним будет я решу завтра.

Идморец низко поклонился Уззе и пошёл к жене, лежащей на земле. Норв сидел подле неё и с испугом наблюдал за происходящим.

— Отец! — пронзительно закричала Сталиа. Понирос не обернулся, но я заметил, как напряглась его спина, а пальцы напряглись, будто он хотел сжать их в кулаки, но в последний момент передумал. — Отец!

Понирос помог встать жене на ноги и, поддерживая её за плечи, повёл в сторону городских ворот. Норв плёлся за ними, постоянно оглядываясь на прикованную к столбу сестру.