23 тайны: то, что вам не расскажут про капитализм
Шрифт:
Самый известный пример, когда правительство сделало ставку на проигравшего, поскольку руководствовалось неверными целями и стимулами, был проект «Конкорд», совместно финансировавшийся в 1960-х годах британским и французским правительствами. «Конкорд», без сомнения, остается одним из самых восхитительных достижений инженерной мысли в истории человечества. Я до сих пор не забыл один из самых запоминающихся рекламных лозунгов, которые когда-либо встречал, — слоган «Бритиш эйруэйз» на плакате в Нью-Йорке: он призывал людей путешествовать «Конкордом», чтобы «прибывать на место раньше, чем вы отправились в путь» (чтобы пересечь Атлантику, «Конкорду» требовалось около трех часов, а разница во времени между Нью-Йорком и Лондоном составляет пять часов). Однако если учесть все затраченные на развитие средства и все субсидии, которые должны были предоставить «Бритиш эйруэйз» оба правительства,
Еще более вопиющий пример, когда государство поставило на проигравшего, оторвавшись от логики рынка, — это история с индонезийским авиастроением. Отрасль была учреждена в 1970-х, когда страна являлась одной из беднейших в мире. Решение приняли только потому, что по воле случая Бухаруддин Хабиби, на протяжении многих лет бывший правой рукой президента Мухаммеда Сухарто (а после его падения — чуть больше года президент страны), оказался инженером по аэрокосмической технике, отучившимся и поработавшим в Германии.
Но если все общепринятые экономические теории и опыт других стран подсказывают, что государство, скорее всего, выберет не будущего победителя, а будущего аутсайдера, как же Корее удалось сделать такое количество удачных ставок?
Одно из возможных объяснений состоит в том, что Корея — исключение. Скажем, по каким-то непонятным причинам, корейские государственные чиновники оказались настолько компетентны, что сумели выбрать нужные кандидатуры, а никто другой — не сумел. Но это должно означать, что мы, корейцы, — самый умный народ в истории. Как добропорядочный кореец, я бы не возражал против такого объяснения, которое выставляет нас в столь лестном свете, но сомневаюсь, что некорейцы сочтут такой аргумент убедительным (и они будут правы — см. Тайну 23).
Как я несколько раз подробно рассказываю в этой книге — особенно в Тайнах 7 и 19, — Корея на самом деле не единственная страна, где правительство успешно ставило на победителей{30}. То же самое происходило в экономике других стран «восточноазиатского чуда». Корейская стратегия угадывания победителя, хотя и с использованием более агрессивных средств, была скопирована со стратегии японского правительства. Тайваньское и сингапурское правительства справились с этой задачей не хуже корейских коллег, хотя применяли они несколько иную политику.
Важно другое. Не только восточноазиатские правительства делали удачный выбор. Во второй половине XX века правительства Франции, Финляндии, Норвегии и Австрии с большим успехом формировали и направляли индустриальное развитие, используя протекционизм, субсидии и инвестирование в госпредприятия. Американское правительство, хотя и делает вид, будто ничем подобным не занималось, со времен Второй мировой войны определяет свой «выбор победителей» через массированную поддержку научных исследований. Компьютер, полупроводники, летательные аппараты, Интернет и отрасли биотехнологии — яркие примеры направлений, которые были развиты благодаря субсидированию исследований американским правительством. Еще в XIX и начале XX века, когда промышленная политика государства была намного менее упорядоченной и эффективной, чем в конце XX века, практически все нынешние богатые страны, с разной степенью успешности, применяли пошлины, субсидии, лицензии, законы и прочие меры, с целью выказать предпочтение одним отраслям над другими.
Если государство может угадывать и угадывает победителей с такой регулярностью, получая иногда блестящие результаты, вы можете высказать недоумение: нет ли какой-то ошибки в главенствующей экономической теории, которая твердит, будто это невозможно? Да, я бы сказал, что с теорией не все ладно.
Прежде всего, теория неявно подразумевает, что те, кто глубже погружен в ситуацию, будут располагать самой точной информацией и поэтому примут лучшие решения- Это могло бы оказаться правдоподобным, но если бы «близость к линии фронта» гарантировала более удачные решения, в бизнесе никогда бы не принимали неверных решений. Иногда слишком большая близость к ситуации затрудняет, а не облегчает объективное ее рассмотрение. Поэтому можно привести множество бизнес-решений, к которым сами авторы относятся как к шедеврам, а другие воспринимают со скепсисом, если не с откровенным пренебрежением. Например, в 2000 году интернет-компания AOL приобрела медиагруппу «Тайм-Уорнер». Несмотря на сомнения многих наблюдателей, Стив Кейс, тогдашний директор AOL, назвал сделку «историческим слиянием», которому суждено изменить «все представление о средствах массовой информации и Интернете». Впоследствии
Разумеется, говоря о том, что решение государства в отношении некой фирмы не обязательно должно оказаться хуже, чем решение самой фирмы, я не отрицаю того, как важно располагать надежной информацией. Однако в тех объемах, в каких эта информация требуется государству для определения своей промышленной политики, оно способно ее получить. И действительно, государства, которые удачнее других угадывали удачную ставку, как правило, имели более эффективные каналы обмена информацией с бизнес-сектором.
Один из самых очевидных способов, как государство может обеспечить себя надежной информацией о состоянии рынка, — открыть госпредприятие и самому вести бизнес. Этим методом широко пользуются такие страны, как Сингапур, Франция, Австрия, Норвегия и Финляндия. Во-вторых, государство может через законы потребовать, чтобы компании в отраслях, получающих государственную поддержку, регулярно отчитывались по некоторым ключевым аспектам своего бизнеса. Корейское правительство решительно проводило такую политику в 1970-х годах, когда оказывало значительную финансовую поддержку в ряде новых отраслей, таких как судостроение, сталелитейная промышленность и электроника. Еще один способ — положиться на неформальные связи между правительственными чиновниками и бизнес-элитой, с тем чтобы чиновники были в курсе ситуации на рынке, хотя при излишней увлеченности этим каналом информации существует опасность возникновения «закрытого клуба» или откровенной коррупции. Самый известный пример подобного подхода, демонстрирующий как его позитивные, так и негативные стороны, — это сеть политических связей во Франции, сложившаяся между выпускниками ЭНА (Национальной школы администрации). Промежуточное место между крайностями законодательных требований и сетью личных контактов занимают созданные японцами «дискуссионные советы», на регулярных заседаниях которых государственные чиновники и ведущие предприниматели обмениваются информацией в официальной обстановке и в присутствии наблюдателей со стороны научного сообщества и средств массовой информации.
Главенствующая экономическая теория не признает и того, что интересы бизнеса и национальные интересы могут вступить в конфликт. Даже если бизнесмены в целом разбираются в своих делах лучше правительственных чиновников (но не всегда, как я уже отмечал выше) и, тем самым, способны принимать решения, наиболее благоприятствующие интересам своих компаний, нет гарантии, что их решения пойдут на пользу национальной экономике. Так, например, когда в 1960-х годах LG хотел выйти на рынок текстиля, директора LG делали правильный выбор с точки зрения своей компании, но, побуждая их заняться производством электрических кабелей, что в дальнейшем позволило LG стать производителем электроники, корейское правительство больше поддерживало национальные интересы Кореи — и, в конечном итоге, интересы LG. Иными словами, когда государство делает ставку на успешную компанию, это может ущемить интересы некоторых фирм, но может привести к более полезным с социальной точки зрения результатам (см. Тайну 18).
«ПОБЕДИТЕЛИ» БУДУТ УГАДАНЫ
Я привел немало примеров удачного выбора государством будущей успешной компании и объяснял, почему теория рыночной экономики, которая отрицает саму возможность правильного решения со стороны государства в этом вопросе, полна дыр.
Я не стану пытаться утаивать от вас случаи неудач государства. Я уже говорил о целом ряде «замков в пустыне», «выстроенных» во многих развивающихся странах в 1960–1970-х годах, включая историю развития авиационной промышленности Индонезии. Но речь идет не только о развивающихся странах. Попытки государства выбрать «правильную» компанию проваливались даже в странах, которые славятся умением делать правильный выбор, таких как Япония, Франция или Корея. Я уже рассказывал о злополучной попытке французского правительства продвигать «Конкорд». В 1960-х годах японское правительство тщетно пыталось провести поглощение «Хонды», которую считало слишком маленькой и слабой, «Ниссаном», но позже оказалось, что «Хонда» — намного более успешная фирма, чем «Ниссан». Корейское правительство в конце 1970-х годов стремилось развивать выплавку алюминия, но отрасль была разрушена крупным повышением цен на электроэнергию, которая составляет огромную часть себестоимости производства алюминия. И это только наиболее показательные примеры.