28 панфиловцев. Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва!
Шрифт:
Срочно убирали пулеметы, аккуратно расставленные, приготовленные на случай вражеской атаки. Огонь велся на всем участке, маскировка не помогала.
Со склона длинными очередями бил пулемет, выбирая цель среди мечущихся бойцов. На глазах младшего лейтенанта Орехова пуля ударила в голову красноармейца, брызнула кровь. Смертельно раненный боец упал, затем поднялся и побрел вдоль траншеи, натыкаясь на стенки.
Рана была смертельная, но красноармеец упрямо переставлял ноги, затем громко и отчетливо проговорил:
– Санитара
Когда его подхватили под руки, он бессильно обвис. Лицо побелело, мелко дергались в агонии ноги.
Открыл огонь пулемет из-под сгоревшего танка «Т 4». Стреляли из немецких траншей, давая понять вновь прибывшим русским, на чьей стороне сила. Ивана Коржака трясло от злости. Пристроив на бруствере автомат, он бил короткими очередями по вспышкам пулемета, установленного под танком.
– Разрешите, товарищ лейтенант, – подошел к Краеву пулеметчик Иван Москаленко. – Я из «максимки» этих уродов под танком к нулю сведу.
– Не надо, Иван. Они этого и ждут. Накроют тебя минами, или вон те гадюки на прицел возьмут.
Лейтенант кивнул в сторону длинноствольных 75 миллиметровок. У этих противотанковых пушек была хорошая прицельность. Громоздкий «максим» они накроют с первых же выстрелов.
Но и оставлять без ответа удар немцев лейтенант не хотел. Вызвал охотника из Алтая Егора Веселкова и командира отделения Тимофея Савенко. Оба были лучшими стрелками в роте.
– Егор, достанешь пулемет на склоне?
Крепко сбитый, светловолосый алтаец молча кивнул.
– Тимофей, возьми кого-нибудь из своего отделения и попробуйте врезать по танку. Там вспышки хорошо видны. Фрицы что-то совсем обнаглели.
Егор Веселков размотал тряпку, которой прикрывал затвор своей самозарядки, и пристроился у пробоины в стене. Оптического прицела ни у Веселкова, ни у Савенко не было.
Однако это не помешало алтайцу Веселкову с его кошачьим зрением высмотреть командира расчета, унтер-офицера в маскхалате и белой каске. Позиция у него была удобная, стрелял сверху вниз. Он выпустил не меньше двух-трех лент. Из шести погибших бойцов и нескольких тяжелораненых едва не половина были на его счету.
Самонадеянность опасна. Особенно на войне. После артиллерийского обстрела и удачной стрельбы из пулемета унтер-офицер закурил и отхлебнул из термоса горячего крепкого кофе.
Тем временем подчиненные быстро сменили раскалившийся ствол, прочистили затвор и заправили новую ленту.
– Надо бы перенести пулемет на запасную позицию, – предложил старший из помощников. – Русские нас наверняка засекли. Притащат какую-нибудь старую пушку и шарахнут шрапнелью.
– Пожалуй, – согласился унтер-офицер, завинчивая крышку термоса.
Он не спешил, и эта показная неторопливость дорого ему обошлась. Унтер-офицер возглавлял расчет с сентября, а до этого
И все же в последние секунды унтер-офицер почуял опасность, хотя Егор Веселков целился в него с расстояния четырехсот метров, хорошо замаскировавшись.
Скорость пули, выпущенной из самозарядной винтовки системы Токарева, составляет 840 метров в секунду. Это почти в три раза быстрее скорости звука. Унтер-офицер выстрела не услышал, он затерялся в пулеметной трескотне.
Зато ощутил, как что-то горячее, раскаленное, пронзило грудь между ключиц, там, где начинается гортань. Это было смертельное попадание. Унтер-офицер не успел даже вскрикнуть. Горло заполнилось кровью, перебитые позвонки уже не держали тело.
Он свалился на дно окопа. Термос брякнулся на мерзлую, очищенную от снега землю. Помощники, уже взявшиеся перетаскивать пулемет, обернулись. Несколько секунд растерянно смотрели на истекающего кровью командира. Следующая пуля отрикошетила от бруствера и просвистела над головой.
Оба помощника пытались перевязать, заткнуть тампоном рану. Прибежал санитар, отстранил их и, зажимая пулевое отверстие, сказал:
– Снайпер стрелял. Головы прячьте.
Пули, выпущенные Тимофеем Савенко по танку, где был еще один пулемет, возможно, достигли цели. Пулемет на какое-то время прекратил огонь, но ударила минометная батарея из овражка.
Высыпали штук сорок мин, тяжело ранили одного бойца, и Краев приказал фрицев больше не дразнить. За неполный день рота потеряла убитыми и ранеными семнадцать человек.
– Закапывайтесь получше, – говорил лейтенант, обходя позиции. – Крюково немцы буду штурмовать всерьез.
– Бои вторую неделю здесь идут, – сказал Коржак. – Завтра жди атаки. Хорошо, хоть артиллерия имеется.
Батарея капитана Сташкова находилась немного в стороне. Она поддерживала сразу два батальона. Краев сходил, переговорил со старым артиллеристом.
– Может, передвинешь хоть одно орудие поближе к нам?
– Позиции утверждены руководством, – с досадой ответил Матвей Игнатьевич. – Левее стоят две «сорокапятки», будут вам помогать в случае чего.
Ужин принесли часов в восемь вечера. Пшенка с бараниной, сало, хлеб, сахар. Водки, вернее разбавленного спирта, старшина Снитко принес в десятилитровой канистре и в нескольких фляжках.
Бойцы оживились. С такой кормежкой жить можно. Водка по сто граммов с прицепом, каша наваристая. Потихоньку вскипятили чай, сахар имелся.
Но те, кто поопытнее, особой радости не испытывали. Сытым спать, конечно, веселее. Только старые солдаты знали одну простую истину – там, где кормят от пуза, легкой жизни не жди. Сегодня уже убедились.