30 сребреников
Шрифт:
Я честно и открыто посмотрел ему в них и нагло соврал.
— Клянусь богом, Ваше высочество, что так и будет.
Он кивнул и сказал.
— Завтра грамота и деньги будут у вас, постарайтесь не затягивать с проверкой города, купцы рыдают у меня в ногах, умоляя открыть порт и ворота.
— Ваше высочество, я постараюсь сделать всё в моих силах, чтобы ускорить процесс, — тут я нисколько не соврал.
Когда он нас отпустил и мы попрощались ещё и с крайне задумчивым архиепископом, идя уже только втроём, монах грустно заметил.
— Я хотел
— Вы о чём брат Иаков? — я сделал вид, что его не понял.
— За это время я слишком хорошо тебя узнал, — вздохнул он, — ты соврал королю, при этом поклявшись богом.
— Отец, — я строго посмотрел на него, — я и не причиню вреда ни ему, ни его людям.
— А если это вступит в спор с нашим заданием? — он прямо посмотрел на меня.
— Я уже смотрел в соборе стоимость индульгенции на этот случай, — пожал я плечами, — богохульство нынче дёшево, всего за пару флоринов бог меня просит.
Отец Иаков тяжело вздохнул.
— Вы против индульгенций брат? — изумился я, — чего я ещё о вас не знаю?
— Позволь, я оставлю эти грешные мысли при себе брат Иньиго, — смиренно ответил он.
— Представляете брат, — воодушевлённо заметил я, — я даже могу убить архиепископа и заплатить за спасение души всего сто тридцать флоринов.
— Твоё тело при этом лишат сана и повесят за убийство, — хмуро ответил он.
— Но я ведь при этом с такой индульгенцией не буду мучатся в Чистилище, так ведь брат Иаков? — с милой улыбкой спросил я его.
— Бог видимо послал мне тебя в наказание за мои грехи, — он тяжко вздохнул и перекрестившись прошептал слова молитвы, прежде чем ответить, — ты вырываешь мои самые потаённые мысли и озвучиваешь их вслух.
Я, копируя его голос, ответил миролюбиво:
— «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!».
— Думаю отец Иаков мы навсегда расстанемся после порученной нам миссии, так что вам недолго со мной мучатся, — добавил я, после слов из Ветхого завета, книги Иова.
— Аминь, — ответил он и перекрестившись замолчал.
Алонсо и Бернард ничего не понимали из нашего разговора, поскольку он вёлся на латыни, но видели, что я повеселел, а отец Иаков загрустил, хотя обычно всё было с точностью до наоборот.
— Отец Иаков, — наперерез нам бросился мужчина, падая на колени и протягивая к брату Иакову руки в мольбе.
— Да сын мой, что случилось? — тут же остановился тот.
— Благословите мою дочь отец, — стал рыдать он, — она бесплодна, и муж хочет отказаться от неё!
— И при этом не хочет возвращать её приданое? — поинтересовался я, поскольку знал истинную причину подобного горя, а не желания помочь дочери. Я на всё смотрел крайне прагматично, стараясь вычислить истинные причины поступков людей, а не ту занавесу слов, которой они всё окружают.
— Да брат, он просто разорит меня этим, — закивал мужчина, — поскольку у меня ещё две дочери на выданье.
Брат Иаков с осуждением посмотрел на
— Вот он пустой сосуд греха, отец, — мужчина вручил отцу Иакову руку девушки, — сделайте пожалуйста хоть что-нибудь.
Монах прямо на улице опустился на колени с девушкой на мостовую и положив руку на её живот стал молиться. Продолжалось это довольно длительное время, так что я даже заскучал и крики ребятни рядом о том, какой я урод и монстр, меня больше не развлекали.
— Всё дочь моя, господь теперь с тобой, — брат Иаков перекрестил успокоившуюся девушку, и показал на ожидающего её отца.
— Подойди ко мне дочь моя, шепну тебе пару молитв на ухо, — поманил её я и она, видя, что я в доминиканской робе, без страха подошла ко мне ближе.
— Алонсо закрой уши, — сказал я и когда парень это сделал, наклонившись в кенгурятнике к уху девушки, прошептал.
— Мужу своему, если он и правда хочет наследника, скажи неделю воздерживаться от соитий с тобой или другими женщинами, а после этого длительного воздержания, когда его семя попадёт в тебя, сразу не вставай, подними ноги вверх и полежи так в постели. Понятно?
Лицо девушки стало словно пылающий огонь, краска залила уши, щёки и шею.
— Ну и конечно помолись после этого дочь моя, вреда точно не будет, — перекрестил я её и отпустил.
Когда она, красная от стыда бросилась от меня к отцу, ко мне подошёл брат Иаков, обеспокоенно посмотрев на девушку и меня.
— Что ты ей сказал?
— Пару рекомендаций из трактатов древних врачей, — соврал я, даже не моргнув глазом.
Монах вряд ли мне поверил, но уточнять не стал и мы пошли обратно в монастырь, а уже вечером у меня была грамота от короля и главное, вексель для местного филиала банка Медичи.
— В банк или магистрат? — показал я оба документа брату Иакову, — какое удовольствие будет для меня наибольшим? Получить золото или унизить главу города?
— Я страшусь брат Иньиго, того, каким вы вырастите, — со вздохом ответил он.
— Одно я могу сказать вам точно брат Иаков, — твёрдо сказал я, — вы всегда будете моим учителем по милосердию. Праведнее вас я никого в Риме ещё не встречал.
— А как же бедность и целомудрие брат мой? — поинтересовался он.
— За это у меня будет отвечать Родриго Борджиа, — ответил я, но он моей шутки не понял, так как видимо его не знал. Я же прекрасно знал, что только во дворце у дяди Борджиа обитают пять любовниц молодого парня, чья любвеобильность была у многих на языках. Кости ему не обсасывали только самые ленивые в Риме, коих было очень немного. Но как говорили некоторые, ещё хорошо, что это были девушки. Распущенность нравов была в Риме просто ужасающей, несмотря на тот внешний статус и флёр, который подавался простому народу в виде веры и покаяния. Высшие чины иерархии Святого престола мало в каких удовольствиях себе отказывали.