52 Гц
Шрифт:
— Я не против, — сказал Уизли после короткой паузы.
— Прости?..
— Я не против, если ты тоже посидишь здесь, — сказал Уизли.
У Майкла возникло странное ощущение, что пацан научился читать мысли в качестве компенсации травмы. Потому что именно об этом он, собственно, и хотел спросить — не помешает ли он, если побудет здесь. Майкл поколебался секунду, потом подошел и сел на песок рядом.
— Патрик, — тот протянул ему длинную ладонь с паучьими пальцами. — Но все зовут меня Уизли. А ты?
— Майкл.
— Чем занимаешься,
В данный момент Майкл не занимался ничем, но вопрос, разумеется, был не об этом.
— Я актер.
— Хороший?..
— Не знаю. Говорят, да.
— Значит, хороший, — сказал Уизли и замолчал.
Майкл сидел рядом с ним на остывающем песке. Бездумно смотрел, как садится солнце. В последнее время он вообще был не богат мыслями.
Когда стемнело, Уизли, не прощаясь, с жужжанием электромотора развернулся и отправился вверх по пологому склону, по длинной дорожке, проложенной для инвалидных колясок. У него была стильная коляска с аэрографией, с широкими колесами, которые не вязли в песке. Точнее, у него было даже две коляски. Одна, с моторчиком, была для поездок на внешние территории — в сад или на пляж. Вторая — для внутренних помещений. Он виртуозно владел ею, огибая мебель и толкая колеса руками. Чтобы уберечь ладони, он носил перчатки без пальцев. Майкл не удивился бы, если бы обнаружилось, что на своей коляске Уизли умеет даже вальсировать.
Через две недели бессонницы и апатии, вспышек гнева, ненависти к миру, скандалов на пустом месте, медитаций, йоги, барбекю, осточертевших групповых встреч и плавания Майкл начал осознавать, что его отпускает. Медленно. С трудом. Но отпускает.
Самое время было сделать один поступок — странный, даже, наверное, почти безумный. Позвонить Винсенту. Майкл иррационально думал, что после всего этого абсурда единственное, что он приобрел — и правда стал к нему ближе. И ему по какой-то совершенно неясной причине хотелось узнать, как тот держится. Джеймс ведь ушел и от него. И, наверное, Винсенту должно было быть куда больнее. Он провел с Джеймсом девять лет, а теперь потерял его. В том, что они расстались, себя Майкл не винил — они оба с Винсентом были хороши, оба повели себя, как глухие.
Но он сочувствовал ему.
Поэтому — позвонил, со стационарного телефона клиники.
Винсент, сняв трубку, поздоровался по-французски и что-то быстро проговорил тоном вежливого извинения.
— Привет, — сказал Майкл. — Это я.
— О, — удивленным, то, как ни странно, доброжелательным тоном отозвался Винсент. — Майкл. Здравствуй.
Майкл устроился в кресле, подогнул под себя ноги.
— Я просто хотел узнать, — неожиданно для себя сказал он, — как ты.
Винсент помолчал пару секунд, потом ответил:
— Спасибо. Я… хорошо. В целом. В целом — хорошо. А ты?..
— Как-то так же, — отозвался Майкл, решив не распространяться о деталях. — Примерно так же. Как ты справляешься?.. Скучаешь?
— Держусь, — после короткой паузы ответил тот. Казалось, он просто в таком изумлении, что Майкл позвонил
— Он не вернулся?.. спросил Майкл. — К тебе.
— Нет, — сказал Винсент. — Я думаю, он не вернется. Он написал мне из Гонконга, попросил прислать кое-какие вещи.
— Откуда?.. — изумился Майкл.
— Он сказал, ему нужно было кардинально сменить обстановку и оказаться как можно дальше от нас обоих. Планирует пожить там.
— Ясно, — выдохнул Майкл. — Хорошо. Хорошо, что вы поддерживаете связь.
— А вы — нет?
— Нет.
— Майкл, — после новой паузы сказал Винсент. — Если ты захочешь приехать — я буду рад тебя видеть. Я понимаю, это звучит странно, но если тебе нужно будет поговорить… ты правда можешь приехать.
— Ты рассказывал, он писал стихи, — сказал Майкл, игнорируя предложение. — Ты его нашел из-за них. Помнишь?
— Конечно.
— Можешь мне их прислать?
— Да, — Винсент, кажется, даже не удивился. — В электронном виде подойдет?
— Подойдет, — сказал Майкл.
— Я отправлю в течении получаса.
В электронном виде Майкл читать их не стал. Распечатал. Ушел к себе, сел возле кровати на пол, положил листы на колени. Он сам не был уверен, почему именно сейчас решил узнать, что Джеймс писал в год их расставания.
Может, надеялся, что из-за апатии будет не так больно?..
?
Солнце болеет.
Хрипит, кашляет.
Тащится вверх, изнывая от жара,
хватается за облака
миллионом лучей,
бездомное,
пьяное.
Ползет высоко над землей,
тащит себя на небо.
Выжигает воздух вокруг,
жжет себя изнутри,
умирает само от себя,
и упрямо ползет,
чтобы встать в зените.
Встает, качается на звездном ветру.
Смотрит вниз, высоко ли падать.
Тянет лучи к земле,
хочет кого-то найти.
Шарится, ищет,
тычется в стекла,
гладит по лицам,
щупает нос и щеки,
губы. Рты.
Ищет весь день,
никого не находит
и прячется в облаках.
Думает —
хорошо бы отсюда упасть
и разбиться всмятку,
разлететься лучами,
распылиться фотонами,
стать звездным ветром.
Но земля не пускает,
держит своей атмосферой,
приходится — осторожно,
по шажочку,
по капле
стекать
лучами,
золотой кровью
пачкая облака.
Солнцу жарко,
его лихорадит.
Чумные темные пятна
проступают на солнечной коже,
оно рвет себе грудь, чтобы стало легче,
но там, внутри, только солнечный ветер,
и больше ничего нет.
Солнце тащится вниз, умирать.
Спускается к океану,
такое маленькое и слабое,
что даже арктический лед
смеется над ним.
В океане тихо и гулко,