65 метров
Шрифт:
Тетя Алия была слишком спокойна. Да и Фая, хоть и плакала, но в истерике перед грядущим принудительным абортом не билась. И ни та, ни другая не пытались уговорить меня сделать хоть что-нибудь и спасти своих наследников, да и рассказали обо всем слишком легко…
Что-то было не так. Неправильность происходящего ощущалась все острее, и я снова заговорила, хотя уже казалось, что все нужное для себя я и так услышала.
— А счастье — это, конечно, всенепременно дети, — хмыкнула я с таким видом, что любой противник поправок к Семейному кодексу уже сделал бы стойку или, на худой конец, принялся
Но тетя Алия, при всех ее странностях, дурой не была и на крючок не попалась — а в отместку немедленно закинула свой:
— Не тебе об этом рассуждать, — отрезала она. — Ты никогда не понимала, насколько важны родственные связи.
Похоже на то. До сих пор мне и в голову не приходило, что ими можно прикрыть разом и уголовщину, и запланированные должностные преступления. Станция всегда была моим личным маленьким мирком, в который я пряталась — от другого мира, большого и чуждого, и от людей. Тоже, прямо скажем, не самых родных.
А за пределами моих владений, оказывается, простирались такие возможности, такие возможности!..
— Ладно, — я сдалась и прикрыла глаза. Переговоры и игры в изящную словесность никогда не были моим коньком. — Не понимаю — так не понимаю. Надеюсь только, что так никогда и не пойму, — с каким-то непонятным облегчением заключила я и оттолкнулась от перил. — Раз у вас все продумано и под контролем, то я пошла.
На этом месте тете Алие полагалось бы взвиться коршуном и потребовать, чтобы я договорилась с Митой и сняла абсурдные обвинения, а Фае — горько расплакаться, сетуя на горькую судьбу. Но они молча провожали меня холодными взглядами, и мне стало не по себе — а продолжать диалог не было никакого смысла.
Светлана, дожидавшаяся окончания разговора в коридоре, смотрела тоже не слишком тепло и радостно, но после тети казалась прямо-таки образцом дружелюбия, и я неуверенно призналась:
— Кажется, у них какой-то туз в рукаве. Слишком все просто прошло.
Лейтенант набрала воздуха, словно собиралась выдать отповедь на тему вмешательства в чужое расследование, — и тут же сдулась, раздраженно нахмурившись.
— Туз в рукаве? — хмыкнула она. — Да у них там целая крапленая колода! Когда «Звездный поток» приводнился у «Морской ступени», Миты уже не было на посту. Алия и Фая выступали только как идейные вдохновители и владельцы транспорта, на котором Миту транспортировали в ее родную деревню. Если я не найду непосредственного исполнителя, все дело рассыплется, как карточный домик. Все улики косвенные, а зацепок нет. Никаких.
У меня вдруг резко заболела голова.
Тетя ведь и в самом деле ни разу не произнесла вслух, что ответственна за похищение Миты и аварию «Королевны». Фая тоже ограничилась тем, что обозвала козлом какого-то неизвестного мужика. Пришить это к делу возможным не представлялось, а единственное признание, которого я добилась, — это что моя драгоценная родня собиралась пробиться к управлению «Морской ступенью».
Но это-то не преступление!
А плюсом ко всему выходило, что, помимо неудавшегося убийцы, покушавшегося на капитана Соколова, где-то по станции бродит еще и ублюдок, у которого поднялась рука на Миту!..
Глава 18.1. Щепотка соли делает сахар слаще
Я всё-таки
Потому от Светланы я направилась прямиком в жилой блок, надеясь разговорить Миту — вдруг она вспомнит хоть что-нибудь? — и уже через несколько минут в глубокой растерянности медитировала на резинку для волос, обмотанную вокруг дверной ручки.
Резинка была ярко-алая. В ней запутался длинный черный волос, и сомневаться, кому он принадлежит, не приходилось.
Но Матхаи я видела по дороге. Он как раз должен был заступить на смену, а потому целеустремленно топал к техническому коридору, уже одетый в форменный белый халат.
— Не хочу знать, — сказала я сама себе и развернулась к собственной комнатке.
Мой лимит терпимости к историям с вовлечением разнообразных парнокопытных тоже был исчерпан. Выслушивать личные драмы Миты (а то и служить их причиной, вваливаясь в неподходящий момент!) и демонстрировать хоть сколько-нибудь тактичную и адекватную реакцию я бы уже не смогла.
Но раз уж меня занесло в жилой блок, стоило воспользоваться случаем и принять душ. И трусы, черт их дери, наконец-то надеть!
Разумеется, это со всех сторон мудрое решение немедленно разбилось о суровую реальность. На моей кухоньке сидел Ростислав и, отстраненно глядя в окно, помешивал ложечкой в чашке.
Он повернулся на звук. Я машинально проследила за его взглядом и обнаружила, что проушина щеколды надёжно привинчена на место, а над моим планом нависла призрачная, но весьма обнадеживающая угроза.
— Я и тебе сварил, — сообщил Ростислав как ни в чем не бывало и отсалютовал мне чашкой. — В качестве извинений за самоуправство.
Пахло кофе и корицей. Я мечтательно потянула носом и поскорее закрыла дверь, пока на аромат не прибежали конкуренты, но всё-таки уточнила:
— То есть ты сварил мой кофе на моей кухне, чтобы извиниться за самоуправство?
Ростислав посмотрел в чашку так внимательно, словно на дне могла притаиться подсказка с правильным ответом.
— Кажется, ты все уловила, — признал он и вздохнул. — Прости, я не знал, куда податься. Макс наконец-то смог поесть и теперь пытается избавиться от капельницы и построить всех окружающих в две шеренги. Я постарался донести до него, что в космосе туго с диетическими смесями и надо дотерпеть хотя бы до того момента, когда он перейдет на каши, но… — он устало поморщился.
— Но проще было сбежать и отсидеться где-нибудь, — понимающе хмыкнула я и полезла за ситечком, чтобы нацедить себе кофе. — Кажется, начинаю понимать, зачем вам в космосе ещё и шаттл!.. — я осеклась.
Кухонька для Ростислава была откровенно маловата. Он выглядел здесь, как ростовая скульптура атлета посреди игрушечной мебели. Зато это позволяло ему дотянуться почти до любой точки в комнате, не вставая из-за стола, и конкретно сейчас его интересовала пятая. Моя.
Разумеется, я тут же и думать забыла, что собиралась ерничать и отводить душу, раз уж на ней так странно и внезапно посветлело, и неуверенно начала: