69 этюдов о русских писателях
Шрифт:
Георгий Адамович, петербургский поэт. В 1923 году эмигрировал во Францию.
За все спасибо. За войну,За революцию и за изгнанье,За равнодушно-светлую страну,Где мы теперь «влачим существованье».Нет доли сладостней – все потерять,Нет радостней судьбы – скитальцем стать,И никогда ты не был к Богу ближе,Чем здесь, устав скучать, устав дышать,Без сил, без денег, без любви,В Париже...Один из лучших критиков и литературоведов Юлий Айхенвальд. Его лично распял Лев Троцкий. В эмиграции Айхенвальд прожил недолго и трагически погиб под колесами трамвая.
Александр
Леонид Андреев. Увидев, как «по лужам крови выступает завоеватель Ленин», писатель обрушился на большевистскую диктатуру. «Я на коленях молю вас, укравших мою Россию: отдайте мне мою Россию, верните, верните...» Дневники Леонида Андреева под названием «SOS» – это боль и крик. Пронзительный крик и пронзающая боль. Леонид Андреев умер 12 сентября 1919 года в Финляндии, можно сказать, во время и вдали. А вот его сыну Даниилу Андрееву, поэту, прозаику и философу, пришлось испытать все «прелести» советского режима на своей шкуре. 21 апреля 1947 года он был арестован (а заодно арестовали и его жену Аллу) и приговорен к 25 годам тюремного заключения (абсурдное обвинение: подготовка террористического акта). В тюрьме Даниил Андреев как-то умудрился написать три книги, одна из них замечательная – «Роза мира». Она была закончена в 1958 году, опубликована лишь в 1991 году.
Продолжаем наш скорбный список. Михаил Арцыбашев. Вторил Леониду Андрееву: «Ни нашествие Батыя, ни кровавое безумие Иоанна не причинили России такого вреда и не стоили русскому народу столько крови и слез, как шестилетняя диктатура красного вождя». Подумать только: всего лишь 6 лет! На дворе стоял 1923 год. А уж какие «ягодки» пошли потом!..
Анна Ахматова. Ее любимое слово «бедствие», оно сопровождало ее на протяжении почти всей жизни: расстрел мужа Николая Гумилева, аресты сына Льва Гумилева, гонения властей, бездомность... В марте 1940 года в поэме «Реквием» Анна Андреевна писала:
Хотелось бы всех поименно назвать,Да отняли список, и негде узнать.Для них соткала я широкий покровИз бедных, у них же подслушанных слов.О них вспоминаю всегда и везде,О них не забуду и в новой беде,И если зажмут мой измученный рот,Которым кричит стомильонный народ,Пусть так же они поминают меняВ канун моего поминального дня.А если когда-нибудь в этой странеВоздвигнуть задумают памятник мне,Согласье на это даю торжество,Но только с условьем – не ставить егоНи около моря, где я родилась:Последняя с морем разрушилась связь,Ни в Царском саду у заветного пня,Где тень безутешная ищет меня,А здесь, где стояла я триста часовИ где для меня не открыли засов.Затем, кто и в смерти блаженной боюсьЗабыть громыханье черных марусь,Забыть, как постылая хлопала дверьИ выла старуха, как раненый зверь.И пусть с неподвижных и бронзовых векКак слезы струится подтаявший снег,И голубь тюремный пусть гулит вдали,И тихо идут по Неве корабли...А уж как Анну Андреевну критиковали! Ее топтали и в 20-х годах: «Тепличное растенье, взращенное помещичьей усадьбой» (Лелевич). Уничтожали в 40-х: «Ахматова является типичным представителем чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии» (Жданов). Ее называли и «блудницей», и «монашкой», и еще бог знает как. И что оставалось?
Я пью за разоренный дом,За злую жизнь мою...Андрей Белый. Эмигрировал. Вернулся. Пытался стать советским писателем. Не вышло. Скончался 8 января 1934 года, прожив 53 года. Больше бы не получилось, ибо впереди маячил 37-й, а Андрей Белый был причислен к «представителям реакционного мракобесия в политике и искусстве» (доклад Жданова, 1946 год).
Александр Блок. Не уехал и власть радостно зачислила его
Блок критиковал Россию. Любил Россию. Желал ей лучшего будущего. Но пришли «неслыханные перемены. Неведомые рубежи». Пришлось изведать поэту и голод, и холод. Одна из последних записей в дневнике: «До каких пределов дойдет отчаянье? – Сломан на дрова шкапик – детство мое и мамино» (17 ноября 1919).
Безумие охватило Блока. Его могли вылечить, но власти не захотели отпустить его на Запад.
Есть в напевах твоих сокровенныхРоковая о гибели весть.Валерий Брюсов – счастливец. Удачно влился в советские ряды. Бюрократ-коммунист, как звала его Цветаева. Но кто знает, что было в его душе? Может быть, и морфинистом он стал не случайно?..
Лауреат Нобелевской премии Иван Бунин. Как его называли – «Певец дворянских могил». В эмиграции Иван Алексеевич скорбел о старой России, «погибшей на наших глазах в такой волшебно краткий срок». До революции Максим Горький упрекал Бунина в общественной пассивности: «Не понимаю, как талант свой, красивый, как матовое серебро, он не отточит в нож и не ткнет им куда надо?» После революции советская власть считала его ярым антисоветчиком и не печатала. А когда Бунин умер, то его начали печатать во всю: советской литературе нужен был классик, и умерший Бунин был уже не опасен: ничего нового он уже не скажет.
Весьма популярная в старые годы писательница Анастасия Вербицкая новой властью была зачислена в «бульвар» и ей с ходу приписали «порнографию» и «черносотенство».
Не вписался в советский интерьер и Максимилиан Волошин. А он, со своей стороны, не выступая открыто, тихо, за письменным столом писал громкие строки:
О, господи, разверзни, растопчи,Пошли на нас огнь, язвы и бичи:Германцев с запада, монгол с востока.Отдай нас в рабство, вновь и навсегда,Чтоб искупить смиренно и глубокоИудин грех до Страшного суда.Таким же праведным гневом к революционерам-большевикам пылала Зинаида Гиппиус:
Рабы, лгуны, тати ли —Мне ненавистен всякий грех.Но вас, Иуды, вас предатели,Я ненавижу больше всех.За эти слова власть отыгралась сполна. Она не достала в Париже Зинаиду Гиппиус и ее мужа Дмитрия Мережковского, которого собиралась ликвидировать, но уж других с радостью поставила к стенке. И одним из первых был Николай Гумилев, поэт-воин, герой Первой мировой войны. Его без промедления зачислили в заговорщики, хотя он им совсем не был, и расстреляли. Спустя год после гибели Гумилева Лев Троцкий отметил в «Правде», что Гумилев и его сподвижники по поэзии «не творцы жизни, не участники в создании ее чувств и настроений, а пенкосниматели, эпигоны чужой кровью созданных культур». И впрямь советской власти были не нужны ни Николай Гумилев, ни Андрей Белый, ни другие яркие представители Серебряного века. В идеологический и культурный сектор вписывались лишь откровенные агитки Демьяна Бедного и Владимира Маяковского.