72 часа
Шрифт:
Я не двигаюсь.
— Ноа был прав насчет камер, так намного веселее.
Не. Двигайся.
— Знаешь, если хочешь поиграть, я отлично играю в прятки.
К горлу подступает желчь.
— О, Лара.
Я молюсь, чтобы кустов вокруг было достаточно, и он не смог увидеть меня. Я сижу на корточках и слушаю, как он мучает меня, кажется, несколько часов кряду. Медленно, но верно, его шаги удаляются в другом направлении и затихают. Я не двигаюсь. Остаюсь на корточках, дыша так тихо, что в какой-то момент
А моя рука.
Агония почти невыносима. Так много крови.
Наконец я решаю сдвинуться с места и медленно выбираюсь из кустов. Я жду, что Брайс выскочит из кустов, но его нет. Я не знаю, как далеко он ушел и где будет ждать меня, но знаю, что теперь игра стала серьезнее. Теперь он охотится по-настоящему, и я не знаю, как, черт возьми, мы его победим.
Я стою там, посреди этих кустов, еще минут десять или около того, просто смотрю, жду, не веря, что я одна. Через некоторое время становится ясно, что это так, и я с большим трудом выбираюсь наружу. Вернувшись на тропу, я наклоняюсь, и меня тошнит. Желудок пуст, но он все равно выворачивается наизнанку. Больно. Мне так больно. Ноа был прав, мне не следовало уходить, но я ушла и теперь расплачиваюсь за это.
Я не знаю, где нахожусь.
Не знаю, в какую сторону мне бежать.
Не знаю, как вернуться к Ноа, и я не знаю, все ли с ним хорошо.
Я просто знаю, что я одна.
Совсем одна. И я в ужасе.
ГЛАВА 22
Боль слишком сильна.
Я иду в направлении пещеры — мне кажется, что иду туда, — но на самом деле я могу сейчас уходить от нее все дальше. Все кажется таким знакомым. Это может быть неверным решением, мне наверняка не стоит возвращаться туда, где мы прятались, потому что он может сидеть там и ждать, притаившись, но я не хочу потеряться в лесу, ведь тогда я потеряю и Ноа, а вдвоем мы сильнее. Но кровь из раны остановилась — это уже что-то. Она не так глубока, как я подумала поначалу, но наверняка доктора настояли бы на швах, если бы я была в больнице.
Я начинаю двигаться, медленно, осторожно, стараясь производить как можно меньше шума на случай, если Псих ждет, готовый напасть. До сих пор я ничего не слышала и не видела, но все мое тело находится в состоянии боевой готовности; каждый шаг вызывает панику.
Я дура.
Я должна была послушать Ноа. Должно быть, он уже проснулся, и я знаю, что он сходит с ума. Он будет искать меня, мы можем разойтись, и это самое худшее, что может случиться. Но я понимаю, что не могу продолжать корить себя за попытку делать то, что правильно. В этой ситуации нет верного или неверного; все, что вы делаете, — это выбор, и чаще всего он неправильный.
Я не могу позволить мыслям ослабить меня. Я сделала то же самое, когда погибла Ба, и когда потеряла Ноа. Я не могу потерять его снова.
Не знаю, как долго я иду, но по положению солнца кажется, что уже за полдень. Если не найду Ноа до заката, мне придется провести здесь ночь. Ничто не пугает меня больше,
Паника сжимает мое сердце.
Я продолжаю идти.
Еще через час я добираюсь до забора, и мое сердце болезненно сжимается. Я подошла к границе, к одному из его электрифицированных заборов. Не помню, чтобы рядом с пещерой был забор. Все мое тело начинает дрожать, когда я поворачиваюсь и смотрю на деревья, из которых только что выбралась. Я могу вернуться, но я даже не знаю, где находится ручей. Я найду его, конечно, но сколько времени это займет?
Болезненный всхлип вырывается из моего горла, и я опускаюсь на землю, прислонившись к стволу дерева, пытаясь успокоить дыхание. Бесполезно. Я плачу так сильно, что меня трясет. Нога болит, рука болит, все болит.
Я устала от боли.
И от страха.
Я сижу, прижавшись к стволу дерева, пока не слышу отдаленный крик. Требуется несколько минут, чтобы понять, что мне не послышалось. Крик раздается снова, так далеко, что трудно разобрать. Это мужской голос, но это Ноа или Брайс? Я не хочу кричать, если окажется, что это последний. Я наклоняю голову набок и сосредотачиваюсь. Я все еще не могу разобрать, поэтому встаю и медленно иду вперед.
По мере того, как я двигаюсь через деревья, становится ясно, что это Ноа.
— Ноа! — кричу я.
— Лара? — зовет он глубоким и отчаянным голосом.
— Я здесь, я здесь!
Я бегу по дорожке к нему, счастье и облегчение наполняют мое тело. Я ни о чем не думаю, мне просто нужно увидеть его. Он мне нужен. Я не думаю, просто бегу, прижав раненую руку к груди. Я просто хочу его увидеть.
Брайс выходит из кустов передо мной.
Он ухмыляется, и это первое, что я замечаю. Второе — у него в руках все тот же нож. Я останавливаюсь как вкопанная, глаза широко раскрыты, тело охватывает такая знакомая паника.
— Вы двое — самые глупые люди, которых я когда-либо встречал. Серьезно? Кричать, звать друг друга? Бог вообще дал вам мозги?
У него хватает наглости упоминать Бога? Больной.
— Если ты прикоснешься к ней, я убью тебя.
Ноа.
Я смотрю поверх плеча Брайса и вижу, что Ноа там, стоит без рубашки, весь в поту, но такой сильный. Он не так уверенно опирается на ногу, но в остальном выглядит так, будто его ничто не беспокоит. Ничегошеньки.
Брайс лезет в карман куртки, которая, как я теперь замечаю, длинная и закрывает его тело почти до колен. Он достает автомат. Мое тело застывает.
— Прости, что? — Он смеется, поворачиваясь так, чтобы видеть и Ноа, и меня.
— Если хочешь поохотиться, я устрою тебе охоту, мать твою. Но ее отпусти.
— Ноа, нет! — кричу я, и ужас сжимает мою грудь.
— Пожертвовать своей жизнью ради нее, — размышляет Брайс. — Это благородно. Честно говоря, я не знаю, почему ты так рискуешь. В конце концов, это ее вина, что ты здесь. Если бы ее острый язык не довел до смерти ее бабку, я бы даже никогда на нее не наткнулся.
Ноа рычит.