8–9–8
Шрифт:
— …А вот и язык! — провозглашает Рекуэрда, встречая официанта с подносом как лучшего друга, как напарника, вместе с которым раскрыто не одно преступление.
Официант ставит перед Рекуэрдой тарелку и нераспечатанную бутылку с вином.
— Э-э, любезный… Вино мы не заказывали.
— Вино — от хозяйки.
Суета возле стола, мелькание столовых приборов, хлопок выдавленной из бутылки пробки, вино, льющееся в бокалы, — и Габриель выпустил из виду туристку с рюкзаком, она исчезла так же внезапно, как и появилась.
Хорошо
— Это знак, — раздув щеки, произносит Рекуэрда.
— Какой знак?
— Вино — знак. Думаю, она не всякому преподносит бутылку вина.
— Вы правы.
— Я хочу сделать ей предложение.
— Хозяйке?
— Хозяйке, да. Что ты знаешь о Ней?
Толстяк не перестает удивлять Габриеля. За те неполных полтора часа, что они просидели в большом зале у окна, Рекуэрда успел побывать страдающим и неистовым братом пропавшей сестры, сентиментальным любителем фотографий из бумажника, инструктором по фитнесу, отражением в зеркале, потенциальным валенсийским любовником лягушонка Чус Портильо, бесчувственным поганцем, сдающим кошек в приют, идейным противником «торговцев книжонками», гурманом, птицей ибис с ее насмешливым «ха-да-да!»,
теперь же он без всяких видимых усилий превратился в того, кем является на самом деле, — в полицейского. Метод ведения допросов, который исповедует Рекуэрда, не назовешь корректным, вышестоящие инстанции завалены жалобами на него и лишь неплохая раскрываемость преступлений позволяет этому беспредельщику держаться на плаву. Впрочем, можно обойтись и без крайностей, Рекуэрда всегда честно предупреждает: «Мы можем договориться, и я закрою глаза на некоторые из твоих грешков. Но только если ты пошире откроешь рот и расскажешь мне о том, о чем я у тебя спрошу. Я, в общем, хороший парень, при условии, что и ты — хороший парень. А будешь изображать здесь плохого, юлить и изворачиваться, э-э… никто тебе не позавидует, я первый пролью слезы по твоей несчастной судьбе».
— …Что ты знаешь о Ней? —
переспрашивает Рекуэрда, и Габриель тотчас же чувствует неприятную ломоту в запястьях, как если бы на него были надеты наручники.
— Она русская.
— Еще?
— Ее зовут Мика.
— Не совсем так.
— Не совсем, точно. Ее зовут Снежная Мика.
— Снежная Мика? — Рекуэрда удивленно поднимает брови. — Почему Снежная?
— Ну-у… Потому что она русская. А в России сплошной снег. Холодно и снег. А она — русская, значит, снежная.
— Ха-да-да!— Ибис-Рекуэрда долбит клювом по тарелке. — Здорово! Ты сам это придумал, умник?
— Сам.
— И уже сказал Ей об этом?
— Не успел.
— Почему не успел?
— Мы редко видимся.
— Насколько редко?
Это — не разговор, сплошное вытягивание сведений, но чего еще ожидать от полицейского?
—
— Включая знакомство?
— Включая.
— И как же вы познакомились?
— Она зашла в магазин.
— Зачем?
— По-соседски. Ведь мой магазин напротив. А тогда ее ресторан только открылся и были проблемы с клиентами… Ну, вы понимаете.
— То есть Она тебя пригласила?
— Можно сказать, что так. Рассказала о скидках и о кухне.
— О чем еще Она тебе рассказала?
— Что у нее есть сестра и что они перебрались сюда из России, из города Санкт-Петербург. Там, кстати, родился их президент.
— Я видел их президента. Худой, но невысокого роста. Как думаешь, умник, лучше быть худым, но невысокого роста или толстым и высоким?
Рекуэрда намекает на себя, и, будь он сейчас не полицейским, а безобидным инструктором по фитнесу, Габриель сказал бы: «Лучше быть худым и высоким». Но перед ним, на ворохе жалоб в вышестоящие инстанции, восседает беспредельщик, и Габриель учтиво замечает:
— Лучше быть высоким, тогда женщина рядом с вами сможет ходить в туфлях на каблуках, а женщинам так нравятся туфли на каблуках!
— Точно?
— Точнее быть не может.
— А жиры, свисающие с боков?
— Я же говорил вам, для женщин жиры, свисающие с боков их приятелей, не так существенны, как отсутствие возможности ходить в туфлях на каблуках.
— Малышка Чус не любила каблуки.
— Моя девушка Христина тоже не любила каблуки, но они — полицейские… А это совсем другой взгляд на мир. Вы не согласны?
— Согласен, но я спросил про жиры.
— Мы ведь уже обсуждали эту проблему. Вы не толще Копполы.
— Не толще, но я не Коппола. Не мировая знаменитость. Если взять меня и Копполу, то шансов у него больше, так?
— Коппола давно женат. — Габриель, миротворец и конформист, увиливает от прямого ответа.
— А ты хитрый, умник. О чем еще вы разговаривали?
— О бриссаго. Это такие сигары. И она спросила, есть ли у меня бриссаго.
— Что ответил ты?
— Сказал, что как раз бриссаго у меня нет.
— Почему же у тебя их не оказалось? Ведь говорят, что в твоей лавчонке очень хороший выбор сигар…
— Кубинских сигар. А эти сигары — не кубинские.
— Зачем Ей вообще понадобились сигары? Она курит?
— Понятия не имею.
— Хотела купить их для кого-то другого?
— Не в курсе дела. Мне показалось, что эти бриссаго для нее — лишняя возможность вспомнить о чем-то из прошлого. Или о ком-то.
— О ком?
— Она не уточняла.
— На этом разговор закончился?
— Почти… После сигар мы немножко поговорили о книгах. Она любит их читать, но сейчас на это не остается времени. Потом я рассказал ей о своей сестре — Марии-Христине и упомянул, что она писательница.