90-е: Шоу должно продолжаться 13
Шрифт:
— Банкина, — быстро ответил я. Мысль пришла мне в голову только что, но я сделал вид, что все давно обдумал.
— Банкина? — нахмурился Геннадий.
— А я слышал, что он… как бы это… — Геннадий деликатно покрутил пальцем у виска.
— Когда я его в последний раз видел, он мог внятно разговаривать, — усмехнулся я. «Только его нужно как-то достать из психушки», — это я уже про себя подумал.
— Банкина? — взвилась Настена. — Но он же старый!
— Банкин, милая барышня, легеда новокиневского рока, — подчеркнуто вежливо ответил я. — Кроме того, на его фоне вы двое будете блистать, аки
— Вот такой стол пойдет? — спросил один из монтажников. Они выволокли на сцену вездесущую школьную парту. Натурально, впечатление такое, что в любом месте этой реальности можно было такую найти.
— Тканью черной ее прикрыть, и норм, — кивнул я.
Монтажники подтащили парту к правому краю сцены и направились к баннеру «Европы плюс». А я посмотрел на нашу парочку горе-ведущих.
— Так, садитесь туда, — я махнул им рукой в сторону их «рабочего места». — И наушники еще нужны. Вы же на работе в наушниках работаете?
— Да, — механически кивнул Никита.
— Поняли мою идею? — спросил я. — По ходу концерта вы никуда не ходите и ведете его будто эфир на радио.
— Хм, может сработать… — задумчиво проговорил Геннадий.
— Что-то типа телеспектакля должно получиться, — сказал я. — На сцене — музыканты, а ведущие — в студии.
«Такое себе новаторство, конечно, — подумал я. — Но на большее моих мозгов сейчас не хватает».
— Но нас же будет не видно! — возмутилась Настена и провела руками по подолу своей отчаянно короткой юбки.
— Милая барышня, фестиваль будет длиным, так что свои прекрасные ноги у вас будет время продемонстрировать, — усмехнулся я.
— Все, я звоню Метелину! — выкрикнула Настена. — С вами вообще невозможно работать!
Я мысленно сосчитал до пяти, чтобы не обозвать ее дурой.
— Есть другое предложение, — сказал я. — Мы сейчас устраиваем прогон за столом, как я предложил. И потом решаем вместе, как лучше. Лады?
Настена остановилась напротив меня, ноздри ее яростно раздувались. Секунд десять она сверлила меня взглядом.
— Ладно, — сказала она, сжав зубы. — Никита, давай попробуем так.
Я вернулся на первый ряд к Геннадию и сел.
— Коньячку? — предложил он и протянул мне уже изрядно опустошенную «сиротку».
— Дядя Слава, можно без предисловий, да? — сказал я, усаживаясь напротив Грохотова.
— Нужна помощь? — Грохотов сделал подчеркнуто доброе лицо и сложил руки на стол перед собой.
— Да, — кивнул я. — Мне нужно человека одного достать из психушки на пару дней. А самого меня даже на порог не пустили.
— А человек-то как? — спросил Грохотов. — Нормальный? Не получится так, что ты его достанешь, а он прирежет кого-нибудь в припадке паранойи?
— Выглядит вменяемым, — пожал плечами я. — Заторможенный чуть-чуть разве что, но он и по жизни такой же.
— Речь идет о том, о ком я думаю? — взгляд Грохотова стал холодным.
— Ну я же не знаю, о ком вы думаете? — пожал плечами я. — Мне нужен Евгений Банкин. Отвечаю, я заберу его от крыльца, а потом верну обратно.
— Ладно, сейчас попробую это устроить, — вздохнул Грохотов и поднял трубку телефона. — Алексей Михайлович, Грохотов на проводе. Слушай, у тебя же были какие-то подвязки на Полевой? А кто
Я откинулся на спинку кресла. Хрен знает, что я вцепился в этого Банкина. Он вроде как честно заслужил свою судьбу и находится ровно там, где и должен. За фокусы с Гришей и его товарищами по несчастью, я бы ему еще и в табло пару раз прописал. Но… Но.
Внезапно пришедшая в голову на сегодняшней репетиции мысль о том, что Банкин должен появиться на сцене рок-фестиваля, не отпускала. Будто это было чертовски важно, а без этого — трындец, все посыплется и распадется на бессмысленные кусочки. Важно, и все тут. Вся моя интуиция об этом голосила, поэтому я и не плюнул на эту затею, когда меня развернули в психушке сегодня. Пошел честно искать окно палаты Банкина, вызвал его к решетке, пообщался, чтобы убедиться, что он может хоть как-то вязать слова. Банкин похудел, зарос бородой еще больше. Выглядел старше, почти совсем как старик. Взгляд потухший. Но когда я сказал ему про рок-фестиваль — в глазах засветилась искорка чего-то похожего на радость и надежду.
«А может быть, мне так важно вытащить его на сцену, чтобы эта страница истории новокиневского рока закрылась? — подумал я, глядя на Грохорова, задушевно болтающего по телефону с каким-то своим очередным важным знакомым. — Банкин выйдет, эпоха закончится, начнется другая…»
— Значит так, — важно проговорил Грохотов, положив трубку. — Теперь слушай внимательно. С твоим Банкиным история какая-то мутная, так что действовать придется тонко. Сейчас ты пойдешь в магазин, возьмешь там коробку шоколадных конфет и бутылку красного вина. Только конфеты бери получше, самые дорогие, и чтобы коробочка с каким-нибудь финифлюшечками. Не «Родные просторы» и не «Птичье молоко», понял?
— Ясно, — я выхватил из кармана записную книжку и ручку. Хорошая память в таких делах работает еще лучше, если все пошагово записать. — Конфеты и красное вино. Записал.
— Теперь дальше, — Грохотов сцепил пальцы в замок. — Приходишь на Полевую и идешь в кабинет Марии Степановны Бурносовой.
— Бурносовой, — повторил я. — Я так понимаю, она там не главврач?
— Ни в коем случае, — замотал головой Грохотов. — Она старшая медсестра. Приходишь к ней, говоришь, что ты от Алексея Михайловича. И главное, чтобы ваш разговор никто не слышал, понял?
— Ясно, — кивнул я.
Грохотов излагал мне свою инструкцию минут десять. Прямо многоходовый шпионский триллер какой-то получается только для того, чтобы одного не самого буйного пациента психушки на несколько часов извлечь из палаты, причем с возвратом.
'Два варианта, — подумал я, записывая очередное действие с очередным презентом очередному работнику медицины. — Либо Банкин реально какой-то особо важный заключенный, с которым кто-то вот так сводил счеты, что устроил ему тотальную блокаду, либо Грохотов со своими особо важными друзьями просто решили моими руками раздать разным людям вино, коньяк и конфеты с заделом на будущее. Впрочем, если все получится, то неважно, как оно все на самом деле — Банкин под колпаком или чрезмерная драматичность Грохотова. Наверное, так даже веселее. Ну, что все непросто.