90-е: Шоу должно продолжаться 14
Шрифт:
Я хотел, было, остановить Ивана Михайловича, когда увидел, как он наваливает в кастрюльку сахар столовой ложкой. Но так и замер с открытым ртом. Сладкий черный кофе — это, конечно, не мой любимый напиток. Но сейчас, пожалуй, так будет лучше. Быстрые углеводы, все такое. В конце концов, мы не в клубе гурманов. Это, скорее, оживляющее зелье тут готовится.
— Так, стаканы держите, — Иван Михайлович выключил газ, и в кухонной брезентухе сразу стало темнее. — Осторожненько…
Коричневая жижа в полумраке смотрелась черной. Несколько капель, ясен пень, плеснуло мне на руку. Когда один стакан наполнился, я забрал у Наташи второй и подставил под кастрюлю.
— Посуду утром помоем, — резюмировал Иван Михайлович, выливая остатки кофе в третий стакан. Обычные такие граненые стаканы, явно из какой-то столовки.
Я сделал глоток. Приторно сладкая жижа отдавала тиной, кусочки кофе скрипели на зубах. Вкус… Ну да, специфический. И залпом не замахнешь как лекарство, потому что обжигающе горячий.
Зато норовящий заснуть мозг отреагировал на это вливание как надо. Будто с первым же глотком по нейронам побежали электрические импульсы, в тело как-то рывком вернулась бодрость. И даже снова захотелось вскочить. Хорошо, блин, быть молодым! Понятно, что эффект будет коротким. И по возвращении домой придется отсыпаться и отдыхать. Но сейчас много и не требовалось. Чисто чтобы вернуть драйв на наш финальный выход.
— Хорошоооо, — сказала Наташа. — Хотя гадость, конечно. Процедить надо было…
— Процедить ей… — пробурчал Иван Михайлович, тоже прихлебывающий кофе из стакана.
И тут на меня нахлынула волна какого-то ванильного умиления. Так стало хорошо, разве что слезы на глаза не навернулись. Вот от этой всей обстановки. От брезентовых стен, подсвеченных теплым пламенем керосинки. От снова заблестевших глаз Наташи. От забавного вида Ивана Михайловича, придерживающего свою двустволку…
— Мы сейчас как будто в кино про партизан, — прошептала Наташа. — Укрываемся в блиндаже, пьем кофе, а вокруг — война и немцы.
— Ха-ха, те же мысли, — тихо засмеялся я. — Иван Михайлович, спасибище огромное, вы прямо-таки нас к жизни вернули!
— Да что там… — отмахнулся он. — Вы молодцы, ребята! В следующем году-то приедете?
— Честно? — хмыкнул я. — Еще не знаю.
— Вы давайте, приезжайте, — Иван Михайлович подался вперед. — В деревне же работы нету вообще сейчас, а тут мужикам хоть какой-то калым получился. И народу сколько приехало вон.
— Посмотрим, — сказал я и поднялся. — Ну что, моя королева? Пора на выход!
— Сейчас допью только, — сказал Наташа и посмотрела в свой стакан. — Велиал, а ты умеешь гадать на кофейной гуще?
— Что, жалко, что добро пропадает? — хохотнул я.
— Просто мне кажется, что момент очень подходящий… — проговорила Наташа и резко встала. — Да, пойдем. Если еще не время, выгоним со сцены тех, кто там поет. А то я чувствую, что долго меня этот кофе на ногах не продержит…
Глава 25
Я смотрел на все происходящее как будто со стороны. Говорил в микрофон, размахивал факелом, встречался взглядом с дикими глазами Наташи, кривлялся, замирал, слушая скрежещущие звуки, которые извлекал из своего «поливокса» Бельфегор. Но все это было как будто в кино. Словно я смотрю на все через камеру жужжащего над поляной дрона. Даже звуки были какие-то нереальные.
«Это прямо как последний выход в „Мастере и Маргарите“, на балу Сатаны, — подумал я, когда по команде Наташи парни и девчонки с факелами подступили к громоздкой и слегка нелепой конструкции из деревяшек и картонных коробок. — Сейчас огонь вспыхнет до небес, потом все
Коробки занялись моментально. Языки пламени облизывали «ежа», взбираясь все выше. Оранжевые отблески плясали на сосредоточенных лицах первого ряда. Плотная толпа сначала окружала циклопический костер не очень большим кольцом, потом разгорающееся пламя отогнало людей подальше. Вроде бы, были какие-то крики. Вроде бы зрители снова принялись поднимать в воздух зажигалки, чтобы приобщиться к этому нашему ритуальному пламени…
— Вот и все, — сказала Наташа, когда костер из картона потерял форму и начал рушиться внутрь, рассыпая вокруг снопы искр и хлопья почерневшего картона. — На этом фестиваль «Рок-озеро» объявляется закрытым…
Секунда абсолютного молчания. Две. Три… С треском рухнули палки «ежа». Четыре секунды. Пять. И поляна взорвалась воплями, свистом, восторженными криками и аплодисментами. По контрасту с тишиной стало так громко, что заложило уши.
Бельфегор убрал пальцы с клавиш. Погасло освещение сцены. Ха, а вот это натурально эффектно получилось, хотя в голову пришло почти в последний момент. Я отдал эту команду световику, когда мы уже топали на наш финальный выход. Натурально, получилось как завершение бала Сатаны. Яркий свет погас, пространство скукожилось, заметались редкие лучи фонариков, и стало видно огоньки зажигалок.
— Класс, да? — сказала Наташа. Скорее даже прокричала, потому что в радостном гвалте ее было бы все равно не слышно.
Между нами тут же вклинился Бельфегор, обняв меня и Наташу за плечи. В неверном свете его бледное лицо тоже выглядело жутко уставшим, но таким же счастливым.
Внизу на поляне народ уже распадался из единого «организма» публики на маленькие кучки. Вокруг костра, в который превратился наш ритуальный «еж» начал образовываться тусич. Кто-то уже командовал тащить еще дров, чтобы устроить посиделки прямо здесь. А небо на востоке уже прилично так посветлело. До рассвета, на самом деле, осталось совсем немного.
Мы спустились со сцены, и мир снова стал обычным. Ну, ночной темный лес, источники света в разных местах. Парашюты изнутри освещены несколькими лампочками, а под ними народ уже азартно занимал столы. Со всех сторон — голоса. Обсуждают, спешат делиться эмоциями, просто выкрикивают бессвязное. Смеются радостно. Наверняка где-то здесь, среди всей этой толпы, есть еще и всякие недовольные. Сейчас все разбредутся по компашкам, и у них будет возможность выступить и рассказать, как бы они сделали фестиваль по-другому, чтобы точно получилось лучше. Что организация ни к черту, что даже на прошлом КСП-слете было лучше… Ну, не то, чтобы меня прямо всерьез волновало их мнение, просто я знал, что недовольные всегда найдутся. И обязательно будут высказывать свое ценное экспертное мнение.
Сам же я сейчас был далек от оценки наших действий. Проанализируем потом. Когда вернемся в город, выдохнем, отоспимся, сходим отпраздновать в какой-нибудь кабак… Или, нахрен кабак, здесь в девяностых я так и не нашел для себя заведение, которое мне бы реально нравилось. Ну, кроме крохотной кофейни в доме журналистов. Но с ней уже давно все было понятно… Можем собраться в «Африке», «Фазенде» или в «Буревестнике». Да пофиг, хоть на квартире у Астарота…
Из темноты вынырнула Ева, молча меня обняла и поцеловала. Нашла мою руку, и дальше мы уже шли с ней вместе. Бельфегор же наоборот канул во мраке, но какое-то время я еще слышал его голос.