90-е: Шоу должно продолжаться 14
Шрифт:
— Только коробки может ветром сдуть, — сказал Борис, вытирая со лба пот.
— Так нет же ветра, — немного отрешенно пожала плечами Наташа. Лицо напряженное, будто она пытается примирить то, как она себе представляла финальный результат, с тем, что получилось у Бориса.
— Можно цветных тряпочек навязать, — предложил я. — Флажков всяких, ленточек. Будет чем-то похоже на новогоднюю елку.
— Кеды еще можно вешать на шнурках, — сказал некто у меня из-за спины. Я оглянулся. Незнакомый парень в обрезанных до колена джинсах и белой майке, разрисованной фломастерами.
—
— О… — парень вклинился между нами и тоже сделал задумчивое лицо.
— Ладно, нормально вроде получилось, — вынесла Наташа окончательный вердикт. — Кстати, оно тяжелое? Сильно?
Мы с Брисом ухватились за торчащие во все стороны деревяшки и попытались приподнять. Все-таки, молодец Борис! При взгляде на эту штуку, кажется, что она развалится, стоит ее чуть-чуть пошатать. Слишком уж хаотичное нагромождение. Но вот мы принялись ее ворочать, а ей — хоть бы хны. Чуть-чуть скрипнула разве что.
— Да не, тут нужно вчетвером, — сказал примкнувший к нам добровольный помощник.
— Да, — согласился Борис, и мы опустили его творение обратно на землю. Не сказать, чтобы высоко подняли. Штука была мало того что тяжелая, еще и неудобная, трындец.
— Ага, — Наташа задумчиво кивнула.
— А что это будет, кстати? — снова подал голос незнакомый парень. И еще несколько заинтересованных лиц остановились поблизости.
— Это будет завершение ритуала, — сказал я, опередив Наташу. Судя по ее лицу, она собиралась осадить любопытного юношу за неумеренное любопытство. Она с утра была не в самом лучшем настроении. В отличие от меня. Мы с Евой, когда ушли из лагеря «ангелочков» поступили по плану, то есть, нашли спрятанный в кустах санблок турбазы «Рассвет». И душ моментально примирил меня с лесной реальностью. И даже с комарами. Пусть даже он и был похож на мрачный каземат, покрытый потемневшей от времени плиткой и почерневшим потолком. И вода из леек лилась только холодная.
— Ритуала? — не сообразил парень. И остальные слушатели начали подходить ближе.
— Идея такая, — я откашлялся. — На каждый из шипов надевается картонная коробка, на стенках которой музыканты пишут названия своих групп, а обычные зрители — свои имена, желания и прочие важные слова. И на закрытии фестиваля мы делаем из этой штуки огромный костер.
Я оглядел собравшийся народ.
— Чтобы оставить свой след в вечности, — закончил я свою короткую речь. — Месседж понятен?
— О, так значит кеды тоже можно спалить! — радостно сказал парень в расписанной фломастерами майке.
— О, а это давно придумали?
— А кому угодно можно писать?
— А в любви признаться тоже можно? Ну, типа, в тайной любви?
— Если написать желание, оно исполнится?
Наташа стояла, молча скрестив руки на груди. Я ободряюще похлопал ее по плечу.
— Наташ, в «Рассвете» есть душ, — сказал я вполголоса. — Очень рекомендую, жить сразу легче становится.
— Боюсь, мне не поможет, — вздохнула она. — Я так сегодня и не уснула. Только начала засыпать, как у меня под окном какие-то придурки
— Дома отоспимся, — подмигул я.
— Слушай… — Наташа прищурилась, в ее глазах явно зажглась какая-то идея. — Я там в «Рассвете» видела какой-то ненужный стенд заваленный. С лозунгом про «Туризм — лучший отдых». Можно его сюда перетащить и написать на нем вот это все, что ты сказал. Ну, типа правила.
— «Дорогой друг, это еж вечности! — с пафосом провозгласил я. — Чтобы оставить свой след, возьми коробку и напиши свое имя…»
— Ну да, вроде того, — кивнула Наташа. — И про кеды тоже можно написать, а то что-то я смотрю, эта мысль всех увлекла…
Наташа кивнула на все еще горланящий вокруг нашего «ежа» народ. И к этой группе прибивались все новые и новые участники. Фестиваль постепенно просыпался, но до начала концертной программы было еще далеко, вот все и слонялись по поляне в поисках всякого интересного. Не все слонялись, многие сидели по своим лагерям, трепались и пели песни. А на главной сцене все еще спал какой-то парень. Которого кто-то заботливый уже укрыл покрывалом. Чертовски похожим на те, которыми заправляли кровати на турбазе «Рассвет». Разрушения, учиненные утренними «активистами» уже более или менее пофиксили.
— Что это за странная хрень? — деловито спросил Жан. Я даже не успел заметить, когда он приблизился.
— Вот да, кстати! — Наташа оживилась. — Надо, чтобы ты про это в новостной сводке написал обязательно!
— Кстати, Жан, а где газетный ларек-то? — спросил я. — Я вижу тут столовую, пивную, вон там сразу три ларька с кассетами. А газеты где? Должны быть прямо на виду!
— Мы вон там поставились, — Жан махнул рукой в стороны сплошной стены палаток. — Там такое большое костровище есть, куда народ стекается, вот мы там точку и решили сделать.
— Такое себе, — хмыкнул я. — Это же видно только тем, кто рядом живет. А остальные?
— Ой, у нас все равно газеты и новости разлетаются сразу же, как только мы их приносим, — махнул рукой Жан.
— Стенд… — я посмотрел на Наташу. — Надеюсь, вы хотя бы по одному образцу своей новостной газеты оставили?
— Обижаешь! — усмехнулся Жан. — У нас такой архив фестиваля получается офигенный. Мы туда еще наши рабочие записки складываем, такая ржака…
— Так, короче, — я встряхнулся. Срочно захотелось какой-то созидательной деятельности. — Наташ, где там этот твой стенд валяется, говоришь?
— С правой стороны от ворот, где хозяйственные постройки, — махнула рукой Наташа. — Там еще два мусорных бака рядом.
— Ага, понял, — кивнул я. — Борис, давай сгоняем по-быстрому в «Рассвет», притащим эту штуку сюда. И устроим рядом с нашим ежом информационную точку. Напишем про кеды и коробки, а заодно повесим туда все новости газетные. Жанчик, ты же дашь нам по экземпляру? Сколько их всего?
— Ну, там есть газета «Рокозеро-ревью», — Жан зажмурил один глаз, на лице его отразилась напряженная работа мысли. — И два выпуска новостного листка. Сейчас они третий делают.