95-й. Сны о будущем прошлом

Войлошников Владимир

И первым делом незамедлительно вломился в классную комнату.

Обнаружив внутри некоторое количество любителей компьютерных игр и видеофильмов, он громогласно выкрикнул: «Что же вы делаете, товарищи курсанты?» (в инфернальном эквиваленте), после чего оперативно приступил к усиленной работе с курсантским боевым духом. Следует ли объяснять, что в этот момент майор Гробовченко был выпивши, что называется, до синевы, и держался на ногах исключительно на силе воли и чувстве долга?

Рота тотчас была построена на улице по форме номер два (брюки, сапоги, голый торс) и получила команду: «пять километров бегом марш!»

Поскольку товарищ майор отдавал себе отчёт, что контролировать

процесс бега в подобном сумеречном состоянии ему будет сложно, он заблаговременно отдал приказ принести из казармы стул.

Далее события приобрели сюрреалистические формы.

Возвращающийся со своей супругой из поздних гостей замначальника ИВВАИУ по воспитательной работе, практически дошедший до собственного дома, имел счастье лицезреть бегущих в ночи курсантов (строго коробочкой, как полагается). При этом несколько самых здоровых парней пёрли приподнятый над строем стул, на котором, подобно римскому триумфатору, восседал сам майор Гробовченко.

Майор периодически отдавал команду: «Не трясите меня!»

Как сказал мне Вова: «Я говорю: Маяк, не трясите его, вас же заблюёт», — на что я сразу поинтересовалась: «А тебя разве нет?» — а сержант же сбоку бежит, оказывается. Вне опасной зоны, тысызыть.

Рык замначальника: «Рота, СТОЙ!!!» — накрыл ночной городок, — «На землю поставить!!!»

После этого товарищ полковник вспомнил о лишних глазах и ушах, очень спокойно велел супруге: «Дорогая, иди домой», а курсантам: «Рота, кру-ГОМ! В расположение БЕГОМ МАРШ!!!» — а уж потом, когда топот курсантов несколько удалился, занялся своей непосредственной обязанностью. Воспитанием.

Из литературных слов в этой проповеди было «тарщ майор», «вы что» и «чтобы я больше никогда», рёв стоял такой, что тополя тряслись, и никакие попытки майора Гробовченко пояснить, что он таким способом старался поднять дисциплину и мораль курсантов, во внимание приняты не были.

Ой, бли-и-ин… С*ка, со стороны весело, конечно. Но сюр полнейший.

БУРЯ МГЛОЮ

…или как оно всё в целом

Нет, не сказать, чтоб осень пришла какая-то слишком уж промозглая. Обычная, то дождь, то солнышко. Бури, скорее, бродили у меня в душе, но я потихоньку старалась крыть их в ответ и бороться с депрессухой. Наводила политику на новом месте учёбы, по возможности наезжала к Вовке и потихоньку заканчивала написание диплома. А чего не закончить-то? Старый переделать слегка. И пусть полежит, есть не просит. Мне в следующем году особо некогда будет писанинами заниматься. И шила, шила, шила — и заказное, и в магазин. Надо чтобы всегда всего хватало, полный ассортимент, раз уж ввязалась, иначе как?

Пятого сентября позвонил Виталий Юрьич, обрадовал меня, что «всё готово, шеф», можно забирать, ломать-строить и не париться. Включая, вы не поверите, авансом все пожарные и санитарные согласования. Он же посоветовал мне пару проверенных бригад (ну реально, не сама же я буду бетон месить и все эти сварные конструкции городить). Все как на подбор были нерусские, но за качество прям можно было не бояться.

Ну и чё, начала я ломать. И строить, ага. Во-первых, я так себе полагаю, актуально было обозначить занятую территорию, а то мало ли — поставит кто за зиму киоск, рядись с ним потом. Поэтому первым делом шёл фундамент под будущий большой танцевальный зал и сварная стальная площадка с опорами, перилами и мостками к пешеходной дорожке, на которой в отдалённом светлом будущем надстроится нечто типа тёплой веранды или павильона. Предбанник, короче. Кстати, дорожку надо будет бетоном залить или асфальтом, что ли, закатать, чтоб грязь не таскалась.

Остатков моей

наличности хватило на то, чтобы выломать и выкинуть нахер внутренние стены в квартире. Дома у нас такие, забавной серии — всё держится на несущих балках, так что прочее можно практически безболезненно выламывать, включая внешние стены. А уж внутренние-то натурально из говна и палок. Щепки, бетон какой-то низкосортный, крошащийся. Ладно, не суть.

Теперь у меня была полностью пустая коробка квартиры с ободранными до нуля потолком, стенами периметра и залитым наново бетонным полом. Старые гнилые доски нахрен выкинули вместе с обломками внутренних перегородок. Даже туалет с ванной снесли. И старую ржавую ванну-чугуняку вынесли. Потому что это сейчас всё дико, а через десять лет санитарные нормы ужесточат — я что, всё переделывать буду, что ли? Пусть уж сразу по-нормальному. И трубы надо все поменять, только на это пока у меня денег нет. Помните? «Хотелось бы побольше деняк».

Прям мотивирует меня этот мем и даже, вроде, веселит.

Идеи мои со взрослыми танцевальными группами оказались слегка преждевременными, я тут слегка пробила обстановку — рановато, не дозрел ещё народ. А уж для детских групп и подавно рано. Так что никаких залов на стороне я снимать не стала. Ну, ничего, вот как раз бросим все силы в этот проект, к следующему году он стопроцентно выстрелить должен. Дай Бог.

Всё это немного отвлекало меня от тягостных переживаний про нашу странную семейную жизнь, однако вот это ощущение оторванности тяготило меня с каждым днём всё сильнее и сильнее. Скоро холода начнутся. При нашем аховом движении транспорта в условиях сибирской климатической зимы всё превращается в квест. Ехать через весь город с пересадкой, чтобы пятнадцать минут у забора за ручки подержаться… И если я опоздаю — ну, не пришёл вот автобус — всё, привет ромашке…

Блин, как же мне эта разобщённость давалась тяжело…

ОСТАНОВКА

Двенадцатое октября выпало на четверг. По идее, я вполне спокойно успевала доехать до ИВВАТУ после института, у Вовки было почти сорок свободных минут, чтобы постоять и поговорить. И всё бы было вполне неплохо, если бы не пошёл противный промозглый дождь с ещё более противным холодным ветром. А курсантская эта ветровка может и хороша, чтоб из корпуса в корпус добежать, но стоять вот так под дождём… Вовка замёрз, но уходить раньше никак не хотел. Пришлось признаться ему, что я тоже замёрзла, хоть и одета гораздо теплее. Вот тогда он меня заторопил.

Потому что я маленькая, нежная, и обо мне надо заботиться.

— Я люблю тебя, солнце моё.

— Я люблю тебя, девочка моя. Беги скорей.

И я пошла скорей, потому что он же не уходил — смотрел мне в след. А погода такая сучья, не то что собак, и хозяев их на улицу никто не выгонит. Кроме нас, двоих дураков влюблённых, никогошеньки на улице нет.

Я стояла под смятым козырьком остановки и смотрела, как из наполовину оторванного жёлоба льётся ручьём вода. А дождь долбил по жестянке крыши, всё сильнее и сильнее. И слёзы текли и текли по моим щекам. И всё не кончались. Как же меня эти два месяца издёргали…

И тут меня строго спросили:

— Вас кто-то обидел?

По хорошему, полагалось вздрогнуть. Уж больно неслышно подошёл этот дяденька. Вот только что я тут предавалась меланхолии в полном одиночестве — и вдруг… Я вытащила из сумки платочек, вытерла глаза, высморкалась. Неудобно как-то. Он терпеливо ждал.

Я посмотрела на него — нет, не дяденька. Дедушка. Седой почти совсем. Я вздохнула. Почему бы и не ответить? Нормально же человек спросил. И вообще, я беспричинное хамство не очень практикую…