95-й. Сны о будущем прошлом
Шрифт:
— А знаете, — заговорщицки поделилась я, — Я в детстве была таким серьёзным ребёнком. А потом меня током в голову ударило.
— Да вы что?!
— Ага. История весьма поучительна. Дядюшка мой приехал с буровой, с северов, и привёз с собой радионаушники. Ну, такие, для радиорозеток, которые из стены торчали, как замурованный Пятачок, — Евгений усмехнулся, — Как я сейчас понимаю — фигня полнейшая! Но тогда, в мои четыре года, они казались мне верхом технической и инженерной мысли. Да что там говорить, они были прекрасны,
— Что?
— Я дождалась пока в комнате никого не будет, спряталась за дверью, надела эти наушники — а там две розетки рядом, радио и электрическая. Ну, я подумала — и воткнула вилку в красивую!
— Ой, ёп…
— Вот именно. Дальше я помню только свой крик. И как мама срывает с меня эти наушники и швыряет их куда-то в стену. И ничего им, кстати, не случилось. А у меня с тех пор обострённое чувство юмора.
Ну всё! Мы посмеялись, и дальше мне осталось только слушать байки, которых, как вы понимаете, у взрослых дядек гораздо больше, чем у девушек. Да и ладно, слушать всякие истории я страсть как люблю.
Пришла проводница, предложила ещё чаю, печенюшек разных. Мой сосед увидел среди выпечки черёмуховый кексик и говорит:
— Слушай, с этой черёмухой у меня такой случай на таможне был…
И тут я поняла, кто это! Чуть не ляпнула, что знаю его, буквально едва этими словами не подавилась.
Евгений Юрьич Гришевич, первый Вовкин в прошлой жизни тесть. Мировой мужик, как Вова всегда говорит. А он, ничего не подозревая, излагал мне историю, которую я несколько раз слышала в пересказе.
— Поехал в Израиль, к брату в гости. А он мне перед вылетом звонит: привези черёмухи. Пирожков хочется, просто умирает.
— А там не продают? — поддержала историю я.
— М-м. Вообще такого нет. Ну, я говорю: шо, таки какие проблемы? Купил два пакета сушёной. Толстые такие, как подушки. По полкилограмма, наверное.
— А-а, видела на рынке. В плотной плёнке такой?
— Вот, они. Поехал, всё. Наши пропустили. А с той стороны начали проверять — и всё, с*ка, застряли на этой черёмухе.
С этого момента в рассказе появилось очень много образных слов и выражений, а также междометий. А ещё новые персонажи. Во-первых, переводчик. Тоже еврей. Совсем еврей, еврейский, а не русский. Во-вторых, целая куча еврейских офицеров. И никто из этих людей не жил ни в России, ни в СССР, и никогда не ел пирожков с черёмухой.
Я представляла себе эту кодлу, настороженно уставившуюся на подозрительные пухлые пакеты с коричнево-бурым порошком. С фиолэтовым отливом — а это же ещё страшнее. Представляла и ржала, тем более, что рассказывал Юрьич действительно смешно.
…
— Что это? — подозрительно спросил еврейский таможенник. Через переводчика, естественно.
— Черёмуха! — бодро ответил Юрьич. Тоже, конечно, через переводчика. Бросим нафиг
— Газ? — ещё более подозрительно спросил таможенник.
— Нет… — Юрьич не сразу даже врубился, что имеется в виду замечательный слезоточивый газ, повсеместно продававшийся в девяностые в красивых камуфлированных баллончиках, похожих на дезодоранты.
— Но это черёмуха? — уточнил таможенник.
— Да.
— Ядовитый газ? — коварно переспросил таможенник, надеясь подловить подозрительного русского еврея.
— Да нет же! — Юрьич начал нервничать, — Это черёмуха, ягоды! Это едят!
— Газ??? — ужаснулся таможенник странным пристрастиям этих диких русских.
— Да это дерево!!! — возопил Юрьич, после чего рожи у всех таможенников разом стали подозрительнее вдвойне.
Юрьич выдохнул, собрал весь свой управленческий опыт и решил попробовать сначала. Тут надо медленно, как с дебилами.
— На дереве растут ягоды. Их сушат. Перемалывают. И делают начинку для пирожков.
Офицеры собрались в кружок и посовещались, после чего один выступил вперёд и, глядя на Юрьича проникновенным взглядом ребе, указал на пакеты с черёмухой неподкупным таможенным пальцем:
— Это — черёмуха?
Пакеты в чемодане испуганно прижались друг к другу.
— Да, — очень терпеливо ответил Юрьич.
— Газ!!! — торжествующе провозгласил таможенник, — Для разгона демонстраций!
Юрьич покраснел глазами и раздельно повторил:
— Черёмуха. Это. Растение.
— Га-а-аз, — согласно кивнул таможенник.
Два часа этот диалог ходил по кругу. И, как вы понимаете, килограмм сушёной черёмухи остался где-то в недрах еврейской таможни.
Потому что еврейские евреи не должны есть пирожков с ядовитым газом для разгона демонстраций.
Не то что эти безумные русские…
…
На этот раз я так ржала, что всё-таки разбудила папу. Он проснулся и познакомился с соседом. А милая бортпроводница с профессиональной приветливостью предложила нам обед. В настоящей посуде, между прочим, а не в пластиковых лоточках. И с настоящими приборами. Хотя самостоятельно я бы за это платить не стала, ну нафиг, один раз я спокойно и пластиковой вилкой из пластиковой миски перекусить могу. А спать мне пофиг в каком кресле, я маленькая.
После обеда они травили байки уже наперегонки, так что долетели мы весело.
С самолёта Гришевича встречал автомобиль, и он любезно подвёз нас до Третьяковки. Расстались мы дружески, они с отцом даже вроде телефонами обменялись. Господи, надо же, мир тесен! А уж Иркутск-то вообще большая деревня.
Москва снова неприятно меня поразила. В предыдущий прилёт я, видать, в какой-то прострации была, вообще не помню как мы по столице ездили. А сейчас прям резануло.