99 имен Серебряного века
Шрифт:
В Париже, как в Праге: «Здесь я ненужна. Там я невозможна». Там — это Россия. Слишком красная для белых, слишком белая для красных.
1931 — в заметках «Моя судьба — как поэта» (3 июня) Цветаева констатировала: «Моя неудача в эмиграции — в том, что я не-эмигрант, что я по духу, т. е. по воздуху и по размаху — там, туда, оттуда. А содержания моего она, из-за гомеричности размеров — не узнала. Здесь преуспевает только погашенное и — странно бы ждать иного! Еще — в полном отсутствии любящих мои стихи, в отсутствии их в моей жизни дней, некому прочесть, некого спросить, не с кем порадоваться. Все (немногие) заняты — другим. В диком творческом одиночестве…»
1933 — среди прочих
1934 — одно из самых знаменитых стихотворений Цветаевой — «Тоска по Родине». С парадоксальной концовкой:
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И все — равно, и все — едино. Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина…1935 — горькое признание в письме к Вере Буниной: «За последние годы я очень мало писала стихов. Тем, что у меня их не брали, — меня заставили писать прозу… Наконец — я испугалась. А что если я — умру? Что же от этих лет — останется?..»
1936 — эмоциональная переписка с молодым поэтом Анатолием Штейгером, но, увы, в конце концов он ясно дал понять Цветаевой, что не нуждается ни в ней, ни в ее заботе.
1937 — 15 марта Аля уезжает в Москву… В ночь на 5 сентября убийство советского невозвращенца Игнатия Рейсса, в котором был замешан Сергей Эфрон. Эфрон исчезает. Цветаеву вызывают к следователю. Она не в курсе дела и пытается читать Расина и Корнеля. Ее отпускают, считая сумасшедшей…
1938 — подготовка к отъезду на родину, но Цветаева понимает, что не все рукописи можно везти с собою: «Я как кукушка рассовала свои детища по чужим гнездам», — признавалась она.
1939 — 18 июня Марина Цветаева вместе с 14-летним сыном на пароходе «Мария Ульянова», везшем детей испанцев, вернулась на родину. Уезжала из России, вернулась в СССР. Для советских властей Цветаева не была ни великим поэтом, ни даже заметным, а только женой секретного агента, плохо выполнившего свою миссию, женой, чье дальнейшее присутствие на Западе могло стать опасным.
С 19 июня по 10 октября, в течение 145 дней Цветаева проживала в Болшево, на даче, предоставленной НКВД, то есть под надзором. Дача была тесная, обстановка тяжелая, настроение ужасное. 27 августа, в ночь, арестовали Алю — Ариадна Эфрон обвинялась по статье 58-«б»: шпионаж, и получила 8 лет лагерей. 10 октября арестовали Сергея Эфрона (он был расстрелян через два года). Цветаева осталась одна с Муром…
Одна из записей Цветаевой болшевского периода: «Живу без бумаг, газет, не видя никого… Пирожные и ананасы, от этого не легче… Мое одиночество, посудная вода и слезы. Обертон, ундертон всего — жуть…» Эпоха Большого Террора.
1940 — Цветаева пишет отчаянные письма-прошения. Об Эфроне: «это человек величайшей чистоты, жертвенности и ответственности»… отпустите, «умоляю!» Еще письмо: «Сердечно прошу вас, уважаемый товарищ Берия, если есть малейшая возможность, разрешите мне просимое свидание…» Никакого свидания, да и вообще, кто такая Цветаева для советской власти, что она мельтешит под ногами?!..
Надо на что-то жить, и Цветаева хочет издать книгу — сборник стихотворений и поэм 1920–1940 годов, но при этом она не идет ни на какие компромиссы и хочет издать книгу именно так, как она ее составила. Естественно, книгу не издают. Основания сформулировал критик Корнелий Зелинский: «…поэт
1941 — несколько встреч с Анной Ахматовой и Арсением Тарковским. «У меня нет друзей, а без них — гибель». Из прежних знакомых Цветаевой ее поддержал лишь Пастернак. Он просил Фадеева принять Цветаеву в Союз писателей или хотя бы в члены Литфонда, что дало бы ей материальные преимущества, но получил отказ, ее приняли лишь в групком литераторов. Постоянного жилья не было. Кое-какие деньги давали переводы. А дальше — война, эвакуация, безысходность и… веревка. Предсмертные записки: «Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мною он пропадет…» И Муру: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжко больна, это уже не я…»
Самоубийство Марины Цветаевой произошло 31 августа. До полных 49 лет оставалось 38 дней.
Отказываюсь — быть. В Бедламе нелюдей Отказываюсь — жить С волками площадей —так писала ранее Цветаева, в Елабуге за поэтическим словом последовало практическое действие:
На твой безумный мир Ответ один — отказ.Вот такую жизнь прожила Марина Цветаева — «единственная в своем роде в подлунном мире», по определению Иосифа Бродского. На Западе она говорила: «В России я поэт без книг, здесь поэт без читателей». Возвращение к читателям России произошло в 1956 году — в альманахе «Литературная Москва» были напечатаны 7 стихотворений Цветаевой. С 1961 года пошли сборники избранных произведений. Ну, а еще позднее — хлынул цветаевский книжный поток с гигантскими тиражами.
Творческое наследие Цветаевой: более 800 лирических стихотворений, 17 поэм, 8 пьес, около 50 прозаических вещей, свыше 1000 писем… В «Поэме Конца» есть такие строчки:
— Помилуйте, это — дом? — Дом — в сердце моем. — Словесность!ЧАРСКАЯ
Лидия Алексеевна ВОРОНОВА,
по мужу — ЧУРИЛОВА
1875, Петербург — 18.III.1937, поселок Чкаловское Краснодарского края
Серебряный век породил массу эстетной, рафинированной литературы. Ею наслаждались люди в основном образованные, хорошо ориентирующиеся в истории, религии и искусстве. Ну, а публика помоложе и попроще, и в частности женщины, — что читали они? Вербицкую и Чарскую — именно эти две писательницы стояли у истоков массовой литературы. О Вербицкой мы уже говорили, настал черед Чарской.
Родилась Чарская в семье военного. Закончила Павловский женский институт. Увлеклась театром и после окончания драматических курсов в 1898 году была принята в труппу Александрийского театра, на сцене которого играла более 20 лет, в основном вторые-третьи роли, так и не сумев покорить петербургского зрителя. Но Чарская покорила читателя, и не только петербургского, а российского. В 1902 году вышла ее первая книга «Записки институтки», — и сразу бешеный успех, книга стала, как мы сейчас говорим, бестселлером. Издатель Маврикий Вольф мгновенно понял, что книги Чарской — это золотая жила, и заключил с писательницей выгодный для себя договор: львиную долю прибыли себе и малую часть — Чарской.