99 имен Серебряного века

Безелянский Юрий Николаевич

В одном из последних интервью Эренбург скромно сказал о себе, что он — «потребитель искусства». Он любил искусство. Он обожал его, и в этом обожании он был истинным сыном Серебряного века. Обожатель искусства и творец искусства.

Прошу не для себя, для тех, Кто жил в крови, кто дольше всех Не слышал ни любви, ни скрипок, Ни роз не видел, ни зеркал, Под кем и пол в сенях не скрипнул, Кого и сон не окликал. . . . . . . . . . Прощу до слез, до безрассудства, Дойдя, войдя и перейдя, Немного смутного искусства За

легким пологом дождя.

Илья Эренбург умер в конце лета 1967 года, в возрасте 76 лет. Как сказал драматург Леонид Зорин, с Эренбургом ушел от нас «осенний европеизм с его обаянием, с его усталостью, его готовностью быть лояльным…».

В одном из сонетов Эренбург писал, что в принципе все ничтожно «в этот век ракет», непреложно одно: искусство и его свет, «одно пятно, стихов одна строка». И концовка:

Все нарушал, искусства не нарушу.

ФИЛОСОФЫ

МЫСЛИТЕЛИ

ПУБЛИЦИСТЫ

Философией называется не самая мудрость, а любовь к мудрости.

Августин Блаженный

Когда слушающий не понимает говорящего, а говорящий не знает, что он имеет в виду, — это философия.

Вольтер

Одна из самых характерных черт преобладающего типа русской мысли… есть, так сказать, эмоциональность и интуитивность, ее определенность сильными стихийными страстями, оценками и чувствами. Людей этого типа трудно даже назвать «мыслителями» в строгом смысле этого слова; они скорее… суть духовные борцы, обличители, проповедники, «пророки». Получается почти впечатление, как будто они мыслят не умом, а каким-то «нутром» своей души.

Семен Франк

БЕРДЯЕВ

Николай Александрович

6(18).III.1874, Киев — 24.III.1948, Кламар, под Парижем

Как полярно меняются оценки людей. В начале 30-х годов Большая советская энциклопедия ругала Бердяева за «национал-шовинистический бред» и «реакционно-мистические фантазии». В начале 50-х к нему приклеили ярлык, чтобы в нем никто не сомневался: «Бердяев — реакционный русский философ-мистик, белоэмигрант, ярый враг Советской власти». Сегодня, кто с радостью, а кто вынужденно, признают, что Николай Бердяев — это русский Гегель XX века, один из величайших философов и пророков нашего времени, один из универсальных людей нашей эпохи, великий мыслитель, чей труд явился связующим звеном между Востоком и Западом, между христианами разных исповеданий, между христианами и нехристианами, между нациями, между прошлым и будущим, между философией и теологией и между видимым и невидимым. И самое любопытное то, что высот духа достиг человек, что называется, «не окончивший курса». Как это могло произойти? Без краткого биографического рассказа не обойтись.

Николай Бердяев происходил из старинного дворянского рода. Его предки — генералы и георгиевские кавалеры. По материнской линии — именитые монахини, члены княжеских и графских домов, бабушка — французская графиня де Шуазель. Обычное дворянское детство: усадьба, няня, домашнее образование с изучением иностранных языков, поездка с родителями на курорт в Вену. Учеба в Киевском кадетском корпусе, затем Киевский университет, сначала физико-математический факультет, потом — юридический, однако университет Бердяев так и не закончил: был исключен за революционную деятельность. Входил в один из марксистских кружков вместе с Анатолием Луначарским. Дважды подвергался аресту. 22 марта 1900 года Бердяев был выслан в Вологду «под гласный надзор полиции». В Вологодской ссылке подобралась неплохая компания: все тот же Луначарский, Алексей Ремизов, Борис Савинков… Бердяев время даром не терял и активно занимался философией. В Вологде произошел его переход «от марксизма к идеализму».

К чтению философских книг Бердяев пристрастился

рано, с 14 лет; его любимыми авторами были Гегель, Кант, Шопенгауэр, Ницше… Постоянно обращался к своим «вечным спутникам» — Достоевскому и Льву Толстому. Бердяев рано осознал свое призвание — быть философом, «человеком, который посвятит себя исканию истины и раскрытию смысла жизни».

В этюде «Тоска», написанном в конце 30-х годов, когда Бердяеву было уже 65 лет, он писал: «…Я стал философом, пленился „теорией“, чтобы отрешиться от невыразимой тоски обыденной жизни. Философская мысль всегда освобождала меня от гнетущей тоски „жизни“, от ее уродства. Я противополагал „бытию“ — „творчество“. „Творчество“ не есть „жизнь“, творчество есть прорыв и взлет, оно возвышается над „жизнью“ и устремлено за границу, за пределы, к трансцендентному. Тоска исходит от „жизни“, от сумерек и мглы „жизни“ и устремлена к трансцендентному. Творчество и есть движение к трансцендентному. Творчество вызывает образ иного, чем эта „жизнь“. Слово „жизнь“ я употребляю в кавычках. В мире творчества все интереснее, значительнее, оригинальнее, глубже, чем в действительной жизни, чем в истории или в мире рефлексий и отражений. Во мне раскрывался мир более прекрасный, чем этот „объективный“ мир, в котором преобладает уродство. Но это предполагает творческий подъем…»

И далее в этюде «Тоска»: «…Есть люди, которые чувствуют себя весело в пустыне. Это и есть пошлость. Многие любят говорить, что они влюблены в жизнь. Я никогда не мог этого сказать, я говорил себе, что влюблен в творчество, в творческий экстаз. Конечность жизни вызывает тоскливое чувство. Интересен лишь человек, в котором есть прорыв в бесконечность. Я всегда бежал от конечности жизни…»

Бердяева можно цитировать без конца, но вернемся к его конкретной жизни. Его литературный дебют состоялся в 1898 году в журнале «Мир Божий», где появились две бердяевские рецензии, правда, без подписи. В 1899 году Бердяев написал свою первую самостоятельную работу — «Ф.А. Ланге и критическая философия в ее отношениях к социализму». Она появилась в Германии. В первое десятилетие XX века Бердяев много путешествовал по Европе, слушал лекции в Гейдельберге, участвовал в работе 2-го Международного конгресса в Женеве (август 1904).

В 1904–1907 годах Бердяев жил в Петербурге и вошел в редакцию органа «нового религиозного сознания» журнала «Новый путь». Здесь произошло знакомство Бердяева с Мережковским, Зинаидой Гиппиус и Розановым. Зачастил он на собрания на «Башне» к Вячеславу Иванову, печатался в журнале «Вопросы философии и психологии», в «Полярной звезде», «Биржевых ведомостях» и других изданиях. Однако Бердяев не позволил Мережковскому затянуть себя в его «революционно-духовное деланье» (Е. Герцык) и с 1909 года обосновался в Москве.

Евгения Герцык вспоминает: «С осени он с женою поселился в Москве, в скромных меблированных комнатах — всегда острое безденежье, — но убогость обстановки не заслоняла врожденной ему барственности. Всегда элегантный, в ладно сидящем костюме, гордая посадка головы, пышная черная шевелюра, вокруг — тонкий аромат сигары. Красивая, ленивая в движениях Лидия Юдифовна в помятых бархатах величаво встречала гостей. И за чайным столом острая, сверкающая умом беседа хозяина…»

Лидия Юдифовна Трушева (по первому мужу Рапп) — жена Бердяева, он женился на ней осенью 1904 года и прожил с ней более 40 лет, по день ее кончины в 1945 году.

В Москве у Бердяева произошел поворот от деятельности к творчеству. Много читает и много пишет. Что читает? По воспоминаниям Герцык: «Разнообразие: Каббала, Гуссерль и Коген, Симеон Новый Богослов, труды по физике; стопочка французских католиков, а поодаль непременно роман на ночь — что-нибудь выисканное у букинистов…»

Что пишет? Полемическую книгу о народнике Михайловском, в связи с которой Ленин ревниво сообщает Плеханову в июле 1901 года: «Из России пишут, что публика страшно увлекается Бердяевым…». Статьи об идеализме, отклик на книгу Льва Шестова — статья «Трагедия и обыденность», в 1907 году выходит сборник «Новое религиозное сознание и общественность». В 1909 году вышел прозвучавший громом сборник «Вехи». В нем была и статья Бердяева «Философская истина и интеллигентская правда». В ней Бердяев обвинил интеллигенцию в подчинении «утилитарно-общественным целям», в измене бескорыстной истине и «метафизическому духу великих русских писателей» и призывал интеллигенцию порвать с радикализмом.