99942
Шрифт:
Станет ли он задавать квалифицирующие вопросы сердцу вспыхнувших между ними отношений, вопросы, на которые виновный и невиновный ответили бы по-разному?
Максим улыбнулся.
Нет, он закроет глаза и поплывёт по тёплому течению. Как делал уже две недели. Две недели с ней.
Вымыв посуду, он ненадолго задержался у книжного шкафа в коридоре. Выбор был интригующе интересен. Книг, что он помнил лишь по обложкам (увиденным сначала на сайте, а потом при оплате доставленного заказа), накопилось больше десятка. С тех пор, как отпала необходимость ходить на работу, он стал чаще наведываться в интернет-магазины. Заглянет,
Максим достал "Из пещер и дебрей Индостана" Блаватской и "Я спускаюсь, он спустился" Кинга. Сверился с внутренним камертоном и остановился на последнем романе "Короля" – хотелось "услышать" голос отличного рассказчика, развлечься чтением. Стивен Кинг так и не дописал "Я спускаюсь, он спустился" (рабочий вариант названия: "Я спускаюсь") – вышел из машины на заправочной станции, открыл дверь в уборную и "испарился". Его мистическое исчезновение обсуждал весь мир. Когда стало ясно, что мэтр литературы ужасов не собирается возвращаться, за незаконченный роман сел другой писатель – Джо Хилл, его сын.
Максим дал себе два часа. Устроился с книгой в спальне: справа, на тумбочке, – сотовый; слева, рядом на кровати, – белоснежная плюшевая крольчиха. Неплохая компания.
Телефон мог позвонить в любой момент, разбуженный желанием Маши услышать голос Максима. И, чёрт побери, это ожидание было тягостным и приятным. Максим не звонил первым, знал про привычку Маши укоротить утро, компенсировав его бархатным отрезом позднего вечера или ночи.
Что касается ушастой игрушки, вручную изготовленной какой-то мечтательной барышней, и оттого неприлично дорогой для обычного "пылесборника", то Максим купил её вчера. Крольчиха как-то сразу попросилась с прилавка, взяла грустью и молчанием. Не самая плохая альтернатива мёртвых цветов, которые он не любил дарить. Сегодня зверёк переберётся в новый дом и, как надеялся Дюзов, надолго там обоснуется. Впрочем, решать Маше и её многочисленным домашним питомцам. Максим не рассчитывал на что-то большее, лишь на несколько улыбчивых секунд удивления и радости. Порой этого достаточно.
Из положения полулёжа он перетёк в положение лёжа и перевернул страницу. Кинг рванул с места в карьер. Главный, во всяком случае, по первым главам, герой, переживший в горах длительную гипоксию, уже взялся разыскивать лестницу в райские сады. Искал он её в самых злачных местах штата Мэн, поглубже, погрязнее, и непременно ведущую вниз, потому что в аду он уже побывал, и этот ад таился в высокогорном холоде.
Ожил сотовый.
Сердце радостно замерло, не сразу распознав ошибку – мелодия сигнала была стандартной, "для всех". А номер Маши Максим маркировал отрывком красивой песни, которую Энди Дюфрейн (герой Тима Роббинса), закрывшись в кабинете начальника тюрьмы и выбрав пластинку, подарил себе и другим заключённым в фильме "Побег из Шоушенка".
Трезвонил Паша Важник.
– Коллега? – сказал Максим, испытав лёгкую горечь разочарования, что звонит не Маша.
– Коллега, коллега. Бывших следаков не бывает, да и верим – вернёшься.
– Посмотрим… – Последние две недели Максим почти не думал о возвращении и поданном
– Хреново, Максимыч, хреново. То-то и оно… Генку Шолтуна закрыли.
– Что?…
– Ушёл вчера утром на работу, а из кабинета в СИЗО попал.
– Твою! Жопа… У него же мелкие, сколько?
– Двое. Не дождались папу вечером. Тут у нас всё управление в трауре… – трубка тяжело вздохнула. – Под Улыбку два года назад эсбэшники рыли, да не нарыли, волки. А теперь Шолтун…
– Это из-за жалобы?
– Да, те же грабли. Какой-то урод подвязанный бумагу накатал… злоупотребление служебным положением… мол, подозреваемый на даче у него работал взамен прекращения дела… не по телефону, короче…
Пискнул второй входящий. Максим глянул на экран – "Маша".
– Да уж… ну вы держитесь там.
– А что нам держаться? – грустно отозвался коллега. – Шолтуну вот…
– Это да… – Максим думал, как закончить разговор. Переживать за Шолтуна он будет потом, а сейчас его ждёт голос Маши. – Паш, у меня тут…
– Лады, Максимыч, побегу, – помог Важник. – Дел невпроворот.
– Добро, – согласился Максим. – Держи в курсе.
"Сброс". "Ответить".
– До-о-олго трубку поднимаем, – с наигранным подозрением заметила Маша.
– Коллега звонил, – сказал Максим и добавил. – Бывший.
– Что-то случилось?
– Ничего хорошего. Но не у меня, к счастью.
– Ясно. Потом расскажешь. Я буду мимо проезжать около двенадцати, тебя подхватить?
– Конечно, – улыбнулся Максим. – А я пока приму ванну, наведу на голове красоту, ногти накрашу и выберу платье.
– Ха, про макияж не забудь.
– Ага.
– А я заеду за цветами и водкой, а потом заберу тебя на свидание.
– Мне "Мартини". Бианко, – попросил Максим.
– Ха-ха, конечно, я знаю.
– Это хорошо.
– Тогда я за тобой заеду, – повторила она.
– Буду ждать.
Маша прервала звонок, не прощаясь. Как всегда. Максима это устраивало. К чему могут привести долгие эстафеты "пока-пока-пока-пока"? На ум приходило только раздражение.
Максим ущипнул крольчиху за ухо и раскрыл книгу.
2
Обедали у Маши. Очередное испытание вегетарианским меню.
Маша, как понимающая женщина, предлагала купить в городе что-нибудь из мясного: "Только готовое, никакой жарки, не хочу, чтобы на кухне воняло". Максим, как понимающий мужчина, отказался: "Твой дом – твои законы. Проживу денёк без курицы или свинины".
Да будет так.
Готовили вместе. Максим, правда, больше на подхвате: подать, порезать, нашинковать, отогнать котов.
– Смотри, что Михря натворил, – сказал Максим, кивая на разделочную доску, на которой красовалась ушастая рожица, выложенная из кусочков груши и мяты.
– Хватит дурачиться! – с улыбкой предупредила Маша.
Как бы не так.
Он подтрунивал над Машей, а она смеялась и негодовала одновременно – каждый раз, снова и снова, и до того это выходило легко и забавно, на грани надоедания и блестящего повторения, что он не мог остановиться. Составлял из зелени, фруктов и овощей новые послания, и хохотал вместе с ней, заливался тем приятным смехом, что и не смех вовсе – а ты сам, звенящий, чистый, тёплый, состоящий из тысячи щекотных улыбок и бликов радости.