А был ли мальчик (част 1-6)

Convallaria Majalis

Я закашлялась, скрывая смех. Па-апа... Интересно, что ты задумал?

Студенты явно надеялись на обратное. Около сотни восторженных взглядов уставились на Локхарта, тогда как папе достались явные пожелания быть раскатанным по помосту слоем в одну молекулу. Ну-ну...

Профессора сошлись ровно посередине, поклонились, развернулись и сделали по пять шагов. Развернулись снова и встали в позицию.

– Петрифи...

– Экспеллиармус!
– папа оказался первым. Локхарта снесло и хорошенько приложило о пол, палочка же его оказалась в руке у папы.

– Итак, перед вами пример типичнейшей ошибки любого дилетанта, - прокомментировал Северус.
– Начинать следует

с коротких заклинаний, иначе ваш противник может успеть достать вас первым.

– Именно! Именно так я и задумывал!
– Локхарт, кряхтя, взобрался на помост.
– Пожалуй, можно перейти к вам, дороге мои. Профессор Снейп, порекомендуйте нам кого-то из учеников.

– Гм... Мисс Буллстроуд, например.

– Превосходно, тогда - мистер Лонгботтом.

Невилл вышел против Буллстроуд, подмигнув мне напоследок. Помнится, вчера она едва не сбила его с ног и выбила из рук сумку с конспектами, так что мы собирали разлетевшиеся свитки по всему коридору.

Противники поклонились, разошлись, повернулись...

– Экспеллиармус!
– Буллстроуд не была оригинальной.

– Протего! Слагулус Эрукто!
– о, сейчас узнаем, что хотела наслать на меня Паркинсон. Буллстроуд плюхнулась на объемистый зад и схватилась за горло. Натужно кашляя, выплюнула на пол слизняка, потом еще и еще...

– Фините Инкантатем!
– замахала палочкой Паркинсон.

– Мисс Паркинсон, данное заклятье не имеет обратного действия, - ехидно прокомментировал папа.
– Что, кстати, дает неоспоримое преимущество наславшему его. Ваш противник выведен из строя, мистер Лонгботтом. Замечательно. Пожалуй... пять баллов Хаффлпаффу.

Невилл довольно улыбнулся и спрыгнул с помоста. Кашляющую слизняками Буллстроуд увели в Больничное крыло, и Локхарт вызвал следующую пару:

– Мисс Паркинсон, раз уж вы на помосте, и мисс Снейп.

Панси нехорошо ухмыльнулась и встала напротив. Поклонившись, она шепнула:

– Ты покойница, - и развернулась ко мне спиной.

Небрежно взмахнув палочкой, она выкрикнула:

– Серпенсортия!

– Протего!
– среагировала я, но защищаться было не от чего. Из воздуха соткалась огромная кобра, шлепнувшаяся прямо передо мной, и угрожающе раздувшая капюшон. Мне вспомнился боа-констриктор в зоопарке, и бледный Дадли в террариуме...

– Привет.

– Привет, Говорящая, - прошипела змея, мгновенно успокаиваясь. Я присела и протянула к ней руку:

– Иди сюда, пока никого не напугала.

– С-слушаюс-сь.

Кобра поползла ко мне и обвила мою руку.

– Паркинсон, заберешь свою зверушку?
– кобра вопросительно посмотрела на Панси. Та отчего-то побелела и упала в обморок.

– Гарри, не шевелись, - попросил папа, взмахивая палочкой.

– Анималум ревелло!

Змея исчезла, как и не бывало. Тишина в аудитории стояла гробовая. Что опять не так? Я же их, идиотов, спасала...

У меня все не как у людей, чесслово. Оказывается, разговаривать на парселтанге - языке змей - могли только единицы из всех колдунов. Например, Волдеморт... или Салазар Слизерин, ага. Вот и докажи после этого, что ты не верблюд...

Выяснилось, что я натравливала змею на Панси - это когда я сказала, не желает ли та вернуть себе кобру. Я, оказывается, обратилась к ней на парселтанге, сама того не заметив.

Да, я злая и ужасная, я разговариваю со змеями и ем на ужин маленьких детей...

Глава 9

Друзья на меня тогда здорово рассердились за то, что я не сказала им о способности беседовать со змеями. Герми даже разговаривать со мной три дня не хотела, и сменила гнев на милость

только когда я нарочито громко пожаловалась, будто не могу перевести текст с арамейского, а там идет речь об очень любопытном сглазе. Она тут же отобрала у меня словарь, книгу и спустя два часа радостно махала палочкой, переворачивая Пивза кверху тормашками. Полтергейст визжал и грозился пожаловаться Дамблдору, а Гермиона хихикала и припоминала, как первого сентября Пивз встретил ее дождиком из чернил, в результате чего погибла ее любимая шелковая блузка.

Единственный, кто на меня не обижался, был Невилл. Мы с ним частенько полуночничали, беседуя обо всем на свете, и знали друг о друге мельчайшие подробности вроде того, когда выпал первый зуб и как уничтожалась совершенно несъедобная овсянка (Невилл скармливал собаке, а я прятала в карман и долго потом отстирывала пятна). Не знаю, почему так вышло, но именно Невилл стал моим лучшим другом, хотя я познакомилась с ним не раньше, чем с Драко и Гермионой. Возможно, мне пришлось по душе то, как искренне он меня любил - а то, что он именно любил меня, не вызывало сомнений. Я слишком хорошо разбиралась в людях, чтобы спутать любовь с симпатией или приязнью. Совершенно точно я могла сейчас сказать, что папа любил меня как дочь, к его любви примешивалась изрядная доля гордости, восхищения и уважения. Сириус воспринимал меня скорее как младшую сестренку, наверное, потому, что сам в душе оставался сущим мальчишкой: безрассудным, шаловливым и несколько эгоистичным. Ремус был всепонимающим дядюшкой, в любое время дня и ночи готовым выслушать и посоветовать - таким хотел казаться Дамблдор, но получалось не очень. На самом деле в ясных глазах старика я никогда не замечала и сотой доли той теплоты, что была у Люпина. Как ни трепала его жизнь, оборотень все равно относится к ней, словно хиппи: всех прощает и любит. Даже с папой быстро подружился, хотя тот не самый приятный в общении человек. Скорее наоборот, по застарелой привычке вечно пытается уязвить и поддеть собеседника, чем не очень-то располагает к себе. Думается мне, что, не обнаружь я письмо, мы с ним стали бы злейшими врагами - с нашим-то фамильным упрямством и нелюбовью к компромиссам...

Гермиона и Драко видели во мне товарища: умного, веселого, изобретательного и нескучного. А вот для Невилла я, сама того не заметив, стала средоточием его мира, неким центром, осью вращения. Не то, чтобы он слепо мне верил и никогда не подвергал мои слова сомнению - и это здорово, потому что такой власти над ним я не желала и даже побаивалась. В чем-то он был похож на Люпина, только его доверие распространялось не на всех, а на меня лично. Может, все дело в том, что я была первой, кто разговаривал с ним как с равным и не считал неразумным ребенком, не знаю... Причину данного феномена мне только предстояло раскрыть. В одном я была уверена: Невилл всегда будет рядом, даже если я сама стану отталкивать его.

Вот только я вовсе не собиралась так поступать. Если я была для Невилла центром, то он стал для меня спасательным кругом, не дающем утонуть в океане подозрений, боязни и ненависти, в который превратился январский Хогвартс. Сириус и Ремус были далеко, папа не мог уделять мне много времени, поскольку у него и так было предостаточно обязанностей, зато Невилл был со мной почти шестнадцать часов в сутки - и этого мне хватало, чтобы сохранить самообладание.

Помирившись с друзьями, я вздохнула свободнее, хотя в целом ситуация была такова, что хоть вешайся. Всё, абсолютно всё свидетельствовало против меня, и только слава Девочки-которая-выжила спасала меня от исключения. Если бы не это, министерские работники уже сломали бы мою палочку - и наплевать, что она мне не нужна.