А был ли мальчик (част 1-6)

Convallaria Majalis

Способность говорить со змеями, как сказал Дамблдор, позвав меня на чай с мармеладками, передалась мне от Волдеморта. Якобы, пытаясь убить меня, он нечаянно вложил в мою многострадальную голову частицу своих знаний. Я покивала головой, поохала, похлопала ресницами и была отпущена с миром.

Не ве-рю! И папа тоже заявил, что это полнейшая чушь: каким образом можно вложить в чью-то голову свои знания? Парселтанг невозможно выучить, это дар, врожденная способность, не обязательно передающаяся по наследству. Будь иначе, неужели никто не пожелал бы изучить язык змей? Хотя бы те, кто имеет дело с этими холоднокровными - работники зверинцев, охотники и просто любители держать змей в домашних террариумах.

Что-то Дамблдор

темнит. Между мной и Волдемортом явно есть какая-то связь, и он прекрасно осведомлен о ее природе, но, то ли он не хочет раскрывать карты раньше времени, то ли вообще намерен держать меня в неведении. Неужели он действительно считает, будто сможет оказывать на меня влияние? Что я стану слепо повиноваться его указам, и не заинтересуюсь, зачем, собственно, мне делать то или иное? Пожалуй, вырасти я в любящей семье, так бы и было - но я не привыкла доверять просто так.

Первого февраля министерские работники арестовали Хагрида. Оказалось, что отец Паркинсон настолько напугал членов попечительского совета, что полувеликан, так и не оправданный пятьдесят лет назад, был посажен в Азкабан - в качестве превентивной меры. Дескать, пока настоящего виновника не найдут, он посидит в камере, отдохнет от трудов праведных, а потом его выпустят... возможно. Дамблдор использовал все свое влияние, чтобы скандал никак не отразился на его карьере, но совет попечителей потребовал его отстранения, и в качестве временного директора был назначен лорд Малфой. Паркинсон, наверное, локти грыз - как же, ведь ему не удалось захватить такую лакомую должность! Малфой никаких кардинальных изменений в школьную жизнь не внес, ему было не до того: слишком уж увлекся раскапыванием дамблдоровой рухляди, за долгие годы скопившейся в кабинете. Мы с Драко усердно ему помогали и под шумок утащили для опытов пару фоуксовых перьев - феникс почему-то остался в Хогвартсе, не улетел вместе с директором. После детального изучения директорских полок оказалось, что всё это барахло проходило по статье "непредвиденные расходы" и было куплено на деньги попечительского совета, но почему-то не имело инвентарного номера. Дотошный Малфой всё пронумеровал, описал и упрятал в Гринготтс. В сейф, принадлежащий школе. После долгих поисков в Распределяющей шляпе была совершенно случайно обнаружена приходно-расходная книга, при виде которой лорд Малфой воспылал прямо-таки нездоровым энтузиазмом и немедленно утащил домой. Получается, Дамблдор вел двойную бухгалтерию? Интересно... Такой удар по репутации!

Наступило долгожданное затишье, продолжавшееся ни много ни мало две недели. Малфой изучал найденный гроссбух, Хагрид "отдыхал" в Азкабане, монстр не показывался и все решили, будто настоящий виновник всё-таки был найден и нейтрализован. Я так не считала и все свободное время проводила в библиотеке, ища чары, которыми можно было бы привести в порядок Криви и Финч-Флетчли.

А потом Локхарт затеял празднование Дня Святого Валентина...

Выйдя поутру в коридор, я решила, что попала в свой персональный ад.

Не знаю, как это ему удалось, но каждый свободный сантиметр хогвартских стен был покрыт бумажными рюшами отвратительно-розового цвета, мишурой, огромными алыми розами и белыми толстопузыми крылатыми младенцами, сжимающими в пухлых ручонках кукольные луки. Младенцы были нарисованы на стенах, высечены из мрамора, вырезаны из бумаги и плавали в воздухе в виде прозрачных фантомов. Удушающе пахло ванилью и корицей, а попадающиеся навстречу студенты как-то подозрительно хихикали и сверкали глазами.

Бочком пробравшись в Большой зал (оказалось, что некоторые мраморные купидоны при приближении человека начинают пискляво исполнять любовные песни), я увидела, что большинство студентов совершенно обалдевшими глазами уставились на облаченного в розовые шелка Локхарта, произносящего Речь. Он так увлеченно рассуждал о любви в разных ее

проявлениях, что широкие рукава его мантии, порхающие туда-сюда при жестикуляции, живо напомнили мне купидонские крылышки. И сам Локхарт до противного был похож на пухлощекого младенца, которыми наводнил школу: очаровательно пустоголовый и улыбающийся. Только лука для полноты картины недоставало.

– ... И потому, дорогие друзья, я решил в столь трудный для школы час поддержать всех, устроив праздник! Мои очаровательные помощники доставят ваши валентинки тому, к кому вы питаете пристрастие, и я уверен, что сегодня никто не останется обойден вниманием!
– в зал, печатая шаг, вошло с дюжину хмурых гномов, обряженных купидонами: хитон с оборочками, золоченые крылышки, игрушечный лук...

– Давайте же все вместе создадим атмосферу настоящего праздника! Наш дорогой профессор Флитвик, уверен, знает неплохие любовные чары, а профессор Снейп не откажется научить вас варить Амортенцию...

Папа от неожиданности чуть не подавился тостом и расплескал кофе, который только что услужливо поднес ему домовик.

– Ну, знаете ли...

Локхарт ослепительно улыбнулся и фамильярно похлопал папу по плечу:

– Да-да, милый Северус, полагаю, слабенькая Амортенция - именно то, что всем нам нужно! Только представьте, сколько счастья принесет... О, а вот и первая ласточка!
– уродливый гном подлетел к Локхарту, осыпал его розовыми лепестками и загнусавил нечто, несомненно, бывшее поздравлением. Профессор ЗОТИ первых пять минут радостно улыбался, потом заскучал, а потом не на шутку обеспокоился. Гном все пел и пел, рассыпая лепестки, и зачинщик всего этого безобразия попытался было деликатно прогнать "купидончика", но тот был неумолим. Папа сначала злился, а потом явно призадумался. С не обещающей ничего хорошего ухмылочкой он глянул на гнома, потом на Локхарта, и в завершение - на десяток "купидончиков", смирно стоящих возле преподавательского стола. По-моему, я уже знаю, что будет...

Весь день студентов преследовали переодетые гномы. Бородатые кривые рожи, старательно выводящие серенады – это было то еще зрелище... Спасибо Мерлину, что меня таким оригинальным образом решил поздравить только один воздыхатель, и я отделалась прослушиванием самопального стихотворения, несомненно, претендующего на звание сонета. Цвет моих глаз в нем сравнивали с лягушкой, а волос - с ваксой, но в целом всё было довольно мило. В ответ я послала Невиллу (а в том, что это было именно его поздравление, я не сомневалась) коробку шоколадных эклеров. А вот остальным досталось гораздо больше. Симпатичных старшеклассниц буквально преследовали сразу по нескольку гномов, наперебой распевавших и декламировавших всякую чепуху, а те всеми силами старались отвязаться от них. Несчастных гномов обезвреживали Петрификусом, Ступефаями, Силенцио, но те быстро приноровились и работали командой, загоняя несчастного/несчастную в угол, отбирая палочку и цепко ухватив за руки-ноги. Правда, во второй половине дня гномы почему-то прекратили принимать заказы на поздравления и полным составом переключились на Локхарта. Теперь они повсюду следовали за ним, осыпая цветами, мишурой и конфетти, и пели, пели... А спустя два часа случилось худшее - гномы в открытую пытались поцеловать возлюбленного профессора, загоняя его с этой целью в различные укромные уголки.

Вызванный МакГоннагал для консультации папа заявил, что это, несомненно, Амортенция, но поскольку антидот варить долго, то имеет смысл подождать, пока зелье выветрится само. Несчастный Локхарт заикнулся было о поиске виновного, но Северус выразительно вздернул бровь:

– Какие виновные? Вы просили научить студентов варить Амортенцию - и я учил, весь седьмой и шестой курс Гриффиндора и Слизерина. Итого: сорок с лишним человек. Какие тут поиски?

Локхарт приуныл:

– А может, всё-таки можно... По качеству зелья или...