А где-то в соседнем дворе… (сборник)
Шрифт:
«Еще и за убийство посадят», — прошелестела совершенно идиотская мысль и пропала.
На полу воды не оказалось, как и на стене, потолке и остальных поверхностях. Ян перестал нервничать и начал злиться. Если его вины нет, то какого черта его столь настойчиво беспокоят? Взгляд обратился к настенным часам, удобно висящим в коридоре прямо возле входной двери.
— Еще и полседьмого утра! — рявкнул Ян вслух, потому как нервов для спокойного «подумал» у него не осталось. – В, мать твою за ногу, воскресенье!!!
В общем, открывал дверь он, пребывая далеко не в лучшем настроении.
На лестничной
Чисто гипотетически он, конечно, мог ошибиться. Кнопки от дверных звонков находились справа и слева от двери в соседскую квартиру. Но там же цифры написаны!
– Упс… – сказал карапуз и спрятал руки за спину. – Эт я к тебе… да?
Ян нахмурился. С его зрением происходило странное. Карапуз отчего-то казался то толстым нескладным мальчишкой лет восьми-девяти, то карликом (тоже толстым, обрюзгшим и явно закладывающим за воротник). И говорил он как-то неопределенно: тонким голоском, подошедшим бы и первому, и второму.
Некоторое время они буравили друг друга взглядами, потом коротышка со всей дури ударил ногой в соседскую дверь и заорал:
— Абуэла! А-бу-эээ-ла!!! Твого внука забижа-ают!
Не учи Ян в институте латынь, от которой впоследствии произошло множество языков, он решил бы, будто коротышка зовет по имени свою бабушку. Никаких Абуэл в соседской квартире не водилось; бабушек, впрочем, тоже.
— Там Анастасий Петрович живет, — заметил он.
— Упс… – проговорил коротышка и заорал пуще прежнего, поменяв «бабушку» на «дедушку»: — А-буу-ээээ-лооо!
— Одинокий, — проинформировал Ян, подумав, что соседу точно повезло уехать на дачу и не присутствовать при этом бардаке. Все же человек в возрасте, не нужны ему подобные концерты с утра пораньше.
– - Упс-упс… – покачал головой карапуз, вгляделся в лицо Яна и внезапно выдал: – А чего ты меня обижаешь? Нехорошо обижать ма-аленьких.
– Пока не начинал, – ответил Ян и хотел было затворить дверь, когда между ней и косяком просунулась стопа.
– Я ж ребе-о-нок… – запричитал коротышка, – ты что ж, так меня в беде и оставишь?.. – его глаза заблестели, полные готовых выплеснуться слез. – Я ж…
Договорить, однако, ему оказалось не суждено. Ян действовал не столько осознанно, сколько под властью интуиции. Ногу, мешавшую ему закрыть дверь, он отдавил, наступив на нее сверху (не то что он много весил, но сорок четвертый размер всегда внушительнее тридцать какого-то), а когда она убралась с громогласным завыванием, захлопнул дверь.
И вот ведь странность: пока не захлопнул, слышал ор – удивлялся, что не переполошился весь подъезд, а как щелкнул замком – все стихло, словно отрезало. Никакой звукоизоляции в стандартной блочной высотке, построенной в восьмидесятых годах прошлого века, не предполагалось изначально. Ян наконец сделал то, что следовало с самого начала: глянул в глазок. Никого закономерно не обнаружив (немудрено, ведь коротышка был слишком низким), чертыхнулся и открыл снова.
– МяОРРР!
На коврике соседской квартиры обнаружился крупный черный котище с наглыми желтыми глазами. Увидев Яна, он мявкнул так, что в окнах, расположенных у лестничных пролетов, задребезжали
«И вот вроде бы не пью, не курю, таблетки не глотаю, температуры нет… – подумал Ян и вернулся в квартиру. – Вроде как не сплю, опять же. Жесть какая-то!»
***
– Ян… ну Ян… – занудствовала Лера. – Погоди. Стой! Объясни толком, куда ты пошел.
С того самого дня, как пришел к Яну странный коротышка, в его жизни словно раздался щелчок некоего тумблера. Странности принялись происходить регулярно и часто. Не замечать их или списывать на случайности больше не выходило. Ян перерыл интернет, записался в ближайшую к дому библиотеку, нашел в ней книжку явно эзотерического содержания и даже вычитал описание нечисти, имевшей сразу два обличия: кота и маленького человечка неопределимой внешности.
Ян заинтересовался, начал сам искать упоминания всякого и так, шаг за шагом, втянулся в удивительный мистический мир, который не принято было замечать в людском обществе, считающем себя «правильным». Лично Яну оказалось наплевать, «правильный» он или нет – слишком увлекся.
– Ну Ян!!!
Лера хоть и постоянно нудела над ухом, но всегда сопровождала его в походах по «сумрачным местам» (Яну нравилось это выражение).
– Ладно, смотри, – Ян помахал перед ней телефоном и открыл отсканированные страницы. – Это отчет служащего тайной канцелярии по делу вора Фартового. Исторический документ, между прочим.
Лера прищурилась, вглядываясь в мало того что рукописный текст, так еще и изобилующий старомодными фразочками и оборотами, от которых у любого современного человека волосы зашевелились бы и челюсть свело. «Милостивый государь мой, сердечно заверяю вас…» – и прочее в том же духе.
– Янчик… не включай ботаника, а? – попросила она. – Двумя словами и по существу – для тупых блондинок, пожалуйста.
Лера терпеть не могла светлых волос в принципе. От блондинов шарахалась, кошку завела радикально черного цвета. Мать-природа жестоко подшутила над ней, одарив белокурыми локонами. При одном виде них половина населения земного шара удавилась бы от зависти. Лера же предпочитала краситься и представала либо огненно-рыжей, либо брюнеткой, либо шатенкой. Назвать ее тупой у Яна никогда не повернулся бы язык. Хотя бы потому, что именно у нее он с регулярностью, заслуживающей лучшего применения, таскал конспекты и лабораторные работы.
– Если в двух словах, то по нашему городу тогда много всяких слухов ходило. Этот самый Фартовый являлся вором, мастерски уходившим от погонь. Причем всегда скрывался в одном и том же доме. Подъезд проходным не был.
– Ну мало ли, кто-то в нем из его подельников жил, – Лера пожала плечами. – Ерунда какая-то, Янчик.
– Этот Фартовый тоже исторический документ оставил. Описал в нем самое настоящее «сумрачное место», в котором прятался. Сравнивал нахождение в нем с темной водой. Как бы стоишь в глубине омута, на поверхность смотришь, разговоры слушаешь, а все, кто в реальности, проходят мимо и не замечают, – Ян откашлялся. Аж во рту пересохло, как представил, а по плечу будто прошлись чьи-то холодные пальцы. Он обернулся бы, да не решился: сзади находилась глухая стена. – И знаешь, что самое поразительное?