А небо по-прежнему голубое
Шрифт:
Ничто.
Уклоняясь от колючих веток-плетей, Гарри, Рон и Гермиона сумели пробраться к подножию Гремучей ивы и найти тот нарост, что открывал подземный ход в Визжащую хижину. Земля содрогалась у них под ногами, когда они ныряли в узкий проход, и над головами, когда они ползли по тоннелю к месту, где трусливо прятался Волан-де-Морт. Гермиона слышала позади себя тяжёлые вздохи и всхлипы Рона, с трудом удерживаясь от того, чтобы обернуться. Его слова до сих пор жгли её — жгли, потому что были правдой. Несмотря на желание помочь Гарри, на свой долг, на всё, она бы осталась и сделала всё, чтобы найти Фреда и хотя бы помочь
А потом на ум пришла целая армия пауков, ворвавшаяся в Хогвартс в тот самый момент, когда они сбегали оттуда, и Гермиона задохнулась от ужаса. Что же она натворила?! Могла ли Лаванда выжить в таких обстоятельствах? Могли ли они потерять немного времени, но спасти её?
«Я должна была отпустить его, — думала Гермиона, кусая губы. — Он никогда не простит меня за это. Я и сама не прощу. Ни за что».
Тем временем им удалось пробраться в Визжащую хижину и найти змею — Нагайну ограждала защитная сверкающая сфера, которую, казалось, невозможно пробить, — а также стать свидетелями казни Снейпа. После разговора о Бузинной палочке Волан-де-Морт натравил свою питомицу на Снейпа, а затем ушёл, став новым обладателем смертоносного оружия. У Гарри было всего несколько минут, чтобы приблизиться к Снейпу в безотчётной попытке закрыть рваную рану на его шее, спасти его и услышать последнюю просьбу — собрать его воспоминания. Гермиона и Рон с ужасом следили за происходящим. Хоть ненавидеть Снейпа уже давно вошло у них в привычку, причём обоснованную годами сложных отношений, сейчас они оба, да и Гарри, с трудом сдерживали слёзы. Бледный, похожий на сломанный манекен, кем бы он ни был — он не заслужил такой смерти. Никто не заслужил.
А между тем зазвучал голос — высокий и холодный, он хлынул в сознание всех, кто находился в хижине, множился, отражаясь от стен, вызывал тишину и безотчётную панику. Хотелось заткнуть уши руками и ничего не слышать, спрятаться от жёстких, удушающих слов. То был Волан-де-Морт, и он требовал от Гарри Поттера прийти к нему в Запретный лес, давал ему на это час. Час этот был к тому же передышкой для всех сражавшихся, но если «герой» не воспользуется шансом, пощады не будет никому.
Не нужно быть гением, чтобы понять: Гарри действительно хочет сделать это, и он сделает, бесполезно отговаривать, бесполезно упрашивать. Но сначала…
Сначала нужно вернуться в замок.
Хогвартс встретил их необычайной тишиной вне замка. Тут и там вились дымки, поднимаясь от земли в пока ещё тёмное небо, валялись груды камня, некогда бывшие стенами школы, под ногами расползались сгустки волшебных растений. Приходилось пролазить под трупами гигантских пауков и обходить павших великанов; ближе к крыльцу уже сновали помощники мадам Помфри и просто неравнодушные, помогавшие вытаскивать из-под завалов и заносить в замок пострадавших и погибших. Прячась под мантией, ребята прошли сквозь разрушенный вход в холл.
В вестибюле близ Большого зала царила ужасающая разруха: разломанные перила и выщербленные ступени широкой мраморной лестницы, разлетевшиеся по полу драгоценные камни из разбитых часов факультетов, сгустки ядовитых растений, почти разрушенные огромные деревянные двери. Из самого
Девушка даже не увидела — ощутила, как Рон рванулся из-под укрытия мантии и поспешил к тому месту, где видел Лаванду в последний раз. Макушка его скрылась меж завалами; Гарри и Гермиона не пошли за ним следом, лишь проводили взглядами — сочувствующим и отрешённым.
Большой зал показался им совершенно другим, неузнаваемым местом — факультетские столы оттащили к стенам помещения, на полу разложили носилки, на возвышении тут же расположилась мадам Помфри, перевязывая раненых. Тела погибших укладывали посреди зала под сдавленные стоны и всхлипывания выживших, разбившихся по группкам. Не в силах пошевелиться, Гермиона стояла и смотрела невидящим взглядом, обхватив себя руками за плечи, смаргивая набегавшие слёзы — мёртвых было так много, слишком много…
— НЕТ!
Вскинув голову, она увидела самое худшее, чего так страшилась — семейство Уизли, окружившее чьё-то тело. Это рыдала миссис Уизли, с такой силой вцепившаяся в плечи обнимавшего её супруга, что не оставалось сомнений: кто-то погиб.
Нет, нет, н е т…
Едва дыша, судорожно удерживаясь на краю сознания, Гермиона поспешила к семейству Уизли. Первой её заметила Джинни; полный паники взгляд едва не парализовал Гермиону, давая понять: это случилось. Не мог быть таким взгляд у человека, если бы оставалась хоть какая-то надежда.
Всё, что замирало и билось внутри Гермионы с раздирающим грудную клетку напряжением, резко оборвалось, рухнуло куда-то вниз, в падении своём отдаваясь болью в висках, в пальцах, судорожно вцепившихся в разодранный джемпер. Шаг, ещё шаг — медленные, неверные, затем срыв на бег, и Джинни уже отчаянно обнимает Гермиону, содрогаясь всем телом. Гермиона только и могла, что обнимать подругу в ответ, поверх её головы глядя на пятна тел, окружённых семейством Уизли.
Тел?
— Они этого не заслужили, — хрипло прошептала Джинни куда-то в плечо Гермионе. — Это не должно было случиться, особенно сейчас.
Гермиона беспомощно, немо кивала в ответ, а перед глазами у неё стоял только образ Фреда, словно отпечатавшись, — яркие голубые глаза и рыжие волосы, россыпь веснушек, порывистые движения, отличавшие близнецов, и в ушах словно бы звучал ставший родным голос. Хотелось оттолкнуть Джинни и сбежать, спрятаться и реветь навзрыд, громко, уткнувшись лбом в колени, не думать и не знать ни о чём, не мучиться, не жить…
«Нет, нет, нет, пожалуйста, этого не может быть!..»
«Я хочу его увидеть».
«Я должна».
Увидеть его тело сейчас значило бы признать, что всё кончено, а она осознать-то этого не могла!..
Несколько неуверенных шагов к телам, вокруг которых горевало семейство Уизли — и Гермиона осознала, что это не Фред. Ошеломительная, горячая радость, хлынувшая по жилам, заставившая вновь ожить, сменилась неподдельным ужасом — ведь на месте близнецов Уизли лежали Римус и Нимфадора. Счастливые родители, чьим сыном, улыбавшимся с фотографии, они так гордились. Они должны были сейчас быть в числе выживших, помогать уносить раненых и разгребать завалы, делать что угодно — просто жить…