А небо по-прежнему голубое
Шрифт:
Миновав полуразрушенный Косой переулок и магазин близнецов Уизли, тоже значительно пострадавший от рук Пожирателей, они вошли в банк, где после проверки всё-таки были допущены к семейному сейфу Лестрейнджей. Даже не верилось в то, что им всё удалось так сравнительно легко. Стоило ожидать подвоха — и он встретил их там, откуда его, естественно, никто не ждал. На пути следования тележки, катившей по подземельям, оказался волшебный водопад, смывающий все заклинания, отчего внешний вид Гермионы и Рона вернулся в норму, а сопровождающий компанию гоблин очнулся от Империуса, под который его снова пришлось поместить. С его помощью удалось проникнуть в громадный, битком набитый богатствами сейф Лестрейнджей, где ребята застыли, пытаясь отыскать предмет, похожий на крестраж. Наконец, он нашёлся —
— Заклятие Умножения! — в панике воскликнула Гермиона: одно из блюд обожгло ей щиколотку, она невольно отступила и обрушила стопку монет, из которых тотчас же образовался целый сугроб, пышущий жаром.
В сейфе и без того было тесно от обилия сокровищ, так они ещё и увеличивались в количестве, заполняя собой всё свободное пространство. Нельзя было повернуться, чтобы не задеть какой-либо предмет. С металлическим звоном они множились и множились, обдавая жаром, прожигая одежду, обжигая кожу. Гермиона отчаянно пыталась уменьшить урон, используя заклинание Импервиус, но ничего не получалось. Нечего сказать, заклятия Умножения и Пылающей руки отлично действовали.
Гермионе пришлось отдать Гарри меч из бисерной сумочки и левитировать друга к потолку — иной возможности достать злополучную чашу у них не было. Между тем заколдованные сокровища уже давили их своей тяжестью, от жары пот катился градом, от боли темнело в глазах. К тому же за дверью, охраняемой ревущим слепым драконом, послышался шум — то явно набежали гоблины-охранники, а значит, у них нет никакой возможности выбраться отсюда. Запертые в чужом сейфе, погребённые под грудами волшебных богатств…
Наконец, Гарри сумел достать крестраж, и в тот же миг двери сейфа распахнулись, а пышущая огнём волна сокровищ хлынула наружу, в прохладу подземелья. Предавший их Крюкохват, размахивая мечом, бросился к своим соплеменникам с таким видом, будто не участвовал во взломе сейфа, и у ребят не оставалось иного выхода. Отбиваясь заклинаниями, они следом за Гарри рванули к дракону, освободили его от кандалов и забрались на его чешуйчатую шею. Какое-то время слепое существо не могло понять, что свободно, но потом расправило крылья и, перетоптав половину гоблинов, пробило стены подземелья, пробралось в мраморный холл банка и, разрушив купол, вырвалось наверх, навстречу свободе, ветру и солнцу. Гарри, Рон и Гермиона из последних сил держались на его спине, стараясь не упасть с головокружительной высоты, которую набрал их крылатый спаситель. Ветер свистел в ушах, обожжённые до мяса конечности зудели и ныли, отдаваясь слепящей болью, но ребята были так счастливы, что сумели сбежать, провернув ограбление, пусть и не идеальное, что кричали в голос, не заботясь о том, что дракон может сбросить их — для него пассажиры были легче пушинки, он даже не чувствовал их на себе.
Летели довольно долго, цепляясь обожжёнными пальцами за крупную чешую кожи, пока волшебное существо не начало снижаться над озером. Пришлось прыгать вниз, прямо в воду, а потом, выбравшись на берег неподалёку от жадно пьющего дракона, друзья спешно переоделись в сухую одежду из предусмотрительно взятой с собой сумочки Гермионы. Там же и перекусили, залечив раны и ожоги чудодейственной настойкой бадьяна. Пережитое казалось удивительным, фантастическим сном: чтобы школьники сумели ограбить самый защищённый магический банк! Понятное дело, им просто сыграли на руку некоторые обстоятельства, да и не всё прошло гладко, но главная радость всё же была — они достали ещё один крестраж, а значит, ещё на один шаг приблизились к тому, чтобы разделаться с Волан-де-Мортом. Правда, меча всё-таки лишились, но, может быть, найдётся ещё какой-нибудь способ уничтожить заколдованные предметы.
Изначально планировалось, что после проникновения в банк они сумеют выспаться в палатке, но нет — Гарри удалось проникнуть в сознание разгневанного известием о краже Волан-де-Морта, и он выяснил, что последний крестраж находится в Хогвартсе, — непонятно, где именно, но точно в замке. Выбора у них не было: противник уже начал проверять
Стоило им только появиться на главной улице волшебной деревушки, как окружающее пространство тут же огласилось воем своеобразной магической сигнализации, оповещавшей о прибытии посторонних. Из трактира уже начали появляться брошенные на охрану Пожиратели, и только мантия была единственным спасением нежданных гостей. Им удалось отступить в переулок, но Пожиратели уже призвали дементоров, зная, что Патронусы выдадут прибывших. Длинные фигуры в чёрных мантиях и капюшонах плыли по воздуху, чувствуя, где прячутся волшебники, и Гарри был вынужден вызвать своего Патронуса. Серебристый олень промчался по улице, разогнав нацелившихся на пир дементоров, и Пожиратели тут же загалдели, но в этот самый момент соседняя дверь в переулке распахнулась, и грубый голос приказал ребятам быстро заходить внутрь.
Их спасителем оказался волшебник, внешне удивительно похожий на Альбуса Дамблдора: те же пронзительно голубые глаза и седая кустистая борода, только черты лица более резкие, грубоватые — брат ныне покойного директора. Хоть появление разыскиваемых противников Волан-де-Морта его и не обрадовало, он всё же спас ребят от поимки Пожирателями и накормил, а также, после непродолжительного спора, показал им лазейку, с помощью которой им удалось пробраться в Хогвартс. Тайный ход прятался за портретом Арианы Дамблдор, трагическую историю которой и рассказал Аберфорт, прежде чем юная девушка с заколдованной картины привела с собой Невилла Долгопупса. Хромающий, израненный, с отросшими волосами, приятель мало напоминал себя прежнего — наивного круглолицего мальчишку, боявшегося дать кому бы то ни было отпор — и как будто побывал в самом пекле боевых действий. Пока Гарри, Рон и Гермиона ошарашенно глядели на однокурсника, Невилл уже кинулся к ним с радостным возгласом:
— Я знал, что вы придёте! Мы все вас ждали! Аберфорт, — тут же он повернулся к хозяину трактира, — к нам тут ещё кое-кто ожидается, сразу сюда трансгрессируют в обход Воющих чар. Вы их по туннелю в школу переправьте, пожалуйста.
— Тоже мне проходной двор устроили, — проворчал Аберфорт, пока ребята забирались в проход.
По дороге в школу Невилл рассказал о том, что там творилось в последнее время. По установленным порядкам за каждую мелкую провинность преподавателям следовало докладывать, а в качестве наказания применялись Непростительные заклинания. Защита от Тёмных искусств превратилась в Тёмные искусства в чистом виде — их вёл Амикус Кэрроу, который, как и его сестра — Алекто, преподававшая маггловедение (то, что теперь им называлось), — испытывал огромное удовольствие, калеча студентов. Невилл и сам пару раз нарывался вместе с другими гриффиндорцами, что помогало другим ученикам не терять присутствия духа. Вместе с Джинни и Полумной они совершали ночные вылазки по школе, оставляли провокационные надписи и тем самым бесили как новоявленного директора-Снейпа, так и преподавателей из числа Пожирателей смерти. Однако после того, как девочки одна за другой не вернулись в школу, все подозрения справедливо пали на Невилла, и того взяли в оборот: дело дошло до того, что несколько приспешников Волан-де-Морта нагрянули к его бабушке. Только Августа Долгопупс оказалась куда сильнее, чем те полагали, и успешно бежала, дав отпор нападавшим. С тех пор Невиллу пришлось прятаться в Выручай-комнате, куда они сейчас и направлялись, вместе с другими учениками.
Едва только дверь, скрывавшая проход, распахнулась, навстречу новоприбывшим понеслись приветственные вопли, и спустившихся в комнату героев обступила толпа ликующих студентов, на все лады выкрикивавших их имена. Тут были и Симус, и Лаванда, и сёстры Патил, и Эрни, и Ханна, и многие другие члены Отряда Дамблдора, кого приютила волшебная комната. Гермиона, оглушённая наплывом эмоций, бездумно улыбалась всем и каждому, кого видела, обнимала всех без разбору и смаргивала набегавшие на глаза слёзы. Всеобщая эйфория до того захватила её, что она хоть сейчас была готова во что-нибудь ввязаться, не помня усталости, — но во что?