…А родись счастливой
Шрифт:
— Паспорт. И от какой организации бронь?
Люба положила паспорт на край барьера.
— Я приехала… «Куда приехала?» Я приехала на телевидение. Но они, наверно, не ждали так скоро и заявку вам могли ещё не дать… Но я вас очень прошу.
— В каком фильме будем сниматься? — таким тоном, будто она ребёнок, спросил Любу тонкоухий.
— Я на работу туда должна устроиться, — ответила она ему и администратору.
— Пожалуйста! — согласилась насчёт работы блондинка. — Но что же заявки на вас я не вижу?
— Так получилось. Я про заявку не знала. Этим всегда
— А что же теперь он не занялся, бросил или развелись? — громко и не без интереса спросила Вера Аркадьевна.
— Он погиб, — тихо ответила Люба и подняла слёзы к ресницам.
Ни блондинка, ни этот её тонкоухий, видимо, никак не ожидали такого тихого и бьющего в грудь ответа. Она как бы поперхнулась, проглатывая обратно какие-то слова. Он вытянул толстые губы, покачал головой.
— Космонавт, испытатель парашютов? — спросил он.
— Сам ты испытатель, — опамятовалась блондинка. — Он у неё был хозяйственный руководитель областного масштаба, ничего мужчина, приветливый. Чего с ним случилось?
— Утонул. Провалился под лёд в машине.
— И давно ли?
— Неделю назад.
— Девятого дня, значит, ещё не было… Жалко. Но чего делать без брони — не знаю.
— Верок, а может, даму на первое время устроит диван в моём полулюксе? — кося на Любу глаза, спросил тонкоухий. — Пропиши её пока ко мне…
— Я тебя сейчас самого пропишу в холл на раскладушку, замкадник! Тоже мне благодетель нашёлся! — без разгона сорвалась на скандальный тон блондинка.
— Но дама, может, желает…
— Их тут знаешь сколько, желающих? Больше, чем комаров в тайге. Всё! Ты, дорогуша, дуй в свой полулюкс, а вы, как вас там? Поезжайте на своё телевидение или звоните им, пусть дают бронь. Без брони — мёртвое дело.
Администратор толкнула по барьеру в Любину сторону паспорт.
Люба поймала его, прикрыла им дрогнувшие губы, почувствовала, что к глазам вот-вот поднимутся свежие, тёплые слёзы, напряглась, чтобы удержать их. «Киснуть, Люба, не надо, — сказала себе. — Другая жизнь у тебя началась, заступиться некому, сама теперь воюй. Сама».
— Свяжите меня с директором, забыла его имя-отчество, — сказала она почти спокойно, во всяком случае, уже не просящее.
— Вон автомат на стенке, звони на здоровье хоть министру, — ответила администратор полунасмешливо.
— А чего это вы так? — спросила Люба. — Потребуется, позвоню и министру. А сейчас мне нужен директор, пожалуйста, наберите номер и дайте мне трубку. Я что, не то прошу? Или в «лапу» предлагаю, но мало? Я же не предлагаю…
— А вот это вы зря, — встрял тонкоухий. — Дайте ей червонец, и она успокоится.
— Пижон! — вскинулась с места блондинка. — Иди вон отсюда! Я тебе дам сейчас червонец!
— Спокойно, Вера Аркадьевна, — остановила её Люба. — С мужчиной вы потом разберётесь, а я прошу у вас директора.
— Господи, занесла меня сюда нечистая — кому чего надо, не знаешь! — перешла на визг блондинка, покрываясь пятнами за ушами и по открытой шее. Однако номер набрала и по тому, как испугалась голоса в трубке, Любе стало ясно, что сделала она это не специально, а в каком-то беспамятстве. —
Положив трубку, она мягкой лапкой выкинула через барьер пару листков для оформления, лениво, будто и не покрывалась только что пятнами, улыбнулась:
— На десять дней разрешил в тот же номер, где всегда жили.
Глава 13
Прямой, подтянутый, очень чисто вымытый, какой-то даже матово-светящийся, Вячеслав Кириллович постучался в номер, едва Люба успела переодеться после душа. О Сокольникове он всё расспросил ещё по телефону, когда позвонил час назад, что зайдёт после оперативки. Поэтому он лишь участливо и молча пожал ей руку, вручил три белых зимних хризантемы и завёл разговор близкий к прошлому, но уже о настоящем и будущем.
— Не узнаёте свой номер? Да, мы его слегка перетряхнули. Новые времена, новые обои.
— Цены новые, — добавила Люба не без значения.
— Да уж! Цены новые… А что, есть затруднения?
— Нет, затруднений нет, но и денег — тоже не осталось, — улыбнулась она.
— Та-ак… — директор сел в низкое, глубокое кресло, обхватил розово-белыми руками колено. — А какие у нас в связи с этим планы?
— Большие. Но неважные. Говорят, можно на телевидение поступить в дикторы, но как это делается, не знаю.
— Тоже представления не имею, но это можно узнать. А что с пропиской? Без неё здесь — никуда, а сделать её не так просто даже для такого создания, как вы. В нашей системе нет лимитов абсолютно. У телевидения, возможно, что-то и бывает, но не уверен. Есть лимиты у коммунальщиков, но в дворники вы же не пойдёте, да и не примут!
— Это почему же не примут? — улыбнулась Люба.
— Ну, возможно, и примут, но быстро уволят по просьбе коллег со смежных участков, — подхватил он её тон.
— Почему?
— Потому что через их участки на ваш попрёт такая масса народу, что им останется только отказаться от непосильной работы или заставить начальство уволить вас.
— Да, это серьёзно, — шутя согласилась Люба. — Представляю себе общее собрание дворников района. Доклад главметельщика и прения представителей общественности. Он, имея в лысом затылке нечистый умысел, за то, чтобы оставить Любу на участке и при уютной жилплощади с отдельным входом, они — за чистоту тротуаров и нравов. Война! В итоге общественность — с триумфом и с лентами, главметельщик — в печали и при своих интересах… А бывший дворник Люба? — Она вплотную подошла к креслу Вячеслава Кирилловича, обдав гостя тёплым запахом свежего тела. — А Любе остаётся искать среди представителей общественности желающего вступить с ней в брак с оформлением временной прописки сроком… Не знаю, какой теперь дают на это срок…