…А родись счастливой
Шрифт:
Гость переменил ногу, поднял к Любе матово-блестящее лицо с улыбкой только в щеках, поймал её руку в свои неожиданно прохладные и влажные ладони.
«Эй, дядя! Когда здоровались, руки у вас не потели!» — чуть ни сказала ему Люба.
— А это выход, который стоит, пожалуй, обсудить. В Москве можно подобрать вполне достойного кандидата.
— Москву вы имеете в виду вот эту, — обвела она глазами лепной потолок с розеткой, — или город?
— Здесь что искать? Только как временный вариант или с выездом куда-то на периферию, а зачем вам это? Жить надо в Москве. Это единственное
Водянисто-серые глаза Вячеслава Кирилловича оставались безучастными к улыбке, держащейся в фарфоровых щеках, и Любе стало неприятно ощущать эту отдельность глаз и щёк, их общую холодность, прохладность влажных ладоней. И в невольной неприязни она потянула руку из его ладоней. Он не выпустил её, но и не стал цепляться — стиснул на мгновение пальцы и тут же расслабил их, словно давая понять, что всё в его власти: и удержать, и оставить её, а вот этот выбор она должна сделать сама.
— Одни, и можем делать всё, что хотим? — спросила Люба, оставляя ему куку.
— Что хотим. — И голос чуть дрогнул.
— Тогда давайте думать, что мне делать дальше, как остаться в городе Москве! — сказала весело. — Ясно, что надо выходить замуж, а за кого? Вот вы — свободны?
Не отпуская Любиной руки, Вячеслав Кириллович поднялся из кресла, встал к ней так близко, как она недавно к Степану, чем и выбила парня из колеи, но коснуться её гибкого и такого, вроде бы, отзывчивого тела, директор отеля всё же ещё не решился.
— Я всегда свободен и занят одновременно. Сейчас — свободен, а скоро, — посмотрел на часы, — буду занят. Ну, а ваш вопрос мы решим просто. У меня приятель есть, тоже генерал милиции, но ещё действующий и ничего мужик… Год как овдовел. Он в случае… мог бы сразу сделать и постоянную прописку.
— А почему «тоже генерал»? Вы что, тоже генерал? — она нашла этот вопрос, чтобы, сделав шаг в сторону и восхищённо оглядев гостя, хотя бы под этим предлогом высвободить руку из его холодно-потных ладоней.
— Да! — вспыхнул он теперь и глазами и отпустил руку. — Для вас это новость? Даже генерал-лейтенант, и был одним из самых молодых в этом звании, как Василий Сталин. Но вот уже три года как в отставке и занимаюсь вот этим многодельным хозяйством. И многотельным — тоже.
Он поймал её руку, коротким, сильным движением кинул Любу к себе, прижался брюками к ёё высоким ногам и, удивляясь этой высоте, чувствуя несовпадение тел, поднимаясь на цыпочки, стал губами ловить её губы.
«Эх, врезать бы тебе сейчас коленом!» — подумала Люба, отстраняясь от губ с несвежим прерывистым дыханием. Она легко откидывала торс назад, гнулась в талии то в одну, то в другую сторону и, смеясь, хлестала кавалера густой гривой волос по назойливым губам.
Он вдруг опустился с цыпочек и ослабил прижимавшие ёё руки. Люба тотчас поняла, чем обязана этому: увидел Стёпину память — кровоподтёк, идущий от ключицы к груди, и остыл, слава богу.
— А это что у нас и откуда? — спросил отставной генерал и осторожно, а, может, брезгливо,
Люба выскользнула из его рук, сжала в кулаке ворот платья у самого горла.
— Это на другой день после поминок меня так замуж приглашал один представитель колхозного крестьянства.
— Довольно активно, — согласился Вячеслав Кириллович деловым тоном и совершенно ровным голосом, будто и не шалил только что. И на костюме не осталось ни единой помятости. «Наверно и душа, — заметив это, подумала Люба, — у него такая же фарфоровая, что он нагадит, а она не помутнеет ни капельки».
— Надеюсь, он привлечён к ответственности? — спросил Вячеслав Кириллович.
— Нет. Он неподсуден.
— Почему?
— По глупости! — отмахнулась Люба и прервала тему. — А скажите, этот ваш приятель, он сейчас в Москве?
— Вполне возможно. А что?
— Наверно, он мог бы угостить нас завтраком, а то я со вчерашнего дня, кроме чая в вагоне, ничего не успела, а теперь даже и не на что — столько с меня взяли за эти покои.
— Сейчас попробуем вызвать, — потянулся он к телефону. — Только вы ведь не совсем в форме.
— В смысле?
— А это… — Вячеслав Кириллович поводил пальцем, как бы раздвигая ей ворот.
— А что? Меня сразу будут принимать по описи? — спросила Люба, чувствуя, что краснеет.
— Минуту! — поднял он палец. — Юра? А Юрий Александрович далеко?.. Это генерал Панков, пусть он возьмёт трубку… А ты опись с собой возишь? — спросил он Любу, прикрыв ладонью трубку. Но трубка отозвалась, и он снова вскинул палец. — Привет! А ты чего? И прямой теперь на холуя переключаешь? У тебя кошелёк с собой?.. Тогда выдвигайся ко мне, я заказываю завтрак на троих. Приехала Люба Сокольникова… Помнишь? Я тебе её однажды показывал… Этого, друже, не забывают!.. Ну вот, а теперь прекрасная молодая вдова хочет познакомиться с вдовствующим генералом… Не клевещи на себя. Ждём. Мы в люксе на пятом.
— Ну вот, не пройдёт и получаса… — бросив трубку, развёл в улыбке фарфоровые щёки Вячеслав Кириллович. — Так, я насчёт описи… Ты её с собой возишь или, пока суть да дело, мы её составим?
Люба вскинула на него глаза. Суетлив и нахален отставной генерал, как черноусые с рынка. И такой же, наверно, бесцеремонный. Скажи «нет» — выкинет из гостиницы ещё легче, чем устроил в номер, и что тогда делать? Ночевать на вокзале? Или идти к овощному рынку и продаваться тем же черноусым за ночлег?
— Я умираю с голодухи, генерал, — нашлась она, на что перевести разговор, — и если мне не дадут сейчас хотя бы чаю, опись вам выдадут вместе с телом уже из морга.
— Виноват, сейчас исправлюсь. — Вячеслав Кириллович позвонил в ресторан, распорядился приготовить и доставить в номер «приличный» завтрак на троих, потом, вальяжно развалившись в кресле, оглядел Любу с интересом, будто только что увидел. — А тебе пойдёт быть генеральшей! Представляю вас вместе. Он такой кубарик, ты — вся, как струнка. Появитесь где вместе — все глаза будут ваши. Но вот это ты зря допустила. — Он снова как бы раздвинул пальцами ворот её платья. — Юрке это не понравится.