А Саша делает, как может
Шрифт:
— Лорд Энгельберт, принц Азалийский и его супруга леди Александра! — рявкнул над моим ухом дворецкий, и мне захотелось ухо прочистить. Сдержалась.
В зале установилась гробовая тишина.
— С левой ноги — и — и раз! — прошипел супруг.
Шагнули слаженно и одновременно — будто сутки тренировались. Идем торжественно — будто к алтарю. Ковровая дорожка под ноги стелется. Я смотрю прямо перед собой, краем глаза замечая и складочки на дорожке, и волны, внезапно возникающие под ногами. Ха! Играли мы в такие игры! Я ведь не просто так в своей спальне торчала, готовясь к балу. Я нянюшку терзала. И она дала
Так, доплыли до возвышения в дальней стороне зала. Полукруглое нечто, отдаленно напоминающее небольшую сцену в фойе клуба. На возвышении — два одинаковых кресла. Не трон, но близко. У кресел высокие спинки, обитые бархатом. Сине-серебристо-сиреневым. Красиво. И перед креслами — ковер такого цвета с серебряной окантовкой. Стекает по ступенькам, полукругом охватывая возвышение.
На возвышение взошли, по команде повернулись к зрителям. Четко, слаженно — будто месяц репетировали.
— Да мы на одной волне, муж, — хмыкнула я, не разжимая зубов.
— Вам повезло, леди, — так же ответил супруг, и прокашлялся, готовясь обратиться с речью к народу, выстроившемуся перед нами.
— «Держи лицо, Сашка, — подумала я, рассматривая замерших в передних рядах юных эльфиек. — Как-никак, тут готовилась битва за сердце и прочий ливер Энгельберта, а повезло тебе. Мстить будут, не иначе. Эх, где ты, мой драгоценный Гришенька?! Сейчас взял бы — и спас сестрицу».
— «Гришеньки нет, — хмыкнул в моей голове чей-то совершенно посторонний глас. — Я за него. Тебя в обиду не дам, Александра, не дрейфь»!
— «Стрег? Это ты, великий и всемогущий?»
— «Есть сомнения? Кто еще может прийти на помощь маленькой землянке?»
Я слегка пожала плечами, представив себе лицо «Борея».
— «Забегал часом ранее, — сообщила Стрегу. — Назвался Бореем, обещал стать родной матерью, заботиться и беречь».
— «Борей, говоришь? Нет, это Зейн, Южный, озорник и хулиган. Но может быть жестким. С ним осторожнее будь».
Буду, куда ж я с подводной лодки-то.
— «Ух, ты, какой тебе забавный кулончик на шейку навесили. И маячок, и прослушка, и даже запись можно сделать. До чего магия дошла! А мы ее вот так. О, и на венце маячок! Страхуется твой благоверный»….
Стрег явно что-то химичил с моими украшениями — я чувствовала на своей шее теплые прикосновения. Потом и в волосах забегали чьи-то проворные пальцы.
— «Как-то так, — удовлетворенно сообщил Стрег, закончив возиться с венцом. — Маячки приглушил, прослушку убрал. Запись отключил. Повеселимся, девочка»!
— Позвольте представить вам леди Александру, мою супругу, принцессу Азалийскую!
Что там по этикету полагается? Убью принца!
Слегка приседаю, обозначая приветствие. Не более того. Аленка называла это «комплимент» — типа, «мне приятно вас видеть, дорогие зрители».
Энгель облегченно выдыхает. Убью. С особой жестокостью.
Делает знак —
Первый зачет сдан.
И тут народ ожил. Буквально выстроились в очередь. Отцы семейств важно шествуют, таща за собой в кильватере семейство. Представляются сами, представляют своих жен и наследников. Особое внимание уделяется дочкам. Преподносят дары.
А вот тут засада. Никто ж не знал, что принц с супругой заявится в свои владения. Даров-то мне и не приготовили. Урон чести, господа! Причем, не моей, а великого и прекрасного! Энгельберта, если кто не понял.
Кошусь глазом на супруга. Сидит, багровеет потихоньку. Так тебе, не будешь без должной подготовки жениться!
Дары преподносятся в раскрытом виде. Шелка, драгоценные камни, ювелирка, ковры, посуда золотая, серебряная, медная. Фарфор эльфийский — почти прозрачные чайные сервизы с изящной росписью. Травка-муравка, цветочки — лепесточки. Красота неимоверная. Все это демонстрируется принцу и окружающим. Хвастаются ушастые, друг перед другом выхваляются.
Генри все это принимает и на специальный стол возле нашего лобного места укладывает.
Все заняты, всем весело. Одна я сижу, скучаю. И только тут до меня дошло, что супруга-то я еще не рассмотрела. Нет, узнаю я его в любой толпе, но ведь описать надо! Чтобы потом в мемуарах не перепутать с тем же Генри.
Итак, что мы имеем.
Высокий он. Я со своим метром с кепкой, да еще в прыжке с табуретки как раз мужу до подбородка. Благо, туфельки с каблучками, а то мужу пришлось бы меня в кармане носить. Что еще…. Плечи. Плечи, как и положено молодому мужчине, широкие. Не косая сажень, конечно, но и не два метра сухостоя. Фигура атлета, правда, без ярко выраженных мышц. Не Геракл, чай. На личико тоже ничего. Ушки длинные такие, кверху заостренные. Волосы золотистые, на мои похожи, только прямые и длинные, до мадам Сижу. Или у мужчин мсье Сижу? Неважно. Глаза…. Глаза вытянутые к вискам, довольно большие, сине-зеленые. Нет, никаких сапфиров и изумрудов. Обычные глаза, только разрез не совсем человеческий. Хотя…. Людей я пока не видела здесь. Что еще? Нос прямой, губы как губы. И где такие эльфы водятся, от одного взгляда на которых у девушек пальчики поджимаются, мурашки соревнования устраивают, а бабочки в обморок падают?
— «В книжках, душа моя, — хмыкает в голове Стрег, — В ваших романах для больших девочек. В мирах эльфы красавцы, конечно, особенно по сравнению с гномами, но все же не стопроцентные идеалы».
— «Кому-то и Баба Яга красавица, — прищурила я левый глаз. — Лешему там, или Водяному. Да и Иваны иной раз в бабках души не чают. А идеалы — они на то и идеалы, чтобы было к чему стремиться. Скоро они закончатся? Я к креслу приросла уже».
— Буквально сейчас, — ответил Стрег. Шепотом. На ушко. Не поняла!
— Лорд Стрегойский к Его Высочеству Энгельберту! — рявкнул от двери дворецкий, пристукнув своим посохом с серебряным навершием.
Публика в недоумении обернулась к двери, явно не в силах сообразить — кто оно такое — лорд Стрегойский. Даже Энгельберт напрягся. Генри, только что принявший из рук маркиза Энвиля здоровенный моток каких-то лоскутов, удивленно поднял бровь. Ага. Не знают они Стрегойского. И в гербовнике о нем никто не писал, и в новостях не сообщал. Ну-ка, ну-ка, посмотрим….