"А се грехи злые, смертные..": любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.).
Шрифт:
Воз[з]рим же таперь, какие перемены учинила в нас нужная, но, может быть, излишняя перемена Петром Великим11, и как от оные пороки зачали вкрадыват[ь]ся в души наши, даже как царствование от царствования они час от часу вместе со сластолюбием возрастая, дошли до такой степени, как выше о них упомянул. Сие сочинит купно историю правлений и пороков.
Петр Великий, подражая чужестранным народам, не токмо тщился ввести познание наук, искусств и ремесл, военное порядочное устроение, торговлю и приличнейшие узаконения в свое государство, также старался ввести и таковую людскость, сообщение и великолепие, в коем ему сперва Лефорт натвер-дил, а потом которое и сам он усмотрел. Среди нужных установлений законодательства, учреждения войск и арти[л]лерии не мен[ь]ше он прилагал намерение являющиеся ему грубые древние нравы смягчить. Повелел он бороды брить, отменил старинные русские одеяния и вместо длинных платьев заставил мужчин немецкие кафтаны носить, а женщин вместо телогреи — бостроги, юбки, шлафроки и самары, вместо
Колико сам государь ни держался древней простоты нравов в своей одежде, так что кроме простых кафтанов и мундиров никогда богатых не нашивал и токмо для коронации императрицы Екатерины Алексеевны, своей супруги, сделал голубой гро-детуровый кафтан с серебряным шитьем, да сказывают еще, [что] у него был другой кафтан дикой с золотым шитьем, не знаю для какого знатного же случая сделанный. Протчее все было так просто, что и беднейший человек ныне того носить не станет. Как видно по оставшимся] его одеждам, которые хранятся в Кунсткамере при Императорской академии наук. Манжет он не любил и не нашивал, яко свидетельствуют его потре-ты; богатых экипажей не имел, но обыкновенно езжал в городах в одноколке, а в дал[ь]нем пути — в качалке. Множества служителей и придворных у него не было, но были у него денщики, и даже караулу, окроме как полковника гвардии, не имел. Однако, при такой, собственно, особы его простоте хотел он, чтобы подданные его некоторое великолепие имели. Я думаю, что сей великий государь, которой ничего без дал[ь]новидности не делал, имел себе в предмет, чтоб великолепием и роскошью подданных побудить [взять в дело] торговлю, фабрики и ремес-лы, быв уверен, что при жизни его излишнее великолепие и сластолюбие не утвердит престола своего при царском дворе. И тако мы находим, что он побуждал некоторое великолепие в платьях, как видим мы, что во время торжественного входу, после взятия Азовского, генерал-адмирал Лефорт шел в красном кафтане с галунами по швам, и другие генералы также богатые кафтаны имели, ибо тогда генералы мундиров не нашивали. Богатые люди из первосановников его двора или которые благодеяниями его были обогащены, как Трубецкие, Шереметев и Меншиков; в торжественные дни уже старалис[ь] богатые иметь платья. Парчи и галуны стали как у жен, так и у мужей во употреблении, и хотя не часто таковые платья надевали, моды хотя долго продолжалис[ь], однако они были, и по достатку своему оные уже их чаще, нежели при прежних обычаях, делали.
Вместо саней и верховой езды и вместо колымаг, не терпящих украшений, появились] уже кареты и коляски, началис[ь] уже цуги, которых до того не знали, и приличные украшения к сим экипажам. Служители [были] переодеты на немецкий манер — не в разноцветных платьях стали наряжат[ь]ся, но каждый по гербу своему или по изволению делал им ливреи, а офисьянты, которых тогда еще вес[ь]ма мало было, еще в разноцветных платьях ходили.
Касател[ь]но до внутреннего житья, хотя сам государь довольствовался с&мою простою пищею, однако он ввел уже во употребление прежде не знаемые в России напитки, которые предпочтител[ь]но другим пивал. То есть вместо водки домашней, сиженной из простого вина, водку го[л]лан[д]скую анисовую, которая прик&зной называлась]. И вины: эрмитаж и венгерское, до того не знаемые в России.
Подражали сему его и вел[ь]можи, и те, которые близки были ко двору, да и в с&мом деле, надлежало им
Однако, хотя сам [государь] не любил и не имел времени при дворе своем делать пиршества, то оставил [он] сие любимцу своему князю Меншикову, который часто оные как в торжественные дни, так и для чужестранных министров с великим великолепием по тогдашнему времени чинил. Имел для сего великий дом, не токмо на то время, но и в нынешнее, ибо в оной после Кадетский сухопутный корпус был помещен, и слыхал я, что часто государь, видя из дворца своего торжество и пиршество в доме его любимца, чувствовал удовольствие. Говоря: «Вот как Данилыч веселится». Р&вно ему подражая, так и быв обязаны самими своими чинами, другие первосановники империи также имели открытые столы, как генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин, генерал-фел[ьд]маршал граф Борис Петрович Шереметев, канцлер граф Гаврила Иванович Головкин и боярин Тихон Никитич Стрешнев, которому, поелику он оставался первым правителем империи во время отсутствия в чужие края императора Петра Великого, на стол и деревни были даны12.
Сим знатным людям и низшие, подражая, уже во многих домах открытые столы завелись, и столы не такие, как были старинные, то есть что токмо произведения домо[у]стройства употреблялис [ь], но уже сгаралис[ь] чужестранными приправами придать вкус доброте мяс и рыб. И конечно, в таком народе, в коем странноприимство сочиняло всегда отличную добродетель, не трудно было ввестись в обычай таковых открытых столов употребление; что, соединяясь и с собственным удовольствием общества, и с лучшим вкусом кушанья, противу старинного, самим удовольствием утверждалось].
Не неприятель был Петр Великой честному обществу, но хотел, чтобы оно безубыточно каждому было. Он учредил ассамблеи, на которые в назначенные дни множество собирались]. Но сим ассамблеям предписал печатными листами правила, что должно на стол поставлять и как принимать приезжих. Сим упреждая и излишнюю роскошь, и тягость высших себе принимать. Ибо общество не в обжирании и опивании состоит, и не может оно быть приятно, где нет равности. Сам часто государь присутствовал в сих ассамблеях и строго наблюдал, дабы предписанное исполнялос[ь].
Но слабы были сии преграды, когда вкус, естественное сластолюбие и роскош стараются поставленную преграду разрушить и где неравность чинов и надежда получить что от вел[ь]мож истребляют равность. В присутствии государевом учиненные им предписания сохранялись] в ассамблеях, но в простом житье роскош и унижение утверждали свои корни.
И подлинно мы видим, что тогда зачали уже многие дома упадать, и упадающие ожидать от милости государской и от за-щшцения вел[ь]мож своего подкрепления. Из первых знатных домов мне случалос[ь] слышать о [б] упадшем доме князя Ивана Васильевича Одоевского, которого дом был на Тверской, тот самой, который после сего был Василья Федоровича Салтыкова, потом Строганова, а ныне за князем Алексеем Борисовичем Голицыным состоит, [что] в приходе у Спаса. Сей князь Одоевской неумеренным своим сластолюбием так разорился, что, продав все деревни, оставил себе некоторое число служителей, которые были музыканты, и сии, ходя в разные места играть и получая плату, тем остальное время жизни его содержали. Воистину при древней простоте нравов музыканты не нашли бы довол[ь]но в упражнении своем прибыли, чтобы и себя, и господина своего содержать.
Я сказал о сем князе Одоевском, яко о разорившемся человеке, но и многие другие, естли не в разорение от сей перемены жизни пришли, но по крайней мере чу[в]ствовали немалую нужду. Дабы умолчать о прочих, Борис Петрович Шереметев, фельдмаршал, именитый своими делами, обогащенный милос-тию монаршею, принужден, однако, был вперед государево жалованье забирать и с долгом сим скончался, яко свидетельствует самая его духовная. И после смерти жена его подавала пис[ь]мо государю, что она от исков и других убытков пришла в разоренье.
Переменившийся таким образом род жизни вначале [у] первосановников государства, а в подражании им и [у] других дворян, и [привел к тому, что] расходы достигши до такой степени, что стали доходы превозвышать; начали люди наиболее привязываться к государю и к вел[ь]можам, яко ко источникам богатства и награждений. Страшус[ь] я, чтобы кто не сказал, что по крайней мере сие добро произвело, что люди наиболее к государю стали привязыват[ь]ся. Несть, сия привязанность несть благо, ибо она не точно к особе государской была, но к собственным своим пол[ь]зам; привязанность] сия учинилас[ь] не привязанностью верных подданных, любящих государя и его честь и соображающих все с пол[ь]зою [для] государства, но привязанностью рабов наемщиков, жертвующих всё своим выгодам и обманывающих лестным усердием своего государя.