"А се грехи злые, смертные..": любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.).

Пушкарева Наталья Львовна

Сербское гражданское право предписывало семьям наказывать детей, которые занимались добрачным сексом¹³⁹. Родителей понуждали подавать добрый пример своим детям: они сами должны были избегать непристойных и богохульных речей, не занимались бы гомосексуализмом, сношениями с животными и мастурбацией¹⁴⁰. Хозяева соответственно отвечали за обучение своих рабов нормам христианского брака и соблюдение ими норм сексуальной морали. И если рабы предавались воспрещенному сексу из-за того, что хозяева не позаботились об устройстве их браков, такие хозяева могли быть отлучены от Церкви¹⁴¹.

В качестве дополнительного свидетельства враждебного отношения общества к сексуальному использованию детей выступает тот факт, что лишь немногие церковные деятели устанавливали умеренные епитимьи за это нарушение¹⁴². Взрослый, имевший сношение с несовершеннолетней девочкой (иными словами, если ей было меньше двенадцати лет), подлежал наложению двенадцатилетней епитимьи¹⁴³. Гомосексуальное

надругательство над несовершеннолетним мальчиком приравнивалось к изнасилованию трехлетней девочки¹⁴⁴. Однако сексуальная активность, не переходящая в непосредственные сношения, особенно среди самйх детей, не вызывала и намека на подобное противодействие; считалось, будто дети не ведают, что творят. В ответ на вопрос относительно приемлемости мастурбации среди детей епископ Нифонт заявил, что нет причин для озабоченности в этом плане относительно мальчиков моложе десяти лет. Его гораздо в большей степени заботила мастурбация среди девочек, поскольку те могли прорвать девственную плеву и тем разрушить физический признак девственности¹⁴⁵.

Православные славянские священнослужители относились в целом достаточно снисходительно к сексуальным приключениям юных холостяков при условии, что те ограничивались соответствующими партнерами. Один из авторов предлагал сокращать епитимью за нарушение девственности вдвое, если кающийся был молод и неженат¹⁴⁶. Епископ Нифонт не ожидал полного воздержания от молодых, которых он делил на три категории: тех, кто полностью воздерживался от блуда; тех, кто хоть как-то старался сдерживать себя; и тех, кто вообще почти не воздерживался. Согласно его распоряжениям, каждой из этих групп следовало разрешать участие в церковных обрядах и позволять причащаться¹⁴⁷. Холостяку незачем было давать клятву воздерживаться в будущем, чтобы быть допущенным к исповеди, покаянию и причастию. Для него было достаточно признать собственную слабость и прислушиваться к поучениям священника, наставлявшего, как уберечься от греха¹⁴⁸. Нифонт полагал, что неженатые молодые люди не в состоянии воздерживаться от секса даже в период религиозных празднеств. «Холостякам следует принимать причастие на Пасху, - писал он, -если им удается сохранить чистоту во время великого поста. И если они даже когда и согрешили, то следует удостовериться, не случилось ли это с замужней женщиной и не произошло ли ка-кого-либо еще великого зла, и убедиться, что на самом деле они стремятся к добру»¹⁴⁹. Другие авторы оказывались менее снисходительными и требовали от холостяков, чтобы те воздерживались от блуда, по крайней мере, во время великого поста, если они хотели быть допущенными к причастию на Пасху¹⁵⁰. Поскольку изначально считалось, будто бы молодые люди регулярно предаются блуду, священнослужители полагали необходимым устанавливать для них период предсвадебного воздержания, как правило, продолжительностью в сорок дней, хотя приемлемыми считались сроки и в пятьдесят, а то и в восемьдесят дней¹⁵¹.

Церковные деятели варьировали епитимийные сроки для неженатых мужчин в зависимости от семейного положения и сексуального опыта партнерши. Выбор в качестве любовницы замужней женщины или монахини считался наихудшим. Теоретически срок епитимьи за связь с замужней женщиной должен был бы составлять пятнадцать лет согласно правилам святого Василия. На деле же большинство славянских норм предусматривали для данной конкретной ситуации гораздо более низкие сроки. Самая продолжительная епитимья равнялась девяти годам и также предусматривала сто земных поклонов в день, причем налагалась она лишь в тех случаях, когда холостой мужчина делал чужую жену беременной¹⁵². В противном случае епитимья находилась в пределах от шести лет и пятиста земных поклонов вплоть до двух недель (причем срок епитимьи мог быть продлен до восьми недель, если грех совершился во время великого поста)¹⁵³. Некоторые авторы значительно увеличивали епитимийные сроки, если холостяк грешил сразу со многими замужними женщинами, а не ограничивался одной-двумя¹⁵⁴. А один из авторов не прощал даже единичного грехопадения с замужней женщиной, приравнивая его к убийству¹⁵⁵.

Незамужняя девушка в глазах ряда священнослужителей была немногим лучше; обесчестить девственницу было все равно, что совершить изнасилование, даже если наличествовало ее согласие. Продолжительность епитимьи при этом составляла целых девять лет¹⁵⁶. Другие священнослужители не разделяли этой озабоченности нарушением девственной чистоты. Правила святого Василия предусматривали за блуд семилетнюю епитимью в виде недопущения к причастию. Славянские авторы предпочитали более краткие, однако более насыщенные епитимьи, основывавшиеся на правилах святого Иоанна Постника. Менее длительные епитимьи находились в пределах от одного до трех лет поста в сопровождении от ста до двухсот земных поклонов в день¹⁵⁷. Один из авторов проявил значительную строгость, по крайней мере, на начальном этапе исполнения наказания: позволялась лишь одна еда в супси и предписывалось воздержание от мяса, молока, рыбы, орехов и спиртного три дня в неделю на протяжении первых сорока дней епитимьи¹⁵⁸. Если мужчина и женщина в браке не состояли, епитимья была короче: от шести недель до трех лет в зависимости от числа нарушений¹⁵⁹. Полный семилетний срок налагался лишь тогда, когда прихожанин упорствовал в своем прегрешении, или тогда, когда блуд был

лишь одним из множества грехов¹⁶⁰.

Давая определение блуда, священнослужители зачисляли вдов и девиц в одну и ту же категорию и налагали на них одинаковые епитимьи¹⁶¹. Связь со вдовой имела, однако, свои отличия по сравнению с девушкой. Мужчину нельзя было обвинить в том, что он якобы «обесчестил» вдову, ибо та уже не была девственницей, а ее родители были не в состоянии оказать давление с целью принуждения мужчины к браку, ибо вдова была вольна совершать свой собственный выбор применительно к повторному браку. Более того, сама вдова могла с осторожностью относиться к самой мысли о втором замужестве; ведь если она соглашалась на это, то лишалась как имущества покойного мужа, так и права опеки над детьми. Живший в семнадцатом веке митрополит Нижегородский Павел был далеко не единственным среди священнослужителей, кто осуждал вдов за внебрачное сожительство с мужчинами. Чтобы отбить охоту к подобным предприятиям, митрополит налагал штраф на каждого из нарушителей в размере двух рублей, то есть вдвое больше, чем сбор за вступление в повторный брак¹⁶².

Совсем по-иному рассматривались связи с разведенными женщинами. Фактически они всё еще были замужем, и потому мужчины, имевшие с ними сексуальные отношения, становились прелюбодеями. В то время как церковные деятели возражали против браков с разведенными женщинами, они тем не менее хранили молчание по поводу греховности связи с ними без благословения со стороны священнослужителей. Разведенная женщина воспринималась как нечто вроде случайного сексуального партнера наподобие любой одинокой и недевственной женщины. Более того, сексуальная активность с ее стороны была вещью вполне предсказуемой; в конце концов, обычным оправданием развода являлась именно женская неверность. И стоило только женщине оказаться отвергнутой, как у нее почти не оставалось способов содержать себя иначе, чем при помощи церковной благотворительности и занятий проституцией.

Проститутка могла восприниматься как наилучший выбор по сравнению с любой другой свободной и незамужней женщиной. В целом славянская церковная литература не делала различия между проституткой и замужней женщиной, спавшей добровольно с посторонним мужчиной и при этом не рассчитывающей на материальную выгоду. Церковнославянским термином, обозначавшим обе эти категории женщин, было слово «блудница», и епитимия не зависела от того, переходили ли деньги из рук в руки или нет. Лишь по контексту можно было отличить один тип блудницы от другого. Немногие нормы церковного права упоминали проституцию. Раздел синтагмы, где речь шла о поиске продажных женщин («о блудницепадших»), занимал менее страницы. Выдержки из византийского гражданского законодательства, приводимые под вышеуказанным заголовком, скорее имели отношение к прелюбодейству, конкубинату, статусу незаконных детей, чем собственно к проституции. Из всех приводимых в этом разделе законоположений только одно, статья 86 постановления Шестого экуменического собора, касалось на самом деле проституции, причем косвенно: священнослужителям и мирянам воспрещалось содержать дом&, пользующиеся дурной славой¹⁶³. Регулирование проституции стало соответственно делом гражданского законодательства как предмет, имеющий отношение к общественному порядку и благопристойности¹⁶⁴.

Византийская церковная литература считала нужным отметить, что проституткой женщина становится исключительно из-за нужды и лишений¹⁶⁵, однако гораздо чаще проститутка являлась предметом осуждения ввиду тяги к телесным наслаждениям. Но даже если это и так, спасение проституток от греховного существования становилось излюбленной темой православной церковной литературы, и эта симпатия к грешной женщине оказалась в конечном итоге перенесенной даже в нормы церковного права. «Если проститутка покидает дурной путь, кается и обещает более не следовать по унижающей ее стезе, но смиренно вступить на тропу целомудрия и тем самым очистить себя, то ее отец духовный должен благосклонно наложить на нее малую епитимью и причастить ее наравне с истинными христианами, с тем чтобы она смогла ступить на путь истинный точно так же, как Христос направил на путь истинный другую проститутку»¹⁶⁶. И всё же священнослужители с большой осторожностью относились к проституткам, обращавшимся с просьбой о принятии их в общины верующих. И если проститутки не давали обещания бросить свои занятия, то им следовало отказать¹⁶⁷.

Отношение православных славянских священнослужителей к проституции было не столь отрицательным, как можно было бы предположить, исходя из их антисексуальной ориентации в целом. В конце концов, если уж мужчины намеревались вступать в добрачные сексуальные отношения, то менее разрушительным для общества оказывался выбор таких партнеров, которые были заведомо не замужем и замуж выходить явно не собирались. И потому ряд покаянных уставов содержал лишь краткие епитимьи для неженатых мужчин, утешавшихся с проститутками: от двенадцати дней до двенадцати недель поста¹⁶⁸. Прочие нормы трактовали блуд с проституткой тем же самым образом, как и сношение с любой незамужней женщиной, будь то вдова или рабыня¹⁶⁹. Церковные деятели проявляли большую строгость, когда речь шла о женатом мужчине, и налагали суровую епитимью вплоть до шестнадцати лет недопущения к причастию. Столь же нетерпимо они относились к длительным отношениям с проституткой. Мужчина, который, вопреки предупреждениям, держал проститутку у себя в доме, мог бьтть отлучен от Церкви. Согласно нормам, связанным с проституцией, наказание налагалось только на тех, кто был вовлечен в грех непосредственно, а именно на проститутку и ее клиента¹⁷⁰.