… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Небольшого роста, в мальчишеской стрижке, с грудями от «Playboy».
Она была хороша по всякому, но фирменное её достоинство это – минет.
А ещё она буквально теряла голову от прикосновения к её соскам.
Счастливый дар природы – и ей хорошо и тебе тоже.
Помимо физиологических проблем – наследия советской школы – у меня с Ирой порою возникали непримиримые идеологические разногласия.
В институте устроили субботник. Наш курс в Графском парке сгребал опавшие листья в большущие кучи и мы с Игорем Рекуном
После перевода «Челюстей» я знал, что сжигание листьев на открытом воздухе это преступление против земной атмосферы; там есть эпизод на эту тему, но разве тут что-то докажешь?
– Сергей, не ломайся! Все так делают. Мы не в Америке.
С волками жить – по волчьи выть. Когда Графский парк утонул в белом дыме, мы разошлись.
Возле Старого корпуса я увидел девушку в спортивке. Она меня сразу чем-то привлекла.
Даже не знаю чем. Широкая белая косынка на шее, в большой чёрный горошек, это понятно. Но не только ведь этим. И не кедами же.
Подхожу ближе – ё-моё! – так это же Ира!
И я до того расчувствовался, что сразу рассказал, как только что в неё заново влюбился.
– Ты не знал, что это я и – влюбился?
– Да! Представляешь?
– Как ты мог!
– Так в тебя же…
– Ты не знал, что это я!
– Да пойми же, раз это оказалась ты, значит у меня нет шансов полюбить другую. Могу только тебя.
– Раз ты только что не меня полюбил, то сможешь и ещё!
– Кого ещё? Разве не ясно, что других как ты нет?
– Ты ничего не понимаешь!
– Хорошо. Так мне в тебя влюбляться нельзя?
– Нет!
– Никогда?
– Нет!
Замкнутый круг. Люби меня, но не влюбляйся.
А она хороша в спортивке, так классно движется…
( … при всех потугах выпятить себя как некую помесь записного Казановы с утончённым аристократом духа, я, в сущности, являюсь классическим примером лоха.
Почему? Слишком простодушен и чересчур падок на новизну…)
Стоило услыхать от Илюши Липеса незнакомое слово «волы», и я увязался за ним как цуцик.
– Ну, что? Пойдёшь к волам?
«Волы» мне представлялись чем-то, типа, бесплатных гетер без комплексов, а оказались те же девушки, каких и в общаге в'aлом. А у одной из волиц день рождения.
И вот теперь эта полутёмная большая комната в доме древней застройки и мы в ней общим кругом, типа, веселимся, типа, танцуем быстрый.
Оно мне надо?
Потом лягу с какой-нибудь на одну из двух кроватей, она меня будет потчевать открытым верхом, закрытым низом и говорить:
– Не мучай ни меня, ни себя.
От этой тоски воловьей вышел я в коридор и позвонил Ире, ещё раз объясниться, что я её люблю.
Лох-сентименталист.
А она сразу:
– Это что
Обычно я ей из будки в вестибюле общаги звоню. Та почти звуконепроницаемая – в застеклённом отсеке тамбура.
По полчаса говорим. Совершенно ни о чём. Просто люблю слушать её голос.
Она там слово скажет, а я тут умлеваю.
– Да, так, в одном месте, потом скажу, не телефонный разговор. Я люблю тебя. Пока.
( … тогда все знали, что телефоны прослушиваются, так что фраза «не телефонный разговор» исключала дальнейшие расспросы…)
Ну, а потом пришлось гнать парашу, будто в Нежин заехал знакомый наркодилер, попросил проводить его на блат-хату, от которой у него адрес имелся, так что музыка звучала по поводу высокого гостя, а я сразу же и ушёл.
Такое наплёл, что и на уши не налезет. Надо очень захотеть, чтоб такому поверить.
Хотя, может, и поверила после тех икон.
Ах, да, иконы…
Мне сказали меня Вирич к себе зовёт, я и пошёл.
Он на зимних каникулах отдыхал в Карпатах и вместе с лыжами одну ногу поломал, потому сам не ходит – загипсованный.
Он с женой-студенткой в городе на квартире жил.
Когда она на кухню вышла, Вирич и завёл свой монолог про грязную длинную руку сионизма, что тянется за нашим культурным достоянием и духовным наследием.
Это всё к тому, что у Илюши Липеса в общаге под кроватью в портфеле три, не то четыре православные иконы. Где-то сельскую церковь бомбанули, а он теперь хочет их толкнуть как редкий антиквариат. Разве такое можно допустить?
Если б не гипс, Вирич не допустил бы, чтоб наши святыни…
Короче, могу я бомбануть их обратно и восстановить историческую справедливость?
( … насчёт разности религиозных конфессий это он зря старался.
В Зевса, или там Посейдона, я б ещё мог поверить, а все теперешние боги у меня особых симпатий не вызывают; но что характерно – в атеизм я тоже не верю.
А вот с просьбой бомбануть, это он по адресу. Нет проблем. Мне ведь что скажут, я и делаю…)
Дождался когда все утром на занятия уйдут. Ногой в запертую дверь саданул – замок сразу выскочил.
Всё точно: под койкой портфель, в портфеле иконы.
Вот у них нюх у этих сербов, даже в третьем поколении.
Портфель я оставил, а иконы вынес в отсек умывальника. Примерно такие, как у бабы Кати висела, только доски побольше.
А в умывальнике меня уже чёрный дипломат дожидался, куда я их аккуратной стопочкой сложил. И тут прочувствовал справедливость поговорки «курей воровал».
– Чё это у тебя руки так дрожат? Курей воровал, что ли?
Пальцы просто ходуном ходили в неудержимом треморе.