… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Кстати, Гриша тоже был женат и имел двух детей; мальчиков.
А больничный на три дня, за острое респираторное заболевание, ОРЗ, я мог и без Гриши получать.
Позади Старого корпуса стояло одноэтажное зданьице – институтский медпункт.
Перед занятиями приходишь, тебе дают градусник и, если есть температура, получи ОРЗ и гуляй три дня.
Только нужно ещё зайти в свою группу и предупредить старосту, чтобы в журнале пометки «absent» не писала, всё равно через три дня справку
Двойка, как специалист биологии рассказал, что при напряжении мышц температура вокруг них повышается. А подмышкой мышцы есть.
Засунув туда градусник, я начинаю их сокращать и расслаблять под одеждой, пока старшая медсестра по прозвищу Пилюля не скажет:
– Хватит уже.
У меня постоянно получалось не меньше 37.3.
Пилюля очень удивлялась отчего я так часто хвораю, или иммунитета нет?
Впоследствии она разозлилась и стала мне по два градусника выдавать, по одному для каждой подмышки.
Так разница составляла всего одну десятую: 37.3 и 37.2 – всё равно ОРЗ.
И тогда Пилюля озверела:
– Хватит! Раз так – вот тебе направление, иди ложись в городскую больницу.
Но и я не пошёл на попятную, отправился в больницу и пролежал там полторы недели; за ни за что, фактически, из чистой принципиальности.
При всём при этом, не нужно сбрасывать со счетов и моё основное занятие – учёбу.
Я отсиживал практические занятия, иногда посещал общие лекции, сдавал зачёты и экзамены.
И кроме того я занимался самообразованием.
На втором курсе мне посчастливилось встретить «Конармию» и «Одесские рассказы» Ивана Бабеля.
Он убедил меня: что и после революции в России остались писатели, а не одни только Шолоховы-Проскурины-Марковы.
На третьем, в институтской читалке я обнаружил журналы с «Мастером и Маргаритой» Булгакова. Он меня потряс.
На четвёртом курсе нескончаемые, как течение Нила, «Иосиф и его братья» ходили со мной на лекции.
И это не считая обычного чтива, что, не имея отношения к моему образованию, просто заполняло время.
Скажем, прошёл по общаге слушок: Ефремов! «Таис Афинская»! Потолок! Вершина и предел мечтаний!
Илюша Липес дал мне эту гетеру на два дня; пришлось даже, когда отключат в комнатах свет, выходить в коридор и читать под светильником у окна, между дверей в умывальник и мужской туалет.
Запахнувшись в чёрный кожух и с голыми ногами, я сидел там на стуле, потому что лень одеваться, если перед этим лежал под одеялом койки.
А что такого? На пляже не бывали?
Но при всём
Красочно, конечно, но лубки и литература не одно и то же.
Вот только наперёд не знаешь: где найдёшь, где потеряешь.
Когда я там, у тёмного замёрзшего окна, читал описание древнего ритуального празднества, участники которого бегали средь ночи нагишом, то у меня опять случилось видение.
Всего на секунду, но я оказался в тёмной греческой ночи и бежал совершенно нагой под чёрными деревьями и большими влажными звёздами.
Но тут же – щёлк! – и снова в кожухе на стуле под лампой дневного света и серый бетонный пол уходит во мглу коридора спящей общаги, но я всё ещё отчётливо помню те два шага-прыжка за ту долю секунды, а кожа всё ещё ощущает холодок от бега в ночи далёкого прошлого.
( … ну? Что тут будешь делать?
А делай как все – отмахнись, забудь и живи дальше.
Но книжка сама по себе всё равно – нудятина…)
Точно также и лекции: теорграмматика, теорфонетика, научный коммунизм, эстетика…
Хотя лекторов я, отчасти, даже и понимаю; им ведь и самим пришлось всё эту херню заучивать.
Теперь, на основании перенесённых мук, на нас, студентах, вымещают неудовлетворённость несправедливым устройством жизни.
Приходи ко мне в перинхму,
Позиготимся чуток…
По настоящему, мне всего одна лекция понравилась теоретическая… грамматика?.. фонетика?.. вобщем, Скнар нам её читал.
Фамилия у него такая, а сам неплохой мужик. Когда я в горбольницу ложился, он мне «Тихого американца» дал с собою, на английском языке.
В одиночку мне б там трудно пришлось – сосед по палате до того громко храпел, что аж оконные занавески пузырились.
Перед той лекцией я на выходной в Конотопе зашёл к Ляльке. Его дома не было, только брат, Рабентус. Он меня подогрел.
Такой травы я ещё не видал. Типа, тонкие сухие скелетики веточек. И такого прихода, как от неё, тоже ещё никогда не получал.
На Рабентуса смотрю как через линзу: вверху и внизу узко, а середина растянута.
Он приметил, что у меня таскалово зашкаливает, посоветовал лицо из-под крана ополоснуть. Без толку.
Но помню, что надо в Нежин ехать. По дороге на вокзал я ещё к Игорю Рекуну зашёл, на проспекте Мира. Мамаша его:
– Как приятно познакомиться! Садитесь, покушайте на дорожку.