Абарат: Дни магии, ночи войны
Шрифт:
— Но этого не случилось.
— Нет. Прилив забрал их и принес сюда.
— В твоем исполнении это звучит абсолютно невинно.
— Но ты так не считаешь.
— Нет! Конечно же нет! Слушай, эта девочка — не невинная наблюдательница. Ты поймешь это, если взглянешь на нее свежим взглядом. Отстранись от своих нежных мыслей. Они ведь у тебя есть, не так ли?
Тлен отвел глаза и уставился в ядовитую яму.
— Отвечай, — резко произнесла старуха, словно полоснув
— Как у меня могут быть к ней какие-то нежные чувства? Я даже никогда не видел эту проклятую девчонку.
— Значит, ты не будешь против, если ее убьют?
— Конечно, нет.
— Не посылай своих слуг, или они кончат так же, как и Крест-Накрест. Помни, Живорез был хорош. Но она его все же достала.
— Несчастный случай, — проговорил Тлен.
— Может, и так.
— Ты пытаешься мне сказать, что эта девочка для нас угроза?
Бабуля Ветошь вздохнула, теряя терпение.
— Я хочу сказать, что она здесь не случайно.
— Но Море…
— Да, давай поговорим о море. Почему Изабелла отправилась в Иноземье? Потому, что кто-то ее позвал. И кто это был? Ведь не Мендельсон же Остов?
— Нет, конечно. Остов не способен на такую магию. Он был простой механик.
— А что насчет Хвата и его братьев? Они обучены магии?
— Сомневаюсь.
— И я тоже. Однако, Тлен, кто-то призвал море на Старый Берег. Кто это был?
— Не думаю, что здесь есть какая-то тайна, — сказал Тлен. — От дней Империи там остался маяк.
— Но ведь его зажгли, чтобы призвать море. И я еще раз спрашиваю — кто?
На этот раз Повелитель Полуночи не ответил. По крайней мере, не сразу. Подняв руку к воротнику, он постукивал по нему пальцами. Из тени выплыли кошмары и начали тереться длинными телами о стекло, словно ища у своего создателя поддержки, как он искал ее у них.
— Значит, мы возвращаемся к девочке, — произнес Тлен.
— А к кому же еще! — сказала старуха. Хотя Летео стоял на приличном расстоянии и из-за шума копей не слышал разговора, Бабуля Ветошь приблизилась к Тлену и говорила почти шепотом.
— Мы более уязвимы, чем мне представлялось, Тлен, и если Большой Суд Часов пронюхает, что мы замышляем, нас лишат всех званий, собственности и — будь у них такое настроение, — даже жизни.
В эту секунду Тлен испытал волнующий страх на грани извращенного удовольствия, и кошмары выбросили молнии, осветив его лицо насквозь до самых костей.
— Никто не посмеет, — сказал он.
— Думаешь, принцы — неприкасаемые? — Она вытащила из рукава одну из игл и поднесла к его лицу. — Помнишь, как это больно?
Кошмары оживились. Они помнили. И Тлен тоже. Разве можно забыть, как она тщательно зашивала ему губы, потому что он произнес слово «любовь»? И пока он был нем, в его душе пылала такая ярость,
— Хорошо, — сказал Тлен. — Я не неприкасаемый. Спасибо, что напомнила.
— Теперь нам надо избавиться от девчонки. Чем скорее она умрет, тем счастливее я буду. Ведь я знаю — ты живешь, чтобы сделать меня счастливой.
Тлен улыбнулся.
— Это точно.
— Но все должно оставаться в полной тайне.
— Разумеется. Я могу взять Летео. Он мне поможет.
— Предупреди его, — сказала Бабуля Ветошь, бросая на юношу косые взгляды, — что если он даст мне повод усомниться в его преданности, то не сможет положиться на твою защиту.
— Скажу, — ответил Тлен. — Ты говорила, девочка на Окалине?
— Так я слышала. Где-то в старом Сумеречном дворце. Но вряд ли она задержится там надолго. Так что поторопись, Тлен.
— Да, я потороплюсь.
— Хорошо.
Бабули Ветоши больше нечего было сказать, и она не собиралась тратить ценное время на любезности. Повернувшись спиной к внуку, она отправилась назад по тропе, ведущей вдоль копей, воткнув в рукав свою драгоценную иглу.
23. Сновидец — сновидцу
Когда Кэнди вышла из Кабинета Чудес, ее сердце все еще колотилось после увиденного и сделанного. Она села под дерево. Мягкий шум ветра в скрытых за туманом ветвях успокоил ее, и она могла, наконец, подумать о случившемся.
Тем временем Утиль забрался на дерево и уселся на ветвях, глядя на гостью с новой тревогой.
Она посмотрела на него.
— Все в порядке, — сказала Кэнди, пытаясь говорить уверенно. — Я не собираюсь сходить с ума или вроде того.
Сказав это, она вспомнила, как вместе с Шалопуто стояла в доке на Шлеме Орландо, и старик с косыми глазами указывал прямо на нее.
Они тебя запрут. Кажется, так он сказал. Они тебя запрут.
В этих словах крылась очередная загадка. Все было связано. То, что происходило здесь, на Паррото Паррото, эти предупреждения в доке — все они являлись фрагментами какой-то невероятной тайны.
— Я тебя пугаю? — спросила она Утиля.
Он тревожно улыбнулся, изогнув губы и обнажив розовые десна.
— Да, — сказала она. — Если это тебя успокоит, я и сама слегка себя боюсь.
— Хм, — палец Утиля проник глубоко в нос; его ковыряние сопровождалось довольным ворчанием. — То, что ты там совершила… — сказал он, — было невероятно.
— Я об этом не думала, — сказала Кэнди. — Просто делала то, что казалось… естественным.
— И это еще более невероятно.
— Наверное.
Утиль свесил голову.